Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."
Отечественные записки, учено-литературный журнал на 1840 год, издаваемый Андреем Краевским. Том III. СПб., в типографии А.Бородина и Комп.1840 Раздел VI «Библиографическая хроника» стр.8-10
Отдел: Русская Литература.
- Клад. Сочинение Александрова (Дуровой). Санкт-Петербург. В тип. Штаба Отдельного Корпуса Внутренней Стражи, 1840, в 12-ю д.л. 289 стр.
Думая пошутить, мы сказали правду, что неутомимое перо г.Александрова решительно хочет дарить публику по маленькому роману или по большой повести каждый месяц: вот уже третья повесть выходит в продолжении трех месяцев сряду. Дай-то Бог! а то, право, нечего читать – повторим мы. О прежних двух повестях г.Александрова читатели знают уже по нашим о них отзывам, а может быть они прочли и самые повести. Третья, ныне вышедшая повесть носит на себе все признаки близкого, внешнего и внутреннего родства с двумя первыми: тот же наружный вид книжки, та же запутанность содержания, та же, местами, увлекательность рассказа, и то же чистый, правильный, плавный, а местами и живой язык. Чего нет в этой повести! – Если рассказать ее содержание, — никто и читать ее не будет: так страшно оно. В самом деле, герои повести (их два) – страшные чудища: один красавец, но с таким ужасным голосом, которого содрогалась природа и пугался даже сам полковой командир, хотя страшный голос принадлежал простому обер-офицеру и притом его подчиненному; другой же – урод, но с таким прелестным голосом, которого, как пения райской птички, заслушивалась шеренга солдат. Оба чудовища были неразлучны, и если одного посылали, а другому поручали дело на месте, то хотя бы это дело требовало тридцати лет, он оканчивал его в три минуты, и притом отличнейшим образом, и летел соединится со своим другом. Эти штуки они доделывали даже и тогда, когда один был запираем в комнате за десятью замками, а другой находился за сто верст. как это делалось – не спрашивайте: это едва ли известно и самому г-ну Александрову. Впоследствии окажется, что оба чудища – родные братья, дети Татарина и Жидовки, внуки Татарина, страшного разбойника, вроде Рипальда-Ринальдини, который даже об обыкновенных предметах говорит надутым языком классических трагедий. Место действия — неприступное ущелье между скалами на берегах реки Камы, которые покрыты непроходимым лесом. Впрочем, кладу не оказывается на лицо, да и повесть вдруг оканчивается – ровно ничем, подобно тем большим рекам, которые обещают довести до моря, и вдруг скрываются в песках. Для любителей чудесного, вроде знаменитой покойницы прошлого века г-жи Анны Радклиф, — тут всего досаднее то, что автор опускает занавес в самом интересном месте, когда чудовищные герои готовы отыскать Татарина и Жидовку, своих дражайших родителей, и амфибию – свою родную сестру, которая была воспитана по-мужски и разбойничала не хуже своего свирепого дедушки. Но мы понимаем, почему талантливый автор не довел до вожделенного конца своей интересной повести: он сам не видел его возможности, благодаря неестественности вымысла. притом же и многочисленные нити, по причине своей многочисленности, так у него перепутались и образовали собою такой гордиев узел, что их можно было распутать только мечом Александра Македонского, — это и свершил очень удачно г.Александров. Мы думаем, что если б г.Александров решился вместо больших повестей в одну книжку, писать большие романы частей в двенадцать каждый, то читателей и почитателей нашлось бы у него множество, ибо для большинства читающего люда, многосложность и запутанность невозможных и несбыточных происшествий и похождений лучше всякого изящества, хотя бы оно представлялось в лице Вальтера Скота или Купера. А у г.Александрова было бы еще нечто и кроме этих качеств, — именно: хороший слог и увлекательность рассказа, которыми отличаются два эпизода в самом «Кладе»: семейная история Жида Иохая и семейная история Татарина Рашида, которые чрезвычайно интересны до тех пор, пока просты и естественны и пока не делаются необъяснимо – чудесными.