Из книги
"Белов В.Н. (Сост.). Очерки духовной и просветительской жизни
Елабуги и уезда (разное). Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского
Отделения Русского Географического Общества, 2016. – с.340"
ВЕВ, 1911, № 49, 8 декабря. Отдел неофициальный. Стр. 1039-1050
Всякое растение требует ухода за собою, и семена Божьего учения глохнут в неудобной почве. Мало посадить семя в землю, мало обратить человека в христианство: и там, и здесь, чтобы семя дало нужный плод, необходима наличность благоприятных условий для роста. История христианской проповеди среди инородцев России констатирует как раз обратное: в большинстве случаев только сеяли семя Божье, но никак не ухаживали за ним. В итоге: или «птицы позобаша е», или терпение задавило… Многочисленные отпадения последних десятилетий, преимущественно в магометанство, ярко иллюстрировали ошибки миссионеров. По статистическим сведениям, приведенным, между прочим, в St.-Peterburger Zeitung (№ 16, Январь 16, 1911 г.), в период времени с 17-го апреля1905 года к декабрю 1907 года отпало в Ислам 36299 человек в 14 епархиях Волжско-Уральского края и Западной Сибири. Факт, разумеется, не нуждается в комментариях. Мотивы этого отступнического движения среди инородцев надо искать, кроме исключительно внешней христианизации их, еще в усиленной пропаганде ислама за последнее время и отчасти в нездоровом влиянии тогдашнего смутного времени. Если не только русские, но и духовные лица переходили, или намеревались перейти в ислам (С.-Петербургские ведомости, 1910 г. № 266), то отпадения инородцев вполне понятны.
Вполне естественно, конечно, что такие печальные результаты миссии обратили на себя внимание миссионеров и заставили их подумать не только о распространении христианства между инородцами, но и, главным образом, об утверждении его. Вспомнили тогда и старую, но, к сожалению, так часто игнорируемую истину, что материнский язык в богослужении и проповеди – первый шаг к просвещению инородца. Поняли, что недостаточно записать в метрики новопросвещенного инородца и подыскать ему богатого крестного отца; что нужно сверх этого еще осторожно и настойчиво снимать с сердца инородца те нездоровые наслоения прежней веры, которые мы называем остатками язычества или магометанства, суевериями, нравами и обычаями, противными христианству и т.д., что необходимо помочь инородцу найти в своей душе ее природную чистоту, возвратить ей то состояние, которое соответствовало бы характеристике ее древним учителем Церкви, что она «по природе – христианка».
В нашей епархии было циркулярно поддержано Высшим Епархиальным Начальством стремление духовенства в его пастырской ревности изучить язык своих инородческих паств, чтобы и по отношению к инородцам своего прихода быть пастырем de facto. Во главе инородческой миссии было поставлено лицо, в некотором роде редкость, если принять во внимание знание им практически трех языков – черемисского, татарского и вотского, (на которых именно и говорят инородцы епархии) и теоретически арабского, так необходимого в полемике с мусульманами, главными врагами наших инородцев. Если вспомнить о тех 600 тысячах старокрещеных инородцев Вятской епархии, среди которых есть еще колеблющиеся в православной вере («Колокол», № 1446-й, январь 20, 1911 г.), то остается только радоваться и изучению инородческих языков и в высшей степени подходящему руководителю миссии.
Но знание языков, всякому известно, еще только половина дела, или даже только начало его. Плох тот солдат, имеющий оружие и не умеющий владеть им. Вериться, что труды духовенства на пользу инородцев не ограничатся только сдачей положенных экзаменов по инородческим языкам, но выразятся и в дальнейшей работе, предварительною ступенью к которой и служит это изучение языков, именно в утверждении христианства среди инородцев.
В настоящее время еще далеко не все инородческие приходы имеют духовенство, знающее их язык; даже среди крещеных татар сравнительно более счастливых в этом отношении, встречаются такие исключения. Есть деревни, которые годами не слышат даже богослужения на родном языке, не говоря уже о проповедях, религиозно-нравственных чтениях и беседах. Каждый поймет, какую громадную пользу в таком случае могут принесть этим приходам предлагаемые им участниками миссионерских экскурсий – богослужения на материнском языке, слова поучений, беседы на волнующие инородцев темы и т.п.
Случается нередко и так, что и знающий язык своей паствы пастырь не пользуется им для цели назидания и утверждения, или по отсутствию инициативы и неумению взяться за дело, или просто по своему нерадению. И в этом случае, миссионерская экскурсия как нельзя лучше помогает первым, показывая им на примере все, что можно сделать в пользу души инородца; а знакомя, далее, миссионера с постановкой дела в приходе, она открывает ему глаза и на деятельность вторых и, вообще, держит миссионера всегда в курсе дела. Я уже не говорю о том высоком подъеме религиозного чувства, которое является в инородцах в результате таких экскурсий. как в знойное лето долгожданный дождь освежает атмосферу и живит природу, так и впечатления от экскурсии желанной и ароматной волной вливаются в душу инородца, отвлекая его от будничных мыслей и дел, встряхивая его духовную природу и оставляя грустно-радостные следы в его сердце.
—————————
Исходным пунктом нашей нынешней, июньской экскурсии было село Елово, Елабужского уезда, — самое подходящее место для начала экскурсии. Еловский приход почти весь состоит из крещенных татар: из шести селений – четыре крещено-татарские, в самом селе русских сравнительно с крещенами очень незначительный процент. Сообразно этому, и священник и диакон здесь – крещеные татары, получившие образование в Казанской Центральной крещено-татарской школе. Здесь, как и в ближайших окрестных селах, еще живы традиции тех времен, когда сюда часто заглядывал и сам «Бячлей-атей», — о. Василий Тимофеев; здесь подвизались известные и дорогие сердцам инородцев миссионеры Филипп и Борис Гавриловы, большинство здешнего инородческого духовенства и учительского персонала – непосредственные ученики о. Тимофеева. Далее, здесь, только в Елове экскурсия могла найти нужных ей членов, так как ни в одном крещено-татарском приходе нашего уезда не было летом столько крещенской интеллигенции, как в Елове. Здесь жили в летнее вакационное время из крещеных татар: студент духовной академии и воспитанники духовной семинарии старшего класса – сыновья местного диакона; два слушателя Вятских инородческих курсов старшего класса; ученик духовного училища, готовящийся к поступлению на эти же курсы; окончивший Казанскую инородческую учительскую семинарию, ученик духовного училища и реалист – сыновья местного священника и пять – шесть учителей земских и церковно-приходских школ. За исключением некоторых учителей и малолетних учеников духовного училища, все эти лица вошли в состав экскурсии.
Епархиальный миссионер прибыл в Елово с Мамадышской пристани (13 верст) по «апостольски» — пешком и скромно остановился, было, в мирской избе, но был оттуда приглашен гостеприимным настоятелем к себе. Целый день был посвящен приготовлениям к экскурсии: распределяли обязанности, спевались, размечали стихиры, тропари, ирмосы, намечали список селений, в которые зайдет экскурсия и т.д. каждый запасся дорожным платьем, особенно обувью, годною к «пешему образу хождения». Последняя предусмотрительность оказалась излишней: при первой-же попытке привести в исполнение наше намерение идти пешком, мы потерпели фиаско. Услышав о сем, Верхне-Шурнякцы (Верхний Шурняк – «Шурняк баши» — первая деревня Еловского прихода, служением всенощного бдения в которой мы начали нашу экскурсию) пришли в крайнее удивление а затем и огорчение. Их философия никак не мирилась с мыслью, чтобы «сам о. миссионер» (миссиунир – атей) шел пешком целых 11 верст. Отвергнуть поданных ими лошадей – значило нанести им большую обиду и омрачить их праздник, и поэтому мы, имея еще в виду и экономию времени, уступили просьбам Верхне-Шурнякцев.
По отзывам жителей В.Шурняка, это было первое по своей торжественности богослужение в их деревне. Служил епархиальный миссионер с диаконом – слушателем миссионерских Вятских курсов – о. Аляшевым. Пред и после всенощного бдения, совершенного, разумеется на татарском языке, О. Глезденев обращался со словами увещания к многочисленной толпе собравшихся крещеных татар. Помимо общего наставления в христианском духе, проповедник особенно развивал мысль о необходимости скромного поведения для молодежи, которым, повидимому, последняя здесь не особенно отличается. Тихий июньский вечер, необозримое яровое поле, где шла всенощная, красивый вид окрестных сел и деревень, — все это увеличивало впечатление как от самой службы, так и от слов проповеди на родном языке.
На другой день утром, согласно нашему расписанию, была литургия в с.Елове. О количестве пришедшего народа, (преимущественно крещеных татар), можно судить по тому, что мне, например, с трудом удалось протискаться сквозь эту живую массу, совершенно заполнившую наш обширный, можно сказать, для села храм. В виду того, что в Елове остались еще некоторые противохристианские обычаи, от которых веет многовековой давностью, например, моление в лесу с кашей и т.п., о. миссионер обратился здесь к народу с горячим, убедительным словом по сему поводу. На эту же тему сказал проповедь (без тетрадки) и слушатель Вятских курсов, житель этого села, г. Волков. После литургии был крестный ход в поле и там молебен. Оставшимся временем до отъезда в следующее селение о. миссионер воспользовался для беседы с желающими услышать от него слова наставления крестьянами.
В 4 часа вечера мы были уже в деревне Айталан, этого же прихода, где был совершен молебен с водосвятием и произнесено слово о. Глезденевым против суеверий, которыми еще достаточно сильно грешат вообще крещенные татары.
Дальнейший наш путь лежал через мусульманскую деревню «Дюм-дюм». По предложению о. миссионера, мы прошли пешком через всю деревню, с обнаженными головами и пением на татарском языке священных песнопений. Ни один татарин не допустил себе чего-либо оскорбительного для нас: порядочная толпа высыпавшего на улицы народа совершенно серьезно внимала словам песнопений.
В 7 часов вечера началась всенощная в д. Шурняке, Умякского прихода. Священник Умякской церкви, о. П. Емельянов, инородческий миссионер по 2 округу Елабужского уезда, встретил экскурсию у въезда в деревню вместе с громадной толпой народа. Торжественным крестным ходом прошли мы по деревне в яровое поле – место богослужения. Здесь такая же обстановка, что и в В. Шурняке: импровизированный иконостас, возвышение, на нем стол и густое кольцо народа. Сослужил о. миссионеру диакон Умякской церкви, голос которого, — propos, очень подходит к характерным, гортанным звукам татарских ектений. Хорошую проповедь сказал здесь второй из бывших с нами слушателей инородческих курсов.
В этом Шурняке, как и во многих других окрестных деревнях, сильно развиты знахарство и ворожба; сметливые «курязяче», «предсказыватели судеб» эксплуатируют, хотя и понемногу, темную деревню. Одна такая «курязяче», пользующаяся известностью в этой деревне, волею судеб попала как-раз против проповедника, и надо было видеть ее смущение при звуках направленной к ней не подозревавшим ничего оратором речи. После всенощной о. Глезденев долго и красноречиво говорил о необходимости распространять и поддерживать Божий мир на земле, причем обращал внимание слушателей на тихую гармонию, разлитую в природе, (были чудные июньские сумерки), которая должна напоминать человеку, царю природы, о таковом же мире и в его душе и т.д., сравнивал современную жизнь с первохристианскими временами и, мимоходом, искусно знакомил слушателей с главными моментами св. истории. Уже поздно вечером мы прибыли в Умяк.
Приход Умякский, состоя из восьми селений, только в двух из них имеет жителями русских, остальные-же деревни – инородческие, при этом две – черемисские. Недалеко еще то время, когда в этом приходе провожали покойников с пением и игрою на скрипке, (напр. в дер. Черкасове), еще год только тому назад упало, сгнив, последнее дерево киреметя на Умякском поле и, думаю, и теперь каждая крещенка – хозяйка, начиная резать хлеб, не забывает произнести свое «псмялля» (измененное мусульманское «бисмилля» — во имя Бога). Благодаря настойчивым трудам бывшего здесь недавно священника – миссионера о. Стефана Емельянова, христианство здесь стало проникать и во внутрь инородца, отодвигая остатки язычества и мусульманства в область преданий. От энергичного и знающего преемника о. Стефана можно ожидать, что он закончит дело своего предшественника, этого, так любимого некогда здешними инородцами «Чтапан-атея».
Умякский храм своим тесным помещением, мрачностью и какой-то неуютностью внутри, даже как-то неприятно поражает взор после всех этих поместительных, чистеньких, даже, можно сказать, нарядных храмов этого округа. Можно только утешиться тем, что здешний неутомимый в своей энергии благочинный, ухитрившийся, несмотря на недостаток, или даже отсутствие средств, привести в такое блестящее состояние большинство храмов округа, обещал расширение и ремонт в недалеком будущем и Умякского храма.
В следующей деревне – Черемисский Куклюк (этого-же прихода) служили молебен на черемисском языке. Эти черемисы, конечно, никогда не слыхали богослужения на их языке, и оно явилось для них в высшей степени приятным сюрпризом. Согласно своему обычаю, они, увлекшись, так дружно и так усердно стали вторить предмолебному слову о.Глезденева, (разумеется, сказанного по-черемиски), что пришлось даже их останавливать. Мы, певчие, со своей задачей справились успешно.
Черемисы не отпускали нас, упрашивали служить всенощную, но, к сожалению, мы не могли удовлетворить их. насколько понравился черемисам как самый этот молебен, так и личность о. Глезденева, (как известно, их сородича) и проповеди сего последнего, можно судить хотя-бы потому, что они, уже раз привезши нас из Умяка, не позволили везти нас прибывшим сюда ямщикам следующей деревни, — повезли опять сами, желая по крайней мере в такой форме выразить наполнившие их сердца чувства благодарности. Это была первая и последняя черемисская деревня в нашей экскурсии; она не входила в наш маршрут, и только миссионерской ревности руководителя нашей экскурсии должна быть благодарна эта деревня за такой, без сомнения, яркий, но, к сожалению, непродолжительный луч в их религиозной жизни.
Дальнейшие две деревни – Нижний Куклюк и Атайзы – с чисто крещено-татарским населением. В первой мы служили молебен, и здесь распрощался с экскурсией, испросив благословения у о. миссионера, добровольно сопутствующий нам с самого начала экскурсии – диакон с.Елова. Здесь же вошли в состав экскурсии еще два учителя миссионерских школ, крещеные татары, один из коих Антонов уже почти 25 лет прослужил в миссионерской школе.
Атайзы (мещерякского прихода) встретили нас очень любезно. Красивая деревня, разряженные толпы народа на улицах, более чем подходящее место для богослужения, дивная погода с вечерней прохладой, сменившей невыносимо жаркий день – все это подбодрило нас, уже порядком уставших (четвертая по счету служба в этот день) и богослужение было проведено с тем-же подъемом духа, с таким же одушевлением, как и предыдущие службы.
Недавно в этом Мещеряковском приходе было открыто два штата, при нас еще был один священник – русский. В виду трехсоставности прихода (русские, крещеные татары и вотяки) было бы целесообразным назначить второго священника из крещеных татар, а диакона – вотяка. В Атайзах более чем где-либо сохранились остатки старины: по слухам, здесь живет еще даже обряд принесения в жертву раз в семь лет коровы. Мещеряковскому диакону (из крещеных татар), при всей его ревности к делу миссии, не под силу бороться с указанными недостатками, и священник – крещеный татарин — был бы здесь очень на месте. В таком же духе высказался, сколько помнится, и настоятель Мещеряковской церкви, кстати, очень участливо встретивший нашу экскурсию.
Далее пошли две вотские деревни, в которых мы, как и в черемисской, порадовали вотяков молебнами на вотском языке. И опять, четвертой службой в этот день была всенощная в деревне Ново-Гришкино, прихода с. Саралей, или, официально, Козьмодемьянского. Здесь уже началась глушь, та милая сердцу миссионера глушь, где еще наружная цивилизация не коснулась сердца инородца, где царят еще в семьях патриархальные нравы, где высокий кокошник и домашняя ткань одежд не сменилась еще платком и ситцем, где еще видна простая, детская вера в Бога. Прием, который встретили мы здесь, превзошел наши ожидания. Проживающий здесь курсист, ученик о. Глезденева, и учитель местной миссионерской школы много помогли нам в нашей задаче.
Потребность слова Божия в этой глуши очевидно так велика, что и о. миссионер и оба курсиста-проповедника были выслушаны с напряженным вниманием, и публика просила еще о наставлении. Уже после службы прибыл сюда, догоняя нас, один из священников Бемышевского завода этого уезда, миссионерский деятель среди вотяков. С его прибытием и вступлением в наши ряды вышеупомянутых курсиста и миссионерского учителя, экскурсия приняла вид очень внушительный, как по составу, так и по числу.
На следующее утро – молебен в дер. Брюшли, этого же прихода. Крестный ход по деревне показал нам, между прочим, ее огромную величину. Если принять во внимание предыдущую деревню этого прихода, Новогришкино, то существование таких громадных селений крещеных татар в Козьмодемьянском приходе необходимо требует, чтобы вторая священническая вакансия и в этом селе была замещена знающим татарский язык.
Но брюшлинцы и новогришкинцы все-таки счастливее в том отношении своих соседей – тогаевцев (дер. Тогаево, Гаринского прихода), т.к. в Козьмодемьянке дьяконское место занимает все же крещеный татарин, у последних же весь причт – и священник, и диакон, и псаломщик – из русских. Тогаево, кажется, исключительно крещено-татарская деревня Елабужского уезда, лишенная богослужения на родном языке. Надо было видеть, с каким усердием просили тогаевцы после молебна о. миссионера дать им пастыря – инородца. Бесспорно, что в Гарях, если не священник, то диакон из инородцев – необходим. Отслужив далее молебен в вотской деревне Мишкино, мы приехали к месту служения последней в нашей экскурсии всенощной – дер. Старогришкино (Иске бигляш аулы), Челнинского прихода. Не знаю, чем объяснить, но и ново- и старо-гришкинцы удивительный народ по своей религиозности. Несмотря на большое расстояние между их деревнями, они очень схожи между собою любовью ко всему церковному, старинным укладом жизни, своею простой, детской верой и какою-то вековой свежестью духа. Все эти качества, уже давно аттестовавшие гришкинцев с самой лучшей стороны среди прочих крещенцев и обнаружившиеся отчасти и в наше пребывание, были отмечены о. миссионером в его красноречивом слове к ним; констатируя этот факт некоторого преуспеяния их в религиозной жизни, о. миссионер призывал на дело их благословение Божье и убеждал совершенствоваться «от силы в силу». Духовный отец гришкинцев, свящ. П. Гаврилов (инородческий миссионер по 3 округу Елаб. уезда), отметив в своей вдохновенной, не лишенной даже некоторого изящества речи указанные предшествующим оратором успехи своей паствы, просил ее не успокаиваться на этой ступени, а неутомимо продолжать свое христианское дело. Хорошо пел здесь на крещено-татарском языке хор крестьянских мальчиков и девочек – воспитанников местного миссионерского училища. Труды их учителя и заведующего школой, организовавших это в высшей степени симпатичное дело, заслуживают всякой благодарности и поощрения.
На другой день богослужениями в с. Челнах и дер. Монайке мы окончили нашу экскурсию.
Перед отъездом на пристань Тихие горы вся экскурсия собралась в доме настоятеля с. Челнов, вышеупомянутого о. Гаврилова, чтобы в последний раз побеседовать на прощание. Согласно выраженному всеми желанию, был отслужен благодарственный молебен Господу за успешный конец благочестивого дела. Затем, за трапезой, любезно предложенной нам гостеприимным хозяином, о. Глезденев обратился к участникам экскурсии с прощальной речью, в которой он выразил благодарность экскурсантам за их труды в пользу миссионерского дела и надежду, что они и впредь не оставят своих темных братьев – инородцев своим руководством. По просьбе экскурсантов, о. Глезденеву отвечал речью пишущий сии строки. В этой речи были высказаны чувства благодарности и душевной признательности экскурсантов к своему руководителю, были отмечены любовь и великие труды последнего в пользу инородцев, отеческое, любовное отношение его к экскурсантам и т.д. Третий оратор, о. Гаврилов, указав в своем слове великое значение таких экскурсий, выразил надежду, что нынешняя экскурсия не будет последней, а ежегодно повторяясь, будет содействовать успеху великого дела миссии среди инородцев….
Н. Куглеев.