Метка: Вотяки

Из книги 
"Белов В.Н. (Сост.). Очерки духовной и просветительской жизни 
Елабуги и уезда (разное). Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского 
Отделения Русского Географического Общества, 2016. –  с.340"

ВЕВ, 1912, № 11, 15  марта. Отдел неофициальный. Стр.295-299

Вспомогательными средствами в религиозно-просветительской деятельности духовенства 3 благочиннического округа Елабужского уезда были распространение книг и брошюр религиозно-нравственного характра на инородческом языке и устройство миссионерской экскурсии. Сотрудником духовенства в первом был миссионер-книгоноша. Это крестьянин из инородцев – вотяков Алнашского прихода, довольно начитанный  и уже с многолетним опытом в деле проповеди среди своих сородичей.  Деятельность его определена особой инструкцией. по инструкции он должен посещать в приходах благочиния инородческие селения для бесед и притом должен распространять среди них инородческую литературу. Поездка его по приходам благочиния определяется каждый раз назначаемым ему маршрутом, с указанием времени. какое он должен провести в каждом приходе. По прибытии в село, он является к приходскому священнику и остается в его распоряжении то время, какое указано в маршруте. В каждом приходе посещает те селения, какие указаны будут приходским священником и, по его указанию, ведет беседы с инородцами как общие. так и семейные. За каждый день ведет дневник, с указанием, в каком селении был, о чем беседовал и сколько было слушателей. По объезде селений прихода, книгоноша является к священнику и показывает ему свой дневник, а священник о деятельности его, с указанием селений и числа бесед, произведенных им, записывает в выданную ему книгу. Деятельность книгоноши, по отзыву духовенства, весьма плодотворна. Инородцы с большим вниманием выслушивают его беседы и охотно собираются на них, так что число слушателей местами доходит до 300.

С миссионерскою же целью, летом 1911 года была предпринята, под руководством и личным наблюдением местного благочинного, экскурсия из состава духовенства округа. Население  в приходах  благочиния смешанное: русское и вотяки. Вотяки мало слыхали проповеди Слова Божия на своем родном языке, а богослужения никогда. Хотя многие из среды духовенства знают вотский язык и ведут беседы с инородцами, но не имеют достаточного навыка в миссионерском деле по креплению в умах инородцев сознания истинности и спасительности Христовой веры. Поэтому  из состава местного духовенства, знающего вотский язык, предположено было организовать миссионерскую экскурсию, которая должна была посетить приходы и некоторые селения инородческие для проповеди Слова Божия с совершением богослужения на родном языке инородцев. В состав экскурсии был приглашен, как опытный в деле миссии среди инородцев, помощник Епархиального миссионера Андреев, от которого все участники экскурсии могли бы поучиться в деле ведения миссионерских бесед. В организации экскурсии преследовалось несколько целей: 1) Преподать инородцам на родном их языке вполне цельное понятие о единой истиной и спасительной вере Христовой и поселить в сознании их необходимость жить согласно сей вере. Соответственно сей цели были заблаговременно распределены темы для поучений между участниками экскурсии.  2) Сплотить всех знающих инородческий язык членов духовенства округа между собой. в целях развития местной миссии в округе, и дать им возможность практически ознакомиться со всеми миссионерскими средствами, в целях большего воздействия Христианской проповеди на инородцев. 3) Выяснить. насколько удобопонятны богослужебные книги – переводы для вотяков применительно к местному наречию их. 4) ознакомить псаломщиков, знающих вотский язык, с пением церковных песнопений на вотском языке.

Для участия в пении при богослужениях был организован хор из псаломщиков, знающих вотский язык. По получении разрешения Его Превосходительства разослан был причтам благочиния маршрут с указанием приходов и селений, которые должна была посетить экскурсия. С 18 июня все участники экскурсии собрались в селе Алнашах, где целый день прошел в необходимых приготовлениях. В состав экскурсии, кроме местного благочинного и помощника Епархиального Миссионера, вошли священники: села Малой Воложки Стефан Ефимов и села Омги Иоанн Поздеев, диакон села Большой Пудги Кондрат Павлов, псаломщики: села Алнаш Василий Соколов, села Варзиатчей Георгий Васильев, села Троицкого запрещенный священник Иоанн Старков и учитель земской школы Прокопий Горохов, как руководитель пения. В состав экскурсии был взят и миссионер – книгоноша, как для практического ознакомления в ведении беседы, так и для распространения путем продажи инородческих книг и брошюр. 19 июня было совершено в селе Алнашах первое богослужение на вотском языке при громадном стечении инородцев. Литургию, как в Алнашах, так и в следующих селах совершали соборне при участии местных священников. Пред Литургией была всегда первая беседа, а за Литургией поучение после Евангелия, за причастным стихом – вторая беседа, которая длилась всегда не менее полутора часа. Если храм не вмещал всех слушателей, то вторая беседа во многих селах велась в церковной ограде. Торжественное совершение богослужения, стройное и приятное пение привлекали повсюду массу народа. Народ с глубоким вниманием прослушивал проповеди, не смотря на продолжительность богослужения с произношением проповедей, каковое обыкновенно кончалось около 2-х часов пополудни. После непродолжительного отдыха участники экскурсии обыкновенно в 4 часа пополудни отправлялись в следующий приход и по пути посещали обыкновенно два селения, где служили соборне молебны при участии приходского духовенства с произношением трех проповедей того же содержания, как и в храме. На служение молебна и на проповеди в каждом селении уходило времени около 3 часов. В попутных селениях (инородческих) обыкновенно собирался народ и из окрестных селений в огромном количестве, ждал даже до позднего вечера, так как обыкновенно во втором селении приходилось совершать богослужение и вести беседы до самой полночи. В следующее село участники экскурсии обыкновенно приезжали к началу утреннего богослужения. Следуя во всем ранее намеченной программе, экскурсия посетила за время с 18 по 25 июня следующие приходы: Алнашский, Варзиачинский, Омгинский, Троицкий, Александровский и Можгинский. Попутных селений посещено 13, совершено в них 10 молебнов и 3 всенощных бдения. Произнесено поучений: в храмах 18, в селениях 34.

Экскурсия оказала большое влияние на инородцев, о чем свидетельствует то глубокое внимание, какое проявили инородцы к самой проповеди и к участникам экскурсии. Повсюду инородцы высказывали искреннюю благодарность участникам экскурсии и с большой охотой провожали их на своих лошадях от селения до селения. Что Слово Божие затронуло душу инородцев, видно из того, что слышанная ими проповедь, по отзыву приходского духовенства, стала предметом суждения в инородческих селениях. Благотворное значение имели экскурсия и не только для инородцев. Сами участники ее приобрели необходимый навык в ведении миссионерских бесед и сознание великой пользы от экскурсии. В виду выражаемого повсюду инородцами желания и впредь посещать их, теперь уже считается необходимым и в будущем совершать миссионерские поездки. Приходскому духовенству, которое повсюду участвовало в богослужениях и проповеди в селениях, экскурсия на практике доказала, какое влияние имеет на инородцев проповедь на родном языке. Приходское духовенство также считает в настоящее время необходимым для развития миссии среди инородцев в каждом инородческом приходе при всех удобных случаях совершать богослужение в храме на  инородческом языке, а все совершаемые в инородческих селениях общественные богослужения совершать на этом языке обязательно. Участники экскурсии распределили между собою труд по переводу некоторых песнопений и молитв для служения молебнов на местный инородческий язык. Чтение богослужебных книг – переводов на вотском языке, а равно и пение церковных песнопений по-вотски, требует особого навыка даже для свободно говорящего по-вотски. В виду этого, для совершения богослужения в храме и в приходе необходимо всех псаломщиков и диаконов в инородческих приходах практически ознакомить с чтением и пением, чего можно бы лучше всего достигнуть устройством в благочинии хотя недельных курсов для подготовки псаломщиков и диаконов к чтению и пению по вотски, так как достигнуть этого в недельный срок вполне возможно. надеемся, что с помощью Божией и при дружном содействии приходского духовенства дело просвещения инородцев – вотяков в духе Православной Веры  пойдет в будущем более верным путем и даст благие результаты.

Из книги 
"Белов В.Н. (Сост.). Очерки духовной и просветительской жизни 
Елабуги и уезда (разное). Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского 
Отделения Русского Географического Общества, 2016. –  с.340"

ВЕВ, 1906, № 18, 4 мая. Отдел неофициальный. Стр.613-620       

Моленны австрийские существуют при каждом лжепопе. Имея внутреннее устройство и убранство вполне по форме православного храма, снаружи эти моленны представляют из себя вид простого жилого помещения. Лишь только в деревне Черной Светлянского прихода заготовляют уже лес и отвели место для постройки отдельного храма. У беспоповцев домашние моленны, неразрешенные правительством, почти в каждой более населенной старообрядцами деревне. Не представляя снаружи точно также ничего отличного от жилого помещения, моленны эти по внутреннему своему виду походят на православные часовни. В двух местах в деревне Черепанах Сарапульского уезда и в селе Серсаке Елабужского уезда – после издания указа 17 апреля разрешены к постройке беспоповские моленны. Кладбищ особых старообрядческих в Сарапульском и Елабужском уездах 10 разрешенных правительством и 12 — не разрешенных. В последнее время при свободе вероисповедания старообрядцы начали открыто совершать богослужение в своих моленнах, но через это весь сор, который ранее был не замечен для постороннего взгляда, таившийся в их моленнах, стал выноситься наружу; теперь видно стало, какие безобразия по временам творятся у старообрядцев в моленнах и как старообрядцы ранее лишь только лицемерно хвалились своим якобы «древлим благочестием». Посему от открытого совершения богослужения старообрядцами пока не заметно какого-нибудь производимого на православных соблазна. Иное значение моленны имеют для самих старообрядцев. Они их сплачивают в отдельные общины, а вследствие этого и миссии приходится считаться уже не с отдельными личностями, а с целым обществом.

17 апреля в истекшем году старообрядцам была дарована свобода исповедания. На первое время еще прежде издания этого манифеста в ожидании его, а потом после его издания, старообрядцы оживились, начали отказываться являться на беседы, ссылаясь на свободу, дарованную им. В конце мая месяца внезапно в Сарапульский уезд в с. Перевозную, по приглашению местных старообрядцев, явился даже беспоповский всероссийский начетчик спасовец Коновалов – слепец, и потребовал от местного священника  немедленно бесед с ним. Но это оживление старообрядцев продолжалось недолго. В настоящее время старообрядцы начинают понимать, что манифест 17 апреля отнял у них последнее и самое главное оправдание их общества. «Гонительные времена» ныне прошли, и беспоповцы потеряли сейчас антихриста, царствованием которого они более 200 лет  оправдывали свое положение без священства и таинств. Антихриста ранее видели они главным образом в гражданской власти, а ныне гражданская власть не только дала им свободу вероисповедания, но и наставники-то их ныне должны быть утверждаемы в звании наставников, т.е. получать самую санкцию наставников от гражданской же власти. У беспоповцев вводится теперь официально какое-то новое священство одночинное, священство простых наставников, поставляемых гражданскою властью – тою властью, которую они ранее считали антихристовою, взамен трехчинного, поставляемого чрез епископское рукоположение, священства. А где это было видно в истории церкви Христовой? – и в настоящее время беспоповцы говорят, что антихриста уже нет. Что предки их ошиблись, сказавши, что антихрист воцарился, и задумались в оправдании своего общества бех антихриста. Задумались и австрийцы. Священство их не по правилам церковным. Но ранее они говорили: «что же нам делать, если ныне гонительные времена  не дозволяют нам приобрести правильного по правилам церковным священства? а в гонительные времена не все бывает по правилам церковным». Ныне «гонительные времена» прошли. Извольте теперь бросить это священство, составленное не по правилам церковным, и составьте новое, но уже по правилам церковным, так как не в гонительные времена все должно быть по правилам церковным. Те же австрийцы прежде очень любили ставить православной церкви в вину, что она находится в подчинении государства – в руках обер-прокурорской власти. Ныне все австрийские лжепопы, наравне с наставниками всех прочих толков должны находиться в подчинении и руках ближайшей гражданской власти, которой они и должны быть споспешниками в проведении различных мер правительства по отношению к старообрядцам. А между тем православная церковь, которую они ранее обвиняли в потере «древляго благочестия», просит себе автономии, и ей снова обещается эта автономия, и она снова хочет жить во главе с патриархом, управляться соборами епископов и жить так, как жила она до Никона патриарха и во времена вселенских соборов. Есть над чем задуматься старообрядцам. И ныне, являясь на беседы, даже самые ярые из старообрядцев уже не стараются закричать беседу, сорвать ее, как бывало по временам прежде, но задают вопросы по большей части мирно, спокойно, часто даже с оговоркой, что они спрашивают о том или другом предмете не для того, чтобы оскорбить собеседника, но потому, что им хочется узнать, насколько правильно то или другое их мнение. Выразительны  слова беспоповского наставника Севастиана в деревне Ложкомоях Лыповского прихода. Наставник этот почти прежде всех явился на мою беседу и сперва отдельно, в особой комнате, а потом и на беседе спрашивал меня: «что нам делать? к вам идти – как-то не хочется, а если к вам не перейдешь, заставляют приписаться к гражданской власти, а это по нашему что-то не ладно. У вас будет собор. Мы на этот собор много надеемся. Сделайте нам какое-нибудь снисхождение на этом соборе, и мы вам сделаем и пойдем к вам». Поле для миссионерского делания среди старообрядцев ныне открыто широко. Если когда-то, особенно в настоящее время, старообрядцы более, чем когда-нибудь расположены к сближению с православной церковью. В случае упущения сего времени, наши старообрядцы могут уйти или по другой дороге, например, в сектантство, или будут искать себе новых способов защиты своего общества и новых обвинений против церкви. Без сомнения, и предстоящий собор русской церкви не оставит без внимания сих заблуждающихся и пойдет на встречу к сближению старообрядцев с православною церковию.

Полное соединение старообрядцев с православною церковью возможно только под условием всецелого разрешения им их обряда. Но здесь старообрядцы встречают на пути к соединению с православной церковью препятствие в клятвах соборов 1666-1667 г.г., за неправильное якобы наложение каковых на них церковь, по их мнению, сделалась безблагодатною и еретическою. Были разъяснения и со стороны Св. Синода и собора русских архипастырей в г.Казани, что клятвы наложены не на старые обряды и не за содержание их, но на противников церкви и за их дух противоречия, по которому они, не приемля некоторых новоисправленных обрядов и книг, в то же время нагло оболгали церковь, проповедуя, что церковь через изменения обрядов будто бы изменила и самую веру и ввела у себя ереси, и что  следовательно кто не содержит этих обрядов с таким духом, на таких лиц и клятвы не простираются. Но означенные разъяснения и остаются лишь только разъяснениями, потому что сделаны со стороны такой церковной власти, которая не может равняться по своему авторитету собору 1666-1667 г.г., на котором помимо русских епископов были представители и восточной церкви, а посему клятвы соборов 1666-1667 г.г. и постановления его попрежнему подвергаются со стороны старообрядцев ложным испретолкованиям. Между тем клятвы эти так или иначе, хотя от части, нельзя не относить и к так называемым старым обрядам, ибо противление собору 1666-1667 г.г. главным образом выражалось в том, что известная горсть противников церкви, во что бы то ни стало, не хотела принимать новых обрядов, а отстоять лишь свой старый обряд.

С другой стороны и те ограничения, которые высказаны в правилах единоверия относительно, например, того, кто может присоединиться к православной церкви на правах единоверия и пр. показывают, что русскою церковию так называемые старые обряды разрешены к употреблению лишь только как исключение из общего правила, которое не было сделано соборами 1666 – 1667 г.г. и отчасти как бы подтверждают вышеозначенное мнение. Самое слово «единоверие», присвоенное известного рода группе лиц, находящихся в общении с православною церковию, подает для многих мысль, что единоверцы не суть еще православные, а как бы что-то среднее между православием и старообрядчеством. Посему со стороны старообрядцев слышатся небезосновательны с этой стороны возражения, что у нас якобы две церкви: православная и какая-то еще единоверческая. Желательно: 1) чтобы предстоящий собор русской церкви пересмотрел деяния соборов 1666 – 1667 г.г., компетентно высказался о клятвах соборов 1666 – 1667 г.г. и также компетентно решил к употреблению так называемый старый обряд, как бы утвержден был к употреблению наш православный обряд соборами 1666 – 1667 г.г.; 2) чтобы, при разрешении к употреблению старого обряда соборною властию, когда единоверческий обряд сделается равноправным с общеупотребительным обрядом православной церкви, правила единоверия и деление православных на православных и единоверцев были отменены и присвоены единоверцам и их храмам общие наименования православных или по крайней мере «православных старообрядцев» и «православно-старообрядческих» с предоставлением права каждой церковной общине при единении в таинствах и во всем прочем выбирать себе обряд по своему желанию и усмотрению. 3) Наконец, в борьбе с расколом старообрядчества всегда приходится считаться с местными наставниками старообрядцев, которые без сомнения лично заинтересованы тем, чтобы их пасомые оставались при них и всегда стараются всячески парализовать влиянием миссии на их пасомых, а между тем наставники эти с изданием манифеста 17 апреля получают и о правительства особые права быть пастырями своих овец. Посему борьба с расколом старообрядчества будет иметь мало успеха, если не действовать миссии на самих наставников и через них уже и на все стадо. отсюда здесь желательна была бы и та мера, чтобы наставникам различных старообрядческих обществ была подаваема по возможности как можно более надежда, что если они подготовят свою  паству к сближению с православною церковию, то в случае присоединения своего со своею паствою к православной церкви они могут остаться пастырями своих овец и в православной церкви в священном сане православной церкви. От этой меры можно ожидать очень много пользы для миссии. В деревне Черепанах Петропавловского прихода про умного, начитанного и очень влиятельного на своих наставника Афанасия Черепанова местные старообрядцы ныне на беседе заявили: «если кто нас приведет куда, так это только Афанасий Элефантьевич, супротив него у нас еще не бывало наставника, а если уже он нас никуда не приведет, то мы навсегда останемся по старому». В деревне Черной Светлянского прихода австрийцы между собою, по словам православных, во время беседы переговаривались: «все говорят, что наше священство не законно, да не законно, так разрешите нам построить здесь храм – мы соберем по 25 руб. с души и поставьте нам нашего о.Григория (местного лжепопа) в священники, тогда незачем будет более к нам и ездить, так как сами говорите, что обряды ничего не значат».

В заключение всего я считаю необходимым поместить здесь еще отзыв самих старообрядцев о беседах протоиерея Крючкова с начетчиком Пермяковым в селе Серсаке в 1904 году. В деревне Ишене Васильевского прихода Елабужского уезда некоторые из старообрядцев заявили мне: «вот ты говоришь с нами просто, понятно, а были мы на беседах в селе Серсаке, когда беседовал там ваш Крючков и наш Пермяков. Ведь мы на беседе ничего не поняли. Поняли только то, что наш Пермяков все читал какого то Иеронима, а ваш-то вычитывал ему все же больше из патриарших книг». Подобные отзывы об этих беседах я слышал и в других местах, и, по моему мнению, эти отзывы учат нас, миссионеров, как побеждать начетчиков: нужно, выходит, побеждать их перед народом не массою своих собственных познаний, не искусственными приемами ораторского красноречия, а ясностию, наглядностию, общедоступностию речи, обоснованной на свидетельствах книг, действительно уважаемых старообрядцами. Этим, по моему мнению, объясняется и то, что приезд в наш край в истекшем году начетчика Коновалова почти ровно нисколько не отражается вредно для православия и миссии, хотя вступивший с ним в беседы священник и не был вполне подготовлен для бесед с такими начетчиками.

Из книги 
"Белов В.Н. (Сост.). Очерки духовной и просветительской жизни 
Елабуги и уезда (разное). Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского 
Отделения Русского Географического Общества, 2016. –  с.340"

ВЕВ, 1905, № 16, Августа 16-го. Отдел неофициальный. Стр.882-886.

Северо-западный край Елабужского уезда заселен по преимуществу инородцами вотяками. В религиозном отношении они представляют обычный тип инородца двоевера. Правда, в последнее время вотяки сознали, что двумя «формами», т.е. религиями жить нельзя, и с полною убежденностью в превосходстве христианства над религией отцов оставляют последнюю. Явление отрадное. Но в особенности решительно и быстро замечается падение умирающего язычества в селениях, где существует школа. Влияние ее на школьное поколение вне всякого сомнения, но и взрослые стараются – стремятся разобраться в своих религиозных воззрениях и спешат быть истинными чадами церкви. Да, школа является великой и надежной помощницей священнику в его миссионерских трудах по просвещению языческих иноверцев. Благодарение Богу, наш инородец стремится к свету; он почувствовал нужду в грамотности, он жаждет ее, теперь ее он не боится, а просит и ищет ее. Есть факты, которые лучше  всего показывают полное сознание инородцами того, как нужна им школа и что для этого они не жалеют и материальных средств. В Б. приходе есть дер. А., селение большое: более ста дворов. Жители исключительно вотяки. Резко отличаются в религиозном отношении обе половины деревни. Одна половина бросила все языческое, давно уклонилась от различных богомолений, искренне с глубоким чувством относится к православной церкви и ко всем ее уставам и обрядам. Пост строго соблюдается  даже в среду и пятницу. Прибытие священника с иконами в деревню составляет для жителей истинный праздник, они не работают в эти дни, тогда как другая половина легко приступает к работам. Как будто в другую деревню вступаешь, когда  иконы несут к ним. Тотчас же из всех домов выходят к иконам, неотступно переходят с ними из дома в дом; даже замужние женщины со своими дорогими ношами – младенцами считают долгом подходить к иконам. Молодые люди, которые учились в соседнем училище, тотчас же начинают петь общеупотребительные молитвы. Как бывает тогда и легко и отрадно! Забываешь все труды дня и радостное настроение наполняет твою душу… Семейные – дома, пред иконами горят свечки и даже теплятся лампадки, с благоговением прикладываются ко св. иконам и св. кресту. Одним  словом, во всем видно искреннее отношение  к христианству. Я не буду объяснять причины такого разделения в религиозном отношении. Скажу одно, что вотяки – христиане давно учат своих детей в соседней школе, а в другой половине нет ни одного ученика.  Естественно, что впечатления учеников, вынесенные ими из школы передались взрослым. Чтение книг в длинные зимние вечера прояснило сознание, открывало им новые мысли и вызывало известную критику в суждении их о своем житье – бытье. Даже известное отношение грамотных детей к религиозной стороне их отцов, конечно, не сочувственное, невольно вызывало охлаждение взрослых к религии отцов, а потом окончательное отпадение от нее. Я помню такой случай. Среди рассудительных и умных вотяков, которые оставили двоеверие и пошли в след Христа, жил один, по имени Иван. Узнав о его приверженности к старой «форме», я спросил его: «неужели ты все еще молишься по-вотски?». Он сознался в этом, но прибавил: «Скоро сын мой поспеет на третий год в школе (перейдет в III-е отделение), тогда он все будет объяснять и молитвы будет сказывать; тогда все брошу и буду жить по-русски». Очевидно, объяснение и рассказы сына на понятном для Ивана языке производят свое благотворное действие, и полное присоединение его к православной церкви не замедлит свершиться. Таким образом, школа ведет к истинному свету и делает вотяков истинными сынами св. прав. Церкви.

Для большинства жителей этой деревни заветным желанием было видеть школу в своей деревне. С первого года моего поступления в Б. приход А-зи просили меня похлопотать об открытии в их деревне школы. Зная, что земство скорее может открыть школу, если будет хорошее школьное здание, я посоветовал одному крестьянину построить школьное здание: оно скоро было выстроено. Но ходатайство об открытии школы в деревне А-зи на очередном земском собрании было отклонено. Очень опечалил А-цев этот отказ: сожаления искренние.  И почти в каждый мой приезд в эту деревню насущный вопрос о школе снова поднимался, снова раздаются прежние желания: «школу, школу нужно». Осталось одно: предложить обществу этой деревни, чтобы она приговором обязалась дать земству бесплатное помещение для училища, давать отопление  и сторожа, чтобы это обязательство было дано на срок не менее двух лет. Вопрос очень важный, принимая во внимание осторожность народа в расходовании общественных денег, которая граничит со скупостью. Только искреннее желание иметь школу взяло перевес над материальными расчетами, и на сходке почти единодушно согласились дать такой приговор, который и  был послан в управу. К сожалению, и в этот раз было отказано, что очень огорчило всех: расспросам и недоумениям по поводу такого неожиданного отказа не было конца. Что же оставалось делать? Познакомив более основательно некоторых авторитетных гласных нашего собрания с школьным вопросом в д.А., я снова просил А-цев написать приговор. Обстоятельства  в этот раз благоприятствовали. Благодаря стараниям одного землемера Сп., жители этой деревни отнеслись с замечательною готовностью и сочувствием к открытию в деревне библиотеки. Мы предложили сделать пожертвования на это доброе дело и тотчас же единодушно все согласились; составили приговор о пожертвовании 10-ти руб. общественных денег на библиотеку, а затем чуть не все стали жертвовать из своих средств, так что в пол часа подписали около 15 рублей, да потом еще некоторые из отсутствующих прибавили свои жертвы, в общем получилось чуть не 30 руб. Такая сумма на устройство библиотеки, собранная добровольными пожертвователями, подтверждает прежнюю мысль, что вотяк стремится, рвется к школе и книге, он жаждет грамотности. И в своем приговоре о пожертвовании известной суммы из общественного капитала они прибавили, что они просят открыть у них школу, а при   ней библиотеку. Не знаю, что повлияло на благоприятный исход возбуждаемого ими в течение трех лет вопроса о школе, но только  в прошедшую очередную сессию 1904 года школа в д. Ар. земством открыта. Я нарочно подробно описал историю открытия школы в вотской деревне, чтобы показать действительно народившуюся среди вотяков потребность в грамотности и искреннее желание иметь школу. Не на словах только они желают школу, а на деле; своими большими пожертвованиями они показывают, что школа им нужна. Такое «томление» о школе, такое желание света кажется для меня знаменательным явлением в жизни наших инородцев и отрадным фактом. Очевидно, они поняли и убедились, что с теми ничтожными запасами познаний, которые дальше собственного хозяйства не простираются, нельзя жить. Сама жизнь и повседневная практика подсказывают, что без грамотности жить нельзя.  Странно вотяку за свою темноту, вот почему он так и рвется к свету. И в добрый час! Ведь «школа путь к добру и свету, школа к истине ведет»… Дай Бог, чтобы наши язычествующие инородцы скорее пришли к одной истине, что «Иисус Христос есть Истинный Бог наш», — тогда и в наших инородческих приходах было бы одно царство, царство Христа, и было бы «едино стадо и Един Пастырь».

 

Св. И.Тр.

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

ВЕВ, отдел неофициальный. 1895, № 19, октября 1-го. Стр.800-805

У вотяков, как и у всех языческих народов, существует культ умерших. Умершие, по понятиям вотяков, живут в загробном мире в таких же в общем условиях, в каких жили на земле. Связь их с оставшимися в живых родственниками не прерывается, а принимает только несколько своеобразный характер. По  смерти человек получает большую силу и власть над живыми людьми: он может наслать болезнь на них и их скотину, наказать неурожаем и т.п. Чтобы избавиться от таких напастей, вотяк время от времени кормит умерших (в этом только и состоит поминовение) и тем задабривает их; тогда они сменяют гнев на милость и не прочь бывают облагодетельствовать здоровьем и богатством тех своих родственников, которые угощают их. Впрочем, не велика у вотяка надежда на благосклонность к нему умершего, а потому он считает за лучшее так поставить дело, чтобы покойник не нашел к нему дороги; таков смысл некоторых обрядов при выносе покойника из дома. Вообще вотяк умерших ставит, кажется, на одну доску с шайтанами. Так. например, обувая покойника в лапти, вотяки, против обыкновения, не перекрещивают веревок спереди ноги и говорят, что делают так «на шайтанскую форму». При поминовении покойников строго запрещается говорить: «осто, козма» — обычное выражение в вотских молитвах, которое крайне не любят и злые духи[1]. Характерно, наконец, в данном отношении, сопоставление слов шай (кладбище), шай-гу (могила), шай-пул (гробовая доска), шайтан (злой дух), очевидно, происходящих от одного корня. Обычай «поминать», т.е. кормить стариков, нисколько не противоречит вышеприведенному мнению: кормят же вотяки и сись-юись^,ев[2], которые несомненно суть злые духи.

Лишь только вотяк помрет, родственники его всеми мерами начинают заботиться, чтобы спровадить его скорее в могилу; один обряжает его, другой наскоро сколачивает гроб, соседи копают могилу, ни мало не заботясь о указанной законом глубине ее. Пока покойник в дому, никто из мужчин того дома не занимается обычными работами. Если, при всей своей торопливости, не успеют схоронить покойника до ночи, его оставляют в дому на ночь и всю ту ночь не спят. Хозяйка печет яйца и колобки, и ими в первый раз поминают умершего[3]. Домашние вотские поминки (кисьтон) всегда устраиваются таким образом. На стоящее у порога корытце, из которого обыкновенно кормят собак, ставят зажженную восковую свечу. Старший из мужиков подходит к корыту, льет в него кумышки и пива, крошит хлеба, яиц и т.п., причем обращается к умершим с такою речью:

«Чэкэ, пересьос, сиелэ, азяд мед усёз. Эн кжты-мыжты. Пудоез животэз дзеч возь. (На-те старики[4], ешьте, пусть упадет перед вами. Обиды нам не делайте. Скотину хорошо берегите).

Юэз нянез кучо-качо эн кельты (На полосах засеянных не оставляйте пустых мест).

Нылэз ниез-но дзеч воз (Детей хорошо берегите).

Азяд мед усёз ини, пересъёс (Пусть упадет пред вами, старики (Предлагаемая пища))».

Прочие члены семьи в это время сидят за столом и ужинают. Одна лишь собака внимательно следит за обрядом поминовения и дожидается, скоро-ли и до нее дойдет очередь поминать стариков. Действительно, вотяки на этот раз даже скликают с улицы собаку, если ее нет в избе, чтобы она подобрала накрошенное в корыто. Как с этим фактом мирится представление вотяков, что они своими поминовениями кормят умерших, положительно непостижимо.

Так как. по понятиям вотяков, люди после смерти живут в общем так же, как и до нее, то они стараются наложить в гроб всякой всячины, чтобы покойник не нуждался в загробном мире ни в чем и не беспокоил живых. Самого его наряжают в теплую одежду и в шапку, кроме того богатые кладут в гроб еще перемену белья и верхней одежды, кочетык – лапти плести, трубку с табаком; бабам кладут серебро, которое они носили на груди и на голове; девушкам умершим – много всякой одежды, так как умершие холостыми на том свете скорее посватаются за тех, кто захватил с собою приданного. Ребятам в рот кладут меду или масла.

Иные при выносе покойника из дома снимают с крюков дверь и прилаживают ее так, чтобы она отворялась не в ту сторону, как прежде. На дворе гроб ставят на обрубок и несколько раз повертывают его на нем. Все это делается для того, чтобы покойник не мог ориентироваться на новосельи и найти дорогу в старое жилище. Когда вынесут покойника из дома, в порог втыкают топор: так бы пусть и смертность пресеклась в этом доме. На кладбище прежде всего бросают в могилу мелкую медную монету, как плату земле (музъем дун) за место, занимаемое гробом. Засыпая гроб в могиле, приговаривают:

«Ым ныр вылад усеем сюез зарни по ахвесь мед луоз. Бер кылем семьядэ дзеч возь, секыт эн кар. (Земля, упавшая на рот и нос тебе, золотом и серебром была бы для тебя. Оставшуюся семью хорошенько береги, тяжело не делай ей).

Аракыдэ удалтытэ, сурдэ удалтытэ (Урожаю дай на кумышку и пиво тебе)».

На могилу бросают яиц и колобков и затем возвращаются домой, где и пируют с родственниками, поминаючи покойника. Поминают его еще в третью, седьмую, сороковую и годовую ночь (непременно ночью). При этих поминовениях кормят не только поминаемого покойника, а и других умерших, которые могут прийти в гости к нему. Последним бросают в окно колобок и просят удовольствоваться им и не отнимать угощения у того покойника, для которого  устроены поминки. Если помер кто-нибудь из взрослых, зимой (иногда через несколько годов после смерти) для него устраивают так называемый йыр пыд сётон (предложение головы и ног) или  йыр пыд сюаи (свадебное пиршество, по поводу предложения покойнику – головы и ног). Обряд этот состоит в том, что режут лошадь или корову и пируют со всеми родственниками, поминая покойника. Мальчишки в это время поют свадебные песни; ночью запрягают лошадей с колокольцами и бубенчиками и везут в лукошке ободранные ноги и голову зарезанной скотины в какое нибудь определенное место, где и выбрасывают все это. Менее состоятельные вотяки для этого обряда покупают на базаре только голову и ноги, а бедные и совсем не исполняют йыр пыд сюан^,а, хотя от него «старик там больно весела живет».

Если с вотяком случится какое-нибудь несчастье в дороге – захворает лошадь, сломается колесо и т.п., он сейчас догадывается, что это «старик поймал его» и тут же устраивает импровизированные поминки.

Все вотяки поминают стариков по домам перед Пасхой и Покровом. Кроме того, в конце августа, где-нибудь в логу поминают их целым обществом. На последние поминки (чэкаськон или уллань сиськон), устраиваемые обыкновенно в ненастный день, когда нельзя работать на поле, ходят только домохозяева; режут корову или лошадь (а в небольших деревнях – овечку), часть ее тут же крошат покойникам, а остальное делят поровну и едят с семейными.

 

Заканчивая свои очерки о религиозных представлениях вотяков и об обрядах, служащих выражением этих представлений, считаем нужным присовокупить следующее замечание. Елабужские некрещеные вотяки, находясь среди многочисленного христианского населения, в значительной степени утратили полноту и целостность своих языческих верований. Иные их обряды потеряли свой внутренний смысл, например, редкий из вотяков скажет что-нибудь определенное о боге Ахташе, хотя все приносят ему жертвы. Другие языческие обряды вотяки уподобляют христианским, напр. свои поминовения — священнодействиям над просфорами во время проскомидии и т.п. Некоторые, наконец, обряды совершенно забываются, напр. вышеописанные обряды при выносе покойника из дома многим вотякам неизвестны. Очевидно, язычество в наших краях на пути к своему упадку, если не в количественном, то в качественном отношении. Весьма желательно, чтобы скорее пришло то время, когда наши очерки, если и будут иметь какое-нибудь значение, то разве для одних только археологов и историков.

Священник Михаил Елабужский.   

[1] Вят. Еп. Вед. за 1894 г. № 20. Стр.651.

[2] Там же, стр.650.

[3] Поминать умерших по вотски бурэ ваины пересьосыз. Однажды только мне привелось услышать от вотяка характерное выражение «восяськиз атаезлы, анаезлы» — помолился он своим (умершим) отцу и матери.

[4] При этому умершие поминаются по именам.

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

ВЕВ Отдел неофициальный, 1895, № 15, Августа 1-го. Стр. 621-631

Вотские моления бывают общественные и частные. На общественные моления собираются в одно место или несколько деревень или же только жители одного селения. Первого рода общественные моления бывают после паровой пашни, не каждый год. Деревенские моления бывают обязательно не менее 8 раз в год: 1) на овсяном поле после сева. 2) на паровом поле перед паровой пашней (иногда после нее), 3) перед сенокосом на особом отгороженном месте, называемом луд, 4) осенью на молодой озими и 5) четыре раза в мирских шалашах. Кроме этих деревенских молений бывают и экстраординарные.

А. Жрецы

При жертвоприношении читает молитву на частных молениях сам домохозяин или старший женатый сын его; на напольных деревенских молениях – выборное обществом на данный только, единичный случай, лицо; наконец, при молениях многодеревенских, а также в луде и мирских шалашах – особое лицо (восясь), избираемое ворожецом (туно) на всю жизнь. В помощники восясю туно выбирает двух человек, один из которых называется купулкутысь (буквально – в пазухе держащий), а другой – тыр или тусьты-дуры-миськись (моющий чашки и ложки). Они прислугают восясю при молениях. процесс избрания ворожецом восяся и помощников ему довольно интересен. Вот рассказ одного вотяка о том, как в его деревне туно выбирал жрецов.

«Мы ходили молиться в мирской шалаш в соседнюю деревню; потом пожелали построить свой шалаш. Пригласили из Сарапульского уезда за 15 рублей туно указать место для шалаша и выбрать восяся и помощников ему. Когда туно приехал, все собрались в тот дом, где он остановился. Туно встал пред столом, на котором стояла чашка с водой, и стал смотреть в нее. Долго смотрел, потом сказал: «не могу увидать, кого Бог выбирает вав в восяси; придется верно помучиться мне сильно; перевяжите меня по животу полотенцем и стягивайте, насколько хватает у вас сил». Мы так и сделали, он скоро упал навзничь и лежал в обмороке с полчаса. Мы испугались и все стали на колени. Очнувшись, он пригласил желающих разогнуть ему пальцы в кулаке. но из подходивших никто не мог сделать этого. Тогда он сам вызвал из толпы троих по именам. Первый подошел, разогнул указательный палец и был назначен восясем; второй и третий разогнувшие следующие пальцы, были назначены кунул-кутысем и тыром. После этого туно встал, потребовал себе вина и стал пить и пировать».

Кроме выбора жрецов, на обязанности туно лежит еще  отвод, в случае нужды, места для общественного моления. Для этой цели туно носит с собою саблю (палаш), которой и очерчивает новое место для моления. Занимается, наконец, туно лечением посредством наговоров и ворожбой. Ворожит он часто весьма удачно, что объясняется кажется тем, что у него есть чуть ли не в каждой деревне агенты.

Туно утверждает, что с ним часто беседует Бог. Многие вотяки верят этому. Другие напротив, уверены, что ему открывает все шайтан. Но все вообще, если не уважают, то по крайней мере боятся его, и редкий решается ослушаться его советов. Насколько велик его авторитет в дикой вотской среде, показывает следующий факт. Одному вотяку туно сказал: «если хочешь разбогатеть, сожги сначала свой дом». Вотяк, после продолжительного колебания, действительно поджег свой дом, а с ним сгорело еще домов десять.

От туно нужно отличать пельляськись^,я  (буквально – дующий, шептун), который занимается только лечением разного рода средствами.

Б. Моления нескольких деревень в одном месте

Когда вспашут пар, старики нескольких деревень собираются и решают, когда быть общественному богомолению. После этого совета начинают собирать пожертвования на покупку жертвенных животных. В означенный день где-нибудь в перелеску, на веселом месте[1] собираются жители ближайших деревень, без различия пола и возраста. Каждая хозяйка несет хлеб, масла, иные еще – мед. Раскладывают костер и все подходят к нему. Впереди всех в шапке стоит одетый в белую одежду восясь, лицом на юговосток, и читает молитву. Вот эта молитва в русском переводе:

«Боже, услышь нас, молимся Тебе. Сохрани нас в добром счастии, жить бы нам в непрерывном довольстве. Обереги от злых людей, от болезни, от мора. Дай богатства великому Царю подати платить. Дай мне детей, стояли бы они кругом меня, женил бы я их и выдавал замуж. Дай мне скотины полон двор, полно поле; сохрани ее от хищных зверей, от ям и оврагов. Посеянный хлеб родился бы сам 30, 60, и 90 соломою, налился  бы, как ягода, созрел бы, как золото и серебро, (настолько густой,) чтобы белка бегала по нему. Сохрани его от червяка. Дай теплого и мягкого дождя. Ливень и бурю пронеси мимо, пролей над лесом. Во время жатвы было бы у меня семьи по числу соломинок на полосе. Поставить бы мне сноп возле снопа, а на гумне – скирду возле скирды. Во время молотьбы таскать бы мне хлеб в амбар не через (узкие) двери, а прямо через крышу. Имеющие уши слышали бы про мое богатство, и имеющие глаза видели бы его. Сохрани нас, Боже, на лоне твоем (кунулад – за пазухой), под крылом твоим. Воззри оком твоим и на нас и малое моление наше прими за большое. Аминь!»[2]

Во время чтения молитвы восясь по временам снимает шапку, и кланяясь, говорит: «аминь!». Стоящий позади народ кланяется вместе с ним. особый выбранный от общества распорядитель наблюдает за этим;  кто зазевается и не отвесит положенного поклона, тех он тычками приглашает к благоговению; вырывает изо рта трубки у тех, которые не нашли нужным расстаться с этим вотским удовольствием даже во время молитвы. Молодеж часто шалит и бросает сзади чем-нибудь в шапки молящихся. Когда восясь читает молитву, в это время кто-нибудь режет жеребенка, которого кладут головой также на юго-восток. Кровь выпускают в чашку, и часть ее восясь выливает на костер (тыла)[3]. После этого каждый домохозяин подходит к костру, берет частицу хлеба, масла, меду, а также кусочек мяса и все это бросает в огонь. Оставшееся мясо варят и едят. После жеребенка с такими же обрядами «молят» гуся, который дает, по понятиям вотяков, узду жеребенку. Затем приносят в жертву телку. Этих трех животных приносят в жертву Кылчин-Иньмару[4]. Моление завершается принесением в жертву Му-кылчиню черного быка. При жертвоприношении Му-кылчиню жертвенные части бросают не в огонь, а в вырытую яму; в другую яму кладут отбросы от жертвы – кости и т.п. Обе ямы заваливают землею и закрывают чем-нибудь тяжелым, чтобы собаки не разрыли их и не оставили Му-кылчиня без обеда.

Общественное богомоление продолжается несколько дней и ночей подряд. Собственно говоря, молятся очень мало; все же остальное время угощаются, пируют. Молодежь играет, поет песни, распутничает почти без всякого стеснения.

Ранее, при общественных богомолениях, вотяки приносили в жертву даже людей. сами вотяки утверждают, что «старики людей молили». Ныне варварский обычай этот исчез. По крайней мере существование его среди елабужских вотяков нельзя подтвердить никакими доказательствами; даже народная молва, так щедрая на вымыслы и преувеличения, ничего не говорит об этом.

В. Деревенские общественные моления.

Напольные деревенские моления почти ничем не отличаются от вышеописанных молений в одном месте нескольких деревень. Главная особенность этих молений была указана выше, именно: молитву при жертвоприношении читает не восясь, а выборное обществом на единичный данный случай лицо.

1) После яровой пашни приносят в жертву Кылчинь-иньмару на поле телку или двух овец.

2) Пред паровой пашней приносят в жертву на поле ему-же жеребенка, гуся и телку, и Му-кылчиню – черного быка.

3) На молодой озими приносят в жертву Му-кылчиню черного быка. На это богомолье ходят только домохозяева – мужчины; если хозяйствует в доме женщина (вдова при малых детях), то допускается и она. Жертвенным мясом при этом молении позволяется кормить только своих однодеревенцев.

4) Пред сенокосом мужчины молятся Кереметю в особом, огороженном месте, называемом луд; приносят в жертву овцу; молитву читает восясь. Хлеб на это моление приносят всегда пресный.

5) Моления Вож-шуду существенно отличаются от вышеписанных молений. Общественные моления ему совершаются в мирских шалашах (будзим квала). Шалаш – это четырехстенное строение без пола и потолка с небольшим отверстием в крыше для прохода дыма. Дверь из мирского шалаша всегда обращена на юг; наблюдается также  при постройке его, чтобы вблизи текла на юг река или ручей. среди шалаша подвешивается на железном крюке котел, а под ним разводится огонь, на который и бросают жертвенные части. В мирском шалаше молятся четыре раза в год, и каждое моление имеет особое название: сызил-юон[5] — осенний праздник; называется осенним, хотя и совершается зимою, между Николиным днем и Крещением; вэй-юон – масляничный праздник, акашка-юон – пасхальный праздник и гужем-юон – летний праздник, после Петрова дня.

Когда старики решат, в какой день начать праздник, жители деревни сносят к восясю нужную для жертвы провизию. В назначенный день, после обеда, иногда поздним вечером, восясь приносит в шалаш каравай хлеба, говядину, бурак пива и бутылку кумышки (или вина) и ставит все это на стол, стоящий посреди шалаша и покрытый скатертью и ветками (зимою еловыми ветками, пасхой – вербовыми, а летом – березовыми). Вместе с восясем приходят в шалаш все, кто пожелает помолиться с ним. Сначала восясь берет хлеб с говядиной и, оборотившись лицом на север, читает молитву, поднимая и опуская слегка хлеб в руках. Молитва иногда прерывается словами «омин», причем восясь и все присутствующие кланяются. Прочитавши молитву, восясь часть хлеба и говядины бросает в огонь, а остальное кладет на полку, покрытую как и стол, ветвями. Затем берет чашку, наливает в нее кумышки и пива и читает ту же молитву. В третий раз молится с одним только пивом в руках, в четвертый – с одной кумышкой и наконец в пятый – с пустыми руками, причем  молитву заканчивает словами: «до следующего праздника терпи теперь, Вожшуд!». Иные вотяки приносят в мирской шалаш только что заколотых животных и отливают часть крови на огонь, при чем восясь молится:

— Кабыл басьты, Будзим Иньву. Сыче мурт чэж кузмаз. Сёт солы тазалык, эн виситы ини. (Прими моление, великий Иньву. Этот человек пожертвовал (примерно) утку. Дай ему здоровья, не насылай уже болезни.).

Ныне, без кумышки охотников молиться в мирском шалаша стало мало, и восясю иногда приходится подолгу дожидаться, пока соберется хотя немного народу.

7) В иной год, безразлично – летом или зимою, собираются всей деревней молиться Ахташу, приносят в жертву обыкновенно гуся. Определенного места для моления Ахташу не бывает.

8) Наконец, бывают еще непредвиденные деревенские моления. В одно прекрасное утро какой-нибудь старик или туно заявляет: «мне во сне Бог открыл, чтобы в вашей деревне замолили (примерно) солового жеребенка». Вотяки верят подобному откровению и принимаются искать животное означенной масти. Догадливые продавцы запрашивают с них непомерную цену, но тогда уже вотяки за ценой не стоят.

Г. Частные моления.

1) Во дворе у каждого некрещеного вотяка есть свой шалаш (квала). В те дни, когда бывают моления в мирском шалаше, молятся и в частных своим Вожшудам. В частный шалаш ходят молиться  только хозяин с хозяйкой, или же, если у них есть женатый сын, то – последний с молодушкой. Самое моление совершается точно также, как ив мирском шалаше, с тою только разницею, что здесь молитву читает не восясь, а хозяин шалаша. Помолившись, идут домой и дают пить оставшееся от жертвоприношения пиво и кумышку остальным членам семьи, родственникам и соседям. Прежде, чем пить, каждый говорит: «осто, тазалык Вожшуд мед сётоз» т.е. дал бы Вожшуд здоровья.

В шалаше молятся часть и не в праздники, по обещанию или по указанию туно, причем приносят в жертву как домашних, так и диких животных, напр. зайцев, хлухарей, рябчиков, дятлов, диких гусей и уток, щук и т.д.

Бывает, что туно приказывает вотяку принести в жертву Вож-шуду животное, обещанное еще каким-нибудь дедушкой вотяка, давно умершим. Если вотяк не расположен расплачиваться за обещания своих предков, он велит сварить кашу, берет ее и со всей семьей идет молиться в шалаш, прося Вож-шуда подождать нужной и обещанной жертвы. Вож-шуд вероятно забывчив, а вотяк после этого не считает уже нужным напоминать ему о своем обете.

Иногда туно велит принести жертву чужому Вожшуду. Если этот Вожшуд близко, то вотяк действительно идет в указанный шалаш и там приносит в жертву обыкновенно утку с кашей. Если же указанный ворожецом Вожшуд далеко, то вотяк идет в перелесок, нагибает какое-нибудь небольшое деревцо и кладет на вершину его крупы на тряпочке; затем отпускает дерево, и оно, разгибаясь, рассыпает крупу. Обряд этот равносилен принесению жертву Вожшуду.

2. По воскресеньям[6] утром, когда в каждом вотском дому пекут блины, домохозяин выходит во двор со свежеиспеченным блином и, оборотившись лицом на юго-восток, в шапке молится Кылчин-Иньмару. Возвратившись в избу, он бросает блин в печку на огонь (тыла) и садится завтракать.

3) Когда начнет выходить из земли посеянный овес, домохозяин берет лукошко с овсом и первое снесенное в ту весну куриное яйцо и идет на поле. Здесь он разбрасывает овес на полосу, а яйцо закапывает в землю; при этом молится, дал бы Бог такого урожая, чтобы зерна овса были по куриному яйцу. Затем возвращается домой и пирует с семьей и родственниками. Праздник этот называется гер шыд-юон (буквально – праздник пахотных щей).

Священник Михаил Елабужский.

 

[1]  Вообще вотяки для своих богомолений выбирают самые живописные места.

[2] Молитва эта читается вотяками при всех молениях, как общественных, так и частных, безотносительно к тому, какому богу они молятся. Вотяк молится о богатстве – и только о нем одном. Нравственный элемент совершенно отсутствует в его молитве. Хотя в вотском языке и есть слово селык, которым крещеные вотяки заменяют слово наше грех, но, кажется, это – слова не однозвучащие. Вероятно только приспособлено старое слово, значившее в древности нечто иное, к новым христианским понятиям. По крайней мере, когда с вотяком – язычником заговоришь о грехе, он скептически замечает: «какой такой грех? кто видел его? кто встречался с ним?

[3] Глагол тыласько (от слова тыл – огонь) значит: бросаю жертву в огонь.

[4] См. нашу статью «Боги некрещеных вотяков Елабужского уезда» в Вят. Еп. Вед. 1894 г. № 13.

[5] Собственно юон (от юисько – пью) значит пировня. Отсюда видно, что составляет существенную часть вотских праздников.

[6] Елабужские некрещеные вотяки ныне празднуют воскресенье, раньше же праздновали пятницу. Следы такого обычая сохранились в вотских названиях этих дней: пятница называется удмурт-арня (вотский праздник), а воскресенье – дзюч-арня (русский праздник).

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

ВЕВ Отдел неофициальный, 1894, № 20, октября 15-го, Стр.646-652

Для обозначения понятия «злой дух» вотяк употребляет несколько Синонимических выражений; из них более обыкновенны – шайтан и пэри, менее употребительны — кюйз йырси (длинноволосый), туй чутри, дышмон, явол (искаженное – дьявол). В прежнее время, кажется, с каждым из данных выражений соединялось представление об особом, определенном существе; но нынешние вотяки не только не могут указать различия между всеми этими выражениями, но даже не в состоянии сделать, например, буквальный перевод на русский язык выражения туй чутри.

Не смотря на то, что вотяки побаиваются пэри и не прочь задобрить его умилостивительными жертвами, они все-таки подчас поступают с ним довольно неуважительно, чтобы не сказать больше. В деревнях, где живут некрещеные вотяки, существует обычай изгнания шайтана из деревни, обыкновенно, в ночь на Пасху. Собираются  мужики (главным образом молодежь, но между ними замешиваются бородачи довольно почтенного возраста) в одну из бань и оттуда идут вдоль по всей деревне с неистовым криком, гамом и треском. Подходя к каждому дому, усердно бьют его колотушками, выгоняя шайтана. Иногда, уверяют вотяки, им покажется перепуганный шайтан, бежащий из деревни то кошкой, то собакой. В обыкновенное время шайтану затрудняют доступ в дом, втыкая в потолок и двери ветви можжевельника. Кроме того, вотяк знает еще средство, благодаря которому шайтан не подступится к нему, где бы он ни был. Для этого стоит только носить на шее тряпку с дегтем, которого терпеть не может шайтан, или шайтанову кость (шайтанлэсь лы – особого рода кость, кажется, из ноги овечки). Увидевши этот трофей на шее вотяка, шайтан подумает: «верно, хитер этот вотяк, если убил моего товарища», и постарается  подальше уйти от опасного человека. Бедному шайтану приходится терпеть не только от людей, а даже и от собак и волков. Дело в том, что шайтаны быстро распложаются и могли бы донять человека, если не хитростью, то массой своей. Но их много перелавливают и съедают собаки и волки, оставляя только небольшую кость, которую люди и носят на шее. Как же собака видит шайтана и ловит его, а ты не видишь? Спросишь, бывало, вотяка. «А затем – у ней четыре глаза» (В счет положены еще два желтых пятна над глазами).

Как ни много средств у вотяка избавиться от козней пэри, но все-таки злой и хитрый пэри может улучить свободный момент и, так сказать, ударить вотяка в ахиллесову пяту; он может, например, разбить человека параличом, послать какую-нибудь болезнь на детей его, разрушить бурей его строения, подвести под беду и т.п. Для того, чтобы задобрить пэри, вотяк, как сказано было выше, и приносит ему под час умилостивительную жертву. Это делается таким образом: хватает вотяк первую попавшуюся под руки утку и со словами: «бери, пэри, утку, даю тебе ее, только не мучь меня», бросает ее на воздух. Вот и весь обряд. Утка, понятно, рано или поздно возвращается к хозяину, и таким образом жертва пэри не приносит никому никакого материального ущерба. И волки сыты, и овцы целы. Очевидно, пэри, по понятиям вотяков, не настолько умен, чтобы не придать значения подобной жертве.

Деятельность некоторых пэри ограничена известной сферой, по которой они и получают особые наименования. Так в вотской демонологии существуют:

Абасты, называются иначе муньчо пэри (банный пэри), муньчо мурт (банный человек), муньчо кузё (хозяин бани). Как показывает самое название его, муньчо пэри живет в бане. Это – один из самых злых духов. Но вотяк умеет и его перехитрить. От одного вотяка слышал такой рассказ: «Когда мужики сходят в баню, а бабы еще не ушли мытся, в это время албасты развешивают для просушки в бане свою одежду. Иди тогда в баню; размахнувшись рукою назад от себя, захвати одежду албасты и. не оглядываясь, беги домой. Если оглянешься, албасты покажется тебе зверем и разорвет тебя. Придя домой, положи куда-нибудь с молитвою одежду. Албасты каждый день будет приходить к тебе и с плачем просить тебя возвратить ему одежду. Проси тогда сколько угодно денег, и он натаскает их тебе». – Почему же ты не испробовал этого средства так быстро разбогатеть? спросил я рассказчика. – «Смелости не хватает», ответил он скромно.

Ву пэри (водяной пэри) или иначе ошмес пэри (ключевой пэри), ву-мурт (водяной человек), ву кутысь (держащий воду). Ву-мурты живут семьями в воде в деревнях и занимаются тем же, чем люди. Им вотяки приносят настоящие жертвы, главным образом коз и петухов; но иногда отделываются и обманом. Напр., наклонившись напиться из реки, вотяк иногда для предосторожности бросает в реку траву и говорит: «меня не держи, а вот это держи».

Кенер дурр пэри – пэри, живущий возле прясла.

Сюрэс вож пэри – живущий на распутиях.

Луд пэри – живущий на вольных, диких местах.

Тыл-пэри – бушующий в огне.

Тэл-пэри – действующий в вихре.

Ахшан-пэри – сумеречный пэри; им часто стращают детей.

Туг пэри – пэри хмеля, ломает с похмелья.

Палэс-мурт (не цельный человек) или нюлэс мурт (лесной человек)[1].  Живет в лесу,  иногда принимает вид человека, пирует и играет в деньги на базарах. Подшучивает над зашедшими в лес, сбивает их с дороги, пугает, иногда защекочивает до смерти.  Вообще представления некрещеных вотяков о нюлэс мурте очень сходны с представлениями русских суеверов о лешем.

Сиись-юись (ядущий и пьющий) питается ночью кровью человека, не причиняя ему видимой раны, и этим может до смерти иссушить человека. Чтобы избежать этой печальной участи, иные вотяки болтают в чашке муку с водой, кладут в чашку ложки и ставят на заборный столб со словами: «сись-юисьос, еште и пейте это, ко мне не ходите». Если после этого вотяк увидит тяжелый сон, то, значит, духи не удовлетворились его угощением, и он еще подбавляет им кушанья.

Корка кузё (домовой) и гидь кузё (хозяин скотного двора) – это самые безобидные существа в вотской демонологии. Первый из них живет в домах, второй – в скотном дворе. Если почему-нибудь скотина понравилась ему, он сильно заботиться о ней, кормит ее, воруя даже с этой целью корм у соседей.

Много более, чем злого духа, вотяк боится колдуна, которого называет ибир, или убир, или искаженными русскими именами ведин, еретник. Ибирь портит (сэрэ, ведна) людей, для чего обыкновенно ворует у них одежду и кладет ее к истоку какого-нибудь ручья. Человек начинает от этого без всякой видимой причины сохнуть и умирает. особенно опасны ибиры-женщины; они пьют кровь у скотины и ребят, которых без молитвы уложили спать. Иногда вотяки, при смерти ребенка, спрашивают себя: «кто его съел?». Мужчины —  ибиры менее опасны; более умные из них не пьют кровь, а предпочитают вегетарианскую кухню: гложут верхушку дерева, от чего последнее и начинает сохнуть сверху. Ибиры же едят луну, от чего бывает ущерб ее; но Бог снова творит ее каждый месяц. Ибир может превращаться в домашних и диких животных, иногда его вотяк «видит» летящим по небу в форме огненнаго шара. Тогда следует разорвать на рубахах завязку[2], и сказать просто: «осто козма!» — ибирь упадет на землю. Чаще же всего ибирь превращается в собаку; и мне приводилось видеть, как вотяки с дубинами гонялись за какой-нибудь незнакомой им собакой, подозревая в ней ибира.

Из ибиров есть более хитрые и менее хитрые; поэтому человек, испорченный одним ибиром, может быть вылечен другим. Наиболее хитрые из них называются кылчинь-ибир. Его можно узнать по тому, что у него в каждом глазу по два зрачка – одним он видит людей, другим – бесов.

Особенно страшна  для язычника-вотяка ночь на великую пятницу – кулэм потонюй (ночь выхода мертвых). Тогда Бог дает полную волю всем шайтанам и живым и мертвым ибирам портить людей. Вотяки сильно берегутся в ту ночь, некоторые до петухов совсем не спят, не отпускают никуда ребят, подбирают всю одежду в одно место и караулят ее, накуривают в избе пихтой и кладут на порог и окна рябиновые ветки (пихты, рябины шайтаны и ибиры терпеть не могут). некоторые с шашками и ружьями караулят всю ночь у истоков, ручьев, не принесет ли какой-нибудь ибирь туда одежду портить.

От ибира нужно отличать человека, которого называют шайтан кыл тодысь, знающего какое-то секретное шайтаново слово; благодаря этому слову человек может легко разбогатеть.

«Стоит ли говорить о подобных явно нелепых верованиях?» — подумает, может быть, кто-нибудь из читателей нашего очерка. По нашему мнению – стоит говорить. Прежде чем бороться с заблуждениями, нужно, очевидно, познакомиться с ними. Человек, знающий те религиозные верования, с которыми он думает бороться, во-первых, видит, куда ему нужно направлять удары; во-вторых, скорее войдет в доверие слушателей своих, что мы утверждаем по собственному опыту. Заговорите вы с вотяком прямо: «в каких богов ты веруешь? как поминаешь покойников?» — и он или ничего не ответит, или ответит общими фразами. Но если вы зададите ему какой-нибудь частный вопрос, если покажете ему, что вы в курсе современных религиозных верований его, то он разговорится с вами откровеннее, сообщит вам много интересных подробностей и будет много более склонен выслушать и принять к сведению замечания и возражения с вашей стороны. Не нужно оставлять без внимания самых мелких и нелепых его верований, потому что то, что кажется мелким и нелепым на взгляд интеллигентного человека, может иметь большую цену в глазах полудикаря-вотяка. Не презирать нужно невежества, а считаться с ним. И вот потому-то мы льстим себя надеждою, что наша заметка принесет хотя лепту помощи миссионерам в их святом деле.

Священник Михаил Елабужский.

 

[1] Вотяки других местностей, как это видно из этнографической литературы (Первухин, Верещагин и др.), различают этих существ, но елабужские вотяки, насколько я мог убедится, не делают уже различия между палэс-муртом и нюлэс-муртом.

[2]  Расчетливый вотяк часто вместо пуговиц пришивает к рубахе веревочки, которыми и завязывает ворот.

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

ВЕВ, Отдел неофициальный. 1894 г, № 13, июля 1-го. Стр.410-413 

Самого главного бога своего некрещеные вотяки называют Будзим иньмар – великий бог[1]. Он живет на небе и непосредственно не оказывает влияния на земную жизнь. Хотя некоторые вотяки и говорят, что Будзим иньмар имеет вид большего человека , но большинство на вопросы: «есть ли у Будзим иньмара тело? ест ли он и пьет ли он?» отвечают: «не знаем этого».

Кыльчин-иньмар (ангел-бог) есть посредственник между Будзим иньмаром и людьми. Он доносит до Будзим иньмара молитвы людей и исполняет приказания его.

Покчи иньмар – малый бог. Его поминают некрещеные вотяки в молитвах своих, но сказать о природе его и действиях его ничего не могут.

Му-кылчин – земной ангел. Некоторые вотяки говорят: под землей находится вода, в воде плавает рыба, на усах ее стоит громадный черный бык и держит на своих рогах землю. Этот бык и есть Му-кылчин, поэтому его называют еще музъем утис ош —  охраняющий землю бык. Другие же просто говорят, что му-кылчин есть земной дух, и называют его еще музъем анай – мать земли. все согласны в том, что Му-кылчин есть главный покровитель посевов.

Ахташ[2] дал земле свет и теперь распоряжается восходом и заходом солнца.

Шунды-мумы —  мать солнца. Она ходит впереди солнца, как черный стакан (стопка) и показывает ему путь. Очевидно некоторые вотяки одухотворяют и солнце. Кстати сказать, что вотяки именем шунды-мумы называют еще одно  маленькое красное нелетающее насекомое, потому что оно горшунды кад – красно, как солнце.

Бер кылчин – последний ангел. Что это за бог, я не мог разузнать. Но ему приносят благодарственную (за дарование детей) жертву родители, когда у них перестают рождаться дети.

Вышеназванные боги занимают главные места на вотском Олимпе. Каждый из них существует в единственном числе.

Булда – это, так сказать, окружной бог, распространяющий свою власть на несколько окружных деревень, где есть некрещеные вотяки. О Булде среди вотяков очень много преданий, и предания эти слишком несогласны одно с другим. Общее в них – это признание Булды главного братом «Николы Березовского». Отделившись от своего брата, Булда пошел в Елабужский уезд. Где он отдыхал или где оставил на жительство сыновей своих, там вотяки и молятся Булде.

Кроме вышеперечисленных, в каждой деревне с некрещеными вотяками есть еще боги – Кереметь и Будзим вож-шуд.

Кереметь называется иначе еще Султан и Луд (последним словом называется также и место, где вотяки молятся Кереметю)[3]. Это бог грозный, он строго наказывает, «ломает» тех вотяков, которые забудут принести ему положенную жертву. проф. И. Смирнов[4] и о. Б.Гаврилов[5] относят кереметя к числу шайтанов – злых духов; но елабужские некрещеные вотяки всегда называют его богом. Среди вотяков общераспространенно мнение, что культ Кереметя вотяки переняли от татар, потому он и называется татарским именем Султан. И в самом деле, не кланялись ли Кереметю татары (может быть болгары камские), когда еще были язычниками?

Будзим вож-шуд – великий вож-шуд (вож-шуд – зеленое, молодое счастие). Живет в мирском шалаше и есть покровитель деревни. Его еще называют почему-то Инь-ву (буквальный перевод – небо и вода) и Мудор.

У каждого некрещеного вотяка – домохозяина есть во дворе свой шалаш, в котором живет также Вож-шуд, покровитель семьи.

Наконец, нужно еще упомянуть о лул-вир сетысь ах. У каждого человека, по верованию вотяков, есть лул-вир сетысь (душу и тело дающий), нечто вроде Ангела-хранителя.

О. Борис Гаврилов утверждает, что мамадышские вотяки почитают бога Осто[6]. Слово осто в молитвах своих поминают и елабужские вотяки. Но слово это, по мнению Проф. И. Смирнова, не есть название бога, а повелительное наклонение (судя по ударению на первом слоге) глагола, значение которого вотяки забыли[7]. Добавим к этому, что вообще в вотских молитвах есть немало слов, не употребляющихся в обыкновенном разговоре и утративших всякое значение (напр. кабыл., козьма, чокэ, кыжтыны-мыжтыны и др.), и что о. Гаврилов в позднейших своих сочинениях придает слову осто несколько иное значение[8].

Многобожие язычников-вотяков Елабужского уезда естественно подвергается влиянию монотеистических верований соседей их – русских, татар и крещеных вотяков. Некоторые вотяки начинают уже доказывать, что они поклоняются одному Богу, только называя Его разными именами. Другие утверждают, что Будда, Вож-шуд, Ахташ и друг. были святыми людьми, жившими в давнее время на земле; а Кылчинь-иньмар – тот же Иисус Христос. все эти увертки слишком нелепы, чтобы относится к ним серъезно. Христианство и мусульманство повлияли также на то, что вотяки не стали уже кланятся идолам, как было сравнительно не так давно[9]. Только в мирских шалашах молятся еще на Мудор туш – бороду бога Мудора, которая делается из камыша и имеет вид небольшой рогожки.

Влияние в частности мусульманства на религиозные представления вотяков сказывается в частом употреблении слова Алла вместо Иньмар (бог).

Священник Михаил Елабужский.

 

[1] Слово бодзим – большой, в приложении к слову иньмар – бог, вотяки обыкновенно изменяют на будзим, чем придается речи некоторый оттенок благоговения. Подобно этому вотяки говорят: будзим квала – великий, мирский молитвенный шалаш; будзим нунал – великий день, пасха; будзим кырезь – гусли – инструмент, употребляющийся при вотских языческих жертвоприношениях. (Здесь  и далее в статье – примечания источника., — В.Б.)

[2] Буквально с татарского – белый камень

[3] Луд значит еще вольный свет, воля; скальес лудын – коровы на воле (ходят). Применительно к этому луд, как прилагательное, означает – дикий, луд дзязег – дикий гусь. И Кереметь, может быть, называется лудом потому, что живет, по мнению вотяков, на вольных местах.

[4] «Известия Казан. Общ. Арх., Истор. и Этногр.». Том VIII. Вып. 2 1890. Стр.238

[5] «Труды IV Археол. съезда в России». Том II. 1891. Стр.85

[6] «Труды IV Археол. съезда в России». Том II. 1891. Стр. 82-83

[7] Рецензия на реферат О. Гаврилова, помещенная в «Из. казан. Арх. Ист. и Этн.» за 1892 г.

[8] «Произведения народной словесности, обряды и поверия вотяков казанской и Вятской губерний». 1880. Стр.143.

«Столетие Вятской губернии» Том II. Стр.563

[9] «Столетие Вятской губернии» Том II. Стр.563

 

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Шаховская Н. В.Г.Короленко. Опыт биографической характеристики. М., 1912 стр. 105-107

стр.105-107

В последних числах октября 1895 года В.Г.Короленко приехал в Елабугу на вторичное разбирательство этого дела по приглашению своих товарищей по провинциальным газетам, «намереваясь», по его словам, «впоследствии изложить в печати свои впечатления».

Суд снова вынес обвинительный приговор. Но В.Г. не ограничился ролью корреспондента. В Елабуге он исследовал место убийства, сделал снимки, исходил окрестности, изучил в мельчайших подробностях данные обвинительного акта и нашел, что следствие велось небрежно, что улики недостаточны и самое обвинение несправедливо. «Я еще весь охвачен впечатлением ужасной, таинственной, неразъясненной драмы», писал он тотчас по возвращении оттуда, «я привез с собой… тяжелое чувство, с каким был выслушан обвинительный приговор – и мне хочется крикнуть: нет, этого не было» («Рус. Вед.», 1895 год, № 288).

В.Г. и товарищи его Баранов и Суходеев в течение трехдневного судебного разбирательства, записывали все происходившее, по возможности, слово в слово, и, сверив потом свои записи, составили общий отчет. Он печатался в «Русских Ведомостях», а затем вышел отдельной книжкой под редакцией и с предисловием В.Г.Короленко («Дело мултанских вотяков, обвинявшихся в принесении человеческой жертвы языческим богам. М., 1896»).

В «Русских Ведомостях» отчету предшествовала горячая статья В.Г. с изложением обстоятельств дела.

В ноябре в «Русском Богатстве» появилась его вторая статья «Мултанское жертвоприношение».

Статьи и отчет сразу сделали процесс 7-ми мултанских вотяков предметом общественного внимания и горячего интереса.

В печати обсуждались связанные с этим процессом вопросы, причем не было недостатка и в обвинениях В.Г., будто бы исказившего отчет, но обвинения эти были разбиты его новыми выступлениями. перенесенное в сенат, постановление елабужского суда было отменено решением от 22 дек. 1895 года и снова, уже в третий раз, рассматривалось в заседании выездной сессии казанского окружного суда 28 мая 1896 года. В.Г. выступил в нем одним из 4-х защитников. Вотяки были оправданы.