Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."
Отечественные записки. Учено-литературный журнал на 1840 год, издаваемый Андреем Краевским. Том XII. СПБ., в Гутенберговой типографии, 1840. Отдел Библиографическая хроника. I. «Русская литература». 1. Русские книги, изданные в течение второй половины августа и первой половины сентября месяца. Стр. 3-4
306) Угол. Сочинение Александрова (Дуровой). Санктпетербург. В тип. Штаба Отдельного Корпуса Внутренней Стражи. 1840. В 12-ю д.л. 268 стр.
Вот и другое оригинальное произведение легкой литературы, или беллетристики – собственно: счастливый месяц сентябрь – истинно осенний, т.е. плодородный и плодовитый! И как много общего в обоих этих произведениях, т.е. в «Генерал Коломерос» г.Вельтмана и в «Углу» г. Александрова: авторы обоих их почетные лица нашей литературы, замечательные, хотя и неравные между собою таланты, — это перовое сходство; второе – сами произведения сходствуют между собою в достоинстве, как плоды одной и той же осени – осени, которая сменив неурожайное лето, или совсем ничем не дарит нас, или дарит пустоцветом. Даже и в индивидуальных свойствах того и другого есть разительное сходство: г.Вельтман, по воле своей прихотливой фантазии, выдумал небывалого наполеона, заставив его действовать совсем не по наполеоновски и вопреки фактам, известным о нем всем и каждому; г. Александров, по недостатку в творящей силе своей фантазии, заставил, в своей повести, русские сословия действовать и говорить как-то не по своему, т.е. аристократов иногда по-мещански, а мещан по-аристократически. Так, например, тут граф Георг Тревильский не умеет на бале скрывать свои ощущения, беспрестанно краснеет и делает промахи против приличия, как школьник, попавший на светский раут; богатая аристократка приглашает к себе на бал разбогатевшего мужика с его женою, вольноотпущенною женщиною, а после приходит от этого в отчаяние и пр. А мещане? – послушайте, как говорят они: «Милочка ты моя, говорила она сама с собою, как расцвела… как пышный мак! как роза столиственная! как гвоздика махровая! что за ангел!… а я-то старая дура, сочла-было Машку, эту верхоглядку пеструю, за знатную даму, да я не гляжу на моего херувимчика прекрасного! оглупела! истинно оглупела на старости! Фетиньюшка, дитя мое! пусть Бог даст тебе счастье на всю жизнь! пусть исполнит лучшее из твоих желаний, за то, что светлый взгляд твой возвратил мне мои минувшие радости! Мою, некогда столь прекрасную цветущую молодость! Да, дитя мое, ты живой портрет мой! когда тусклые глаза мои вгляделись в тебя, то мне показалось, что это мое, когда-то пятнадцатилетнее лицо, отразилось в зеркале…. И душа моя исполнилась неизъяснимой радостию!…» (стр.121-122). Как бы вы думали, кому принадлежит этот витиеватый монолог с украшениями романтической элегии? – старой кормилице, восьмидесятилетней няньке…
А вот способ выражения, особенно приличный расторговавшемуся мужику Федоту Федулову – послушайте: «Дочь наша молода, красавица, по твоему настоянию дано ей прекрасное воспитание, а велением судьбы имеет она отцом – бывшего крестьянина, а матерью – отпущенницу Матрену Вертлякову. Первые обстоятельства влекут к ней сердце молодого графа: последние лишают его возможности согласить это чувство с честию и своими обязанностями» (стр.47). После этих слов, по-неволе поверишь, что мужик — мужику рознь… Вообще недостаток вероятности в содержании, совершенно-внешняя запутанность в вымысле и бледность характеров, заметны в новой повести даровитого автора «Записок Девицы-кавалериста» и «Павильона». Так не менее справедливость требует заметить, что, — далеко не равняя талант г. Александрова с истинно и высоко-поэтическим талантом г. Вельтипа, — мы все-таки должны сознаться, что «Угол» заключает в себе много интересных мест и, несмотря на все недостатки, вероятно будет читаться большинством публики с большим удовольствием, чем «Генерал Каломерос».
Отечественные записки. Учено-литературный журнал на 1840 год, издаваемый Андреем Краевским. Том XII. СПБ., в Гутенберговой типографии, 1840. Отдел Библиографическая хроника. I. «Русская литература». 1. Русские книги, изданные в течение второй половины августа и первой половины сентября месяца. Стр. 51-54[1]
339) Ярчук (,) Собака-Духовидец. Сочин. Александрова (Дуровой). В двух частях. С.Петербург. 1840. В тип. Императорской Российской Академии. В 12-ю д.л. В I-й части – 149, во II-й – 161 стр.
Г. Александров, видно, решился дарить нам каждый месяц по большой повести. Доброе дело! А то, право, нечего читать. На этот раз, г. Александров вводит своих читателей в мир фантастического, мир сколько обаятельный, столько и опасный – истинный подводный камень для всякого таланта, даже для всякого немецкого поэта, если он не Гофман. Правы ли мы – судите сами. Дело вот в чем.
В конце XVII столетия, не знаем где именно, только не в России, человек пять студентов решились погулять за городом. Беспрестанно представлявшиеся им то там, то здесь кладбища навели на них уныние и возбудили охоту рассказывать друг другу страшные истории. Эдуард начал рассказывать историю своей собаки Мограби. Этот Мограби – ярчук, т.е. собака-духовидец, — качество, свойственное всякой черной собаке, мать которой вся черная и родилась также от черной собаки, и так до восьми включительно: девятая непременное – ярчук. Мограби хотели убить служители, но Эдуард выпросил ему жизнь у своего отца еще бывши ребенком. Скоро Мограби навел ужас на весь дом несколькими доказательствами своей страшной способности видеть духов. Однажды к ним приехал богемский барон, бледный молодой человек с угасшими глазами. Мограби обнаружил фантастический ужас от его присутствия, а барон, узнав способности этой собаки, упал в обморок, — и больше его не видели. Ставши студентом, Эдуард бродил с своим Мограби по Богемии и однажды ночью заплутался в диком лесу. Мограби обнаружил признаки [2]духовидения и тащил его за платье в сторону, противную той, куда он направлялся. Вдруг он встречает барона Рейнгофа, который, пригласив его к себе в замок, тотчас же удаляется. Они знакомятся, и барон признается Эдуарду, что он влюблен в дьявола, который явился ему в долине его замка, в полночь, во время полнолуния, в виде женщины, с черными как смоль волосами и синими белками глаз, окруженной толпою дьяволов с длинными руками и железными когтями; что он давно подозревает, будто этот дьявол невидимо следит за ним, и что ужас, обнаруживаемый в его присутствии Мограби, совершенно удовлетворил его в сей ужасной истине. К этому присовокупил он, что еще с детства был влюблен в женщину с черными волосами и синими белками глаз, увидев дома ее портрет, и, в заключение, требовал у Эдуарда помощи, чтоб отделаться от адского призрака. Для этого он просил его сходить в заколдованную долину в полночь полнолуния, с Мограби, чтобы убедится, явление духов было истинно, или то призрак его расстроенного воображения. Эдуард насильно притащил с собою Мограби, надев на него намордник, и в самую полночь действительно увидел чертей. Мограби лишился чувств; только сильно-пахучими ароматическими травами Эдуард привел его в чувство, и, проклиная барона, уехал не повидавшись с ним, а Мограби, с тех пор начал чахнуть.
Когда Эдуард кончил таким образом свой рассказ, вдруг увидел идущего к ним барона Рейнгофа, но уже не бледного, а цветущего здоровьем, и за ним – Мограби, тоже здорового и скачущего повыше леса стоячего, пониже облака ходячего, тогда-как, за минуту назад, он едва ползал. Барон присоединяется к честной компании [3]и, узнав о предмете разговора, начинает доканчивать свою историю, из которой читатель узнает, что в заколдованной долине чертей не бывало, а являлось в полнолуние двенадцать старых цыганок, чтоб собирать травы, только в этом месте растущие; из этих трав он составлял сильный яд, которым, если помазать темя, то человек мгновенно лишался ума – и еще такое снадобье, от малейшей дозы которого в человеке исчезал всякий недуг, способности его утончались, веку прибавлялось по малой мере вдвое. Проклятые цыгане жили неподалеку от оврага и там варили свои дьявольские снадобья, которыми производили огромный торг, наживая горы золота. У них была девушка-сиротка, из цыганок же, с черными волосами и синими белками глаз, которую они насильно приставили к адской лаборатории. Барон, увидев в первый раз чертей, влюбился в Мариолу, ибо узнал в ней свой идеал. Когда Эдуард ушел с Мограби, барон сделался болен от мысли, что вовлек другого в несчастье и погубил чудесную собаку. В припадке бешенства, бросился он в лес и прыгнул в пропасть оврага. Если кто открывал убежище цыган, то они натирали ему голову ядом, чтобы лишить его ума: это они сделали и с бароном; но Мариола предварительно натерла его голову благотворным снадобьем. Он освободил ее из подземелья и женился на ней, а старых цыганок с цыганом, захватив посредством солдат, предал суду. Все это у автора длинно, растянуто, многословно.; события представляют собою какую-то путаницу разных невероятностей, лишенных всякой занимательности.
Но этим еще не все кончилось. Барон, извольте видеть, нашел свой идеал с черными волосами и блаженстве разделенной любви и предложил Эдуарду познакомить его с своею дьяволоподобной женою; но когда Эдуард приехал в дом, где они остановились, то увидел, что их и след простыл. Ему подали письмо от барона, в котором он уведомляет, что жена его решительно не хочет, чтоб, кроме его, кто-нибудь из мужчин видел ее. В письме вложен был портрет дьявольской красавицы. Эдуард до того влюбился в этот портрет, что сделался болен и стал с ума сходить; но отец, застав его вечером за портретом, вырвал его из рук и уничтожил, чем и способствовал его выздоровлению. Прошло с тех пор много времени. Барон зовет в письмах своих Эдуарда к себе в гости, говоря, что его жена уже согласна показывать себя другим, что она нисколько не стареется, и что ее трудно отличить от старшей дочери. Эдуарду и хотелось было в гости к барону, ради его дочки, да он знал, что отец не позволит ему жениться. Но вот дражайший родитель Эдуарда умер; Эдуарду стукнуло сорок семь лет; он уже и не боится отца, да боится преступить клятву век не жениться, которую дал себе. Наконец он не вытерпел – поехал и женился. Все знакомые осуждали его за этот брак, особливо переспелые девы. Выписываем последние строки этой повести: «Поговаривали кой-где в уголках потихоньку, и то крестясь и со страхом оглядываясь по сторонам, что будто бы смерть его была ужасна, сверхестественна, что в последнюю минуту он явственно услышал вой Мограби, и умер, проклиная Рейнгофа и его подарок – портрет Мариолы.».
Мы не без намерения так подробно изложили содержание этой повести. Мы хотели приобрести полное право спросить наших читателей: понимают ли они хоть что-нибудь в этой груде нескладных небылиц? По всему видно, что автор хотел написать фантастическую повесть; но, во-первых, фантастическое, отнюдь не тоже самое, что нелепое; а во-вторых, фантастическое требует не только таланта, но и еще таланта фантастически- настроенного, и притом огромного таланта. Таким был гениальный Гоффман. В его рассказах, по-видимому диких, странных, нелепых, видна глубочайшая разумность. В своих элементарных духах поэтически олицетворял он таинственные силы природы; в своих добрых и злых гениях, чудаках и волшебниках поэтически олицетворял он стороны жизни, светлые и темные ощущения, желания и стремления, невидимо живущие в недрах человеческой природы. Если угодно, мы беремся показать и доказать глубоко-разумное значение каждой черты в любой фантастической повести Гоффмана. Но Гоффман был один, и доселе природа никому еще не позволяла безнаказанно тянутся в Гоффманы. Тик – немецкий писатель с большим талантом; но прочтите его фантастическую повесть, известную на русском языке под названием «Чары Любви», — и вы увидите, что кроме хорошего рассказа, все в этой повести – вздор возмущающий душу, болезненная галиматья. Но в «Ярчуке» и того не видно: это просто скучный, утомительный рассказ ни о чем. С-тех-пор, как вы узнаёте, что в заколдованной долине являлись цыгане, а не черти, и что Мограби заболел от насыпанного на кустах и трав ядовитого порошка, а вылечился потом от маленькой дозы благотворной мази, данной ему бароном, — Мограби из ярчука, т.е. собаки—духовидца, становится просто собакою, и все его духовидство делается пустою вставкою в сказку, и без того нескладную. Что же касается до любви Эдуарда к портрету Мариолы, потом до его женитьбы на ее дочери, и наконец до слухов о его страшной смерти, то это просто пустяки, которые не стоят, чтобы тратить на них слова. Изложение достойно содержания: ни лиц, ни образов; все действующие лица – и идеальная цыганка Мариола, и старая колдунья, — говорят тем же языком, как и сам барон Рейнгоф и его мать, именно плохих романов прошлого века.
И вот наша современная литература! В куче книг видите вы одну с именем автора, которого первые сочинения обнаружили замечательное дарование, с жадностию хватаетесь за нее, — и что же? прочитываете две-три страницы, и бросаете… И к чему эти набеги на Богемию, эти претензии на изображение фантастического мира? Пишите, господа, о том, что вокруг вас, что можно брать не ходя далеко. Дело не в содержании, а в таланте: гоголь и в ссоре Ивана Ивановича и Иваном Никифоровичем умел найти богатое содержание… Ничего нет тяжелее обманутого ожидания, ничего нет тяжелее, как перелистывать груды книг
И все за тем, чтобы сказать,
Что их не надобно читать!...
[1] Текст приведен по первой публикации рецензии, принадлежащей перу В.Г.Белинского. Пропущенные места скорректированы по другому изданию, указанному в соответствующих сносках (В.Б.)
[2] В оригинале издания из которого извлечен настоящий текст, на слове «диком» заканчивается 51-я страница, словом «духовидения» начинается 52-я страница. По всей видимости – техническая ошибка при наборе и печати текста оригинала, т.к. явственен пропуск текста. Выделенный текст восстановлен по изданию: «Сочинения В.Белинского, с портретом автора и его факсимиле. Часть четвертая. Издание второе. М.,В типографии В.Грачева и Комп. 1863, стр.133» (Прим. – В.Б.).
[3] В оригинале издания из которого извлечен настоящий текст, на слове «Барон» заканчивается 1-я колонка 52-й страницы, «и» — начинается 2-я колонка. По всей видимости – техническая ошибка при наборе и печати текста оригинала, т.к. явственен пропуск текста. Выделенный текст восстановлен по изданию: «Сочинения В.Белинского, с портретом автора и его факсимале. Часть четвертая. Издание второе. М.,В типографии В.Грачева и Комп. 1863, стр.134» (Прим. – В.Б.).