Рубрика: Без рубрики

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Дурова Н.А. Журнал министерства народного просвещения. Часть CCLIX (259). 1888 сентябрь. СПб., 1888 стр.88-89

Дурова, Надежда Андреевна, р. в 1790 г., в Херсоне, ум. 23-го марта 1866 г. в Елабуге. В 1808 г. (17 сентября). вступила волонтером (под именем Александра Андреевича Александрова) в военную службу, откуда уволена в 1817 г., с чином штаб-ротмистра и георгиевским крестом. Писала под псевдонимом Александра Андреевича Александрова и Девицы-кавалериста.

1) Записки (отрывок), в Современнике 1836 г. ч.2;

2) Кавалерист-девица, происшествие в России. СПб. 1836  8⁰

Рец. а) Р.Инвалид 1836 г., № 274; б) Современник 1836 г. т.4

3) Записки Александрова, добавление к Девице-кавалеристу. М. 1839, 8⁰

Рец. а) Библ. для Чтения 1839 г.,  т.33, отд.6; б) Литер. приб. к Р. Инвалиду 1839 г. т.1, № 11, в) Моск. Наблюдатель 1839 г., ч.2, отд. 4, стр.70-85; г.) Сын Отчества 1839 г., т.8, отд. 4; д) Сев. пчела 1839 г., № 64

4) Елена, Т-ская красавица, в Библиот. для Чтения 1837 г., т.23, кн.1; 5) Граф Маврицкий, в Библ. для Чтения, т.27, кн.1; 6) Год жизни в Петербурге, или невыгоды третьего посещения. СПб. 1838, 12⁰

Рец. а) Сын Отечества 1838 г., т.6, отд. 4; б) Сев. пчела 1838 г., № 255 (ст. Ф. Булгарина); в) Библ. для Чтения, т. 31, отд. 6; г) Соч. и переписка П.А.Плетнева, т.II, СПб, 1887, стр. 267-268

7) Гудишки, роман, соч. Александрова. С-Пб. 1839, 12², 4 ч. Посвящено княгине Татьяне Васильевне Юсуповой.

Рец. а) Лит. приб. к Р. Инвалиду, 1839 г. т.2, № 4; б) Сев. пчела 1839 г., № 174; в) Библ. для Чтения 1839 г., т.35, отд. 6.

8) Серный ключ, черемисская повесть, в сборнике: Сто русских литераторов. СПб. 1839, т.1;   9) повести и рассказы, в 4 ч. СПб. 1839, 16⁰.

Рец. Литер. приб. к Р. инвалиду 1839 г., т.2, № 19.

10) Клад. СПб. 1840, 16⁰

Рец. а) Библ. для Чтения, 1840 г., т.42, отд.6; б) Сын Отечества 1840 г., т.5, отд. 6; в) Отетч. Записки, 1840 г., № 11, отд. 6.

11) Ярчук, собака духовидец. СПб. 1840.

Рец. а) Библ. для Чтения 1840 ., т.42, отд. 6, стр. 24-27; б) Маяк 1840 г., ч.12, т.4, стр. 199.

12) Угол. СПб. 1840, 12⁰

Рец. библ. для Чтения 1840 г., т.42, отд. 6, стр. 24-28.

13) Павильон, повесть в Отечеств. Записках 1839 г., № 2.

О ней: а) некролог, в академич. Месяцеслове на 1867 г., стр. 98; б) некролог, в газете Весть 1866 г., № 35; в) биографическая заметка Е.Меньшова в С-Пб. Ведомостях 1861 г., № 3; г) Библиогр. Записки 1859 г., № 5, стр.133; д) Девица-воин, стихи в честь ее, Александра Глебова, в Маяке 1840 г., ч.8, стр. 27-28; е) К биографии девицы-кавалериста: переписка о вступлении ее в военную службу, в Голосе 1863 г., № 345; ж) Портреты ее приложены к роману Гудишки и 1-му тому сборника: Сто русских литераторов; з) Справоч. Энциклоп. Лексикон, т.4; п) Настольн. Словарь Толля, т.2, i)) некролог в Иллюстр. Газете 1866 г., т.17, № 18, стр. 287; к) Н.А.Дурова, биографический очерк, в Вятск. губ. ведомостях 1836 г., № 18; л) некролог в СПб Ведомостях 1866 г., № 125; м) Мордовцев: Русские женщины девятнадцатого века. СПб. 1874 г.; н) Воспоминания Т.П.Пассек, т.II, стр.333; о) новое свидетельство о кавалерист-девице в Р.Архиве 1872 г., ст. 2043; п) письма А.С.Пушкина к кавалерист-девице Н.А.Дуровой, с послесловием барона Ф.А.Бюлера, в Р.Архиве 1872 г., стр. 199; р) Соч. А.С.Пушкина, под ред. П.О. Морозова, т. V, 297, 348; VII, 401, 408; с) Геннади: Словарь, 1, 325; т) Соч. Белинского, III, 76;  IV, 128; у) Библиот. для Чтения 1840 г., т.42, отд. VI, стр. 24-27; ф) Из записной книжки Н.В. (Киевская Старина, 1886 г., т. XIV, стр. 398-402; х) истор. Вестник 1888 г., № 2, стр. 414; ц) В.Байдаров. Кавалерист-девица Александров-Дурова. СПб 1887

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Толь Ф. Настольный словарь для справок по всем отраслям знаний (Справочный энциклопедический лексикон). СПб., 1863 т.2 стр.102 

Дурова, Надежда Андреевна, русская писательница первой половины XIX  ст., известная под псевдонимом Александрова; род. 1790 г. в Херсоне, 1806 г. поступила рядовым в уланы, участвовала в походе 1806 г., в битвах при Смоленске и Бородине, в походе 1810 г., после вышла в отставку с чином штаб-ротмистра. Ее литерат. деятельность начин. с 1838 г., когда вышли ее: «Записки девицы кавалериста» и «Год жизни в Петерб., или невзгоды третьего посещения». В 1839 г. Д. напечатала «Записки Александрова (Дуровой), добавление к запискам девицы кавалериста». Кроме того, она написала повести: «Павильон» и «Серный ключ, черкесская повесть» и романы «Гудишки» (4 ч. Спб.), «Клад» (1840), «Угол» (1840) и Ярчук или собака духовидец» (1840). С 1840 г. деятельность г-жи Д. затихла. См. Билевича: «Русск. писательн. XIX в.» в Московск. гор. листке за 1847 г.

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Справочный энциклопедический словарь, издающийся под редакциею А. Старчевского. Том четвертый. СПб., 1855 стр. 186-187

Дурова (Надежда Андреевна), иначе – Александр Андреевич Александров, кавалерист-девица, род. в Херсоне 1790 г. Вверенная воспитанию дядьки-солдата, она с малолетства полюбила военную службу и, наконец, решилась бежать вслед за казачьим полком. В 1806 г. 17 сентября, она вступила в службу рядовым коннопольского уланского эскадрона, и с этим полком участвовала в компании 1807 г., при Гейльсберге, Фридланде и во многих мелких стычках. По возвращении в Россию Дурова сделалась извсетна Императору Александру, который пожаловал ей георгиевский крест, назначил корнетом мариупольского гусарского полка, с фамилиею, по собственному имени – Александров. В 1811 Дурова переведена в литовский уланский полк, с которым участвовала в сражениях под Смоленском, Бородине и в 1813 во всех почти походах за границею; по возвращению оттуда она вскоре вышла в отставку с чином штаб-ротмистра и пенсионом. В след за тем, и именно в 1836 году, она издала свою автобиографию, под заглавием «Кавалерист-девица», при посредстве и стараниях Пушкина, напечатавшего некоторые отрывки в своем «Современнике» и рекомендовавшего ее публике. С этих пор Дурова занялась литературою и участвовала во многих журналах. Все сочинения ее изданы под именем повестей Александрова. В этом числе известны Год жизни в С.-Петербурге, Прибавление записок к кавалерист-девице, роман Гудушки и повести: Ярчук, Клад и Уголь.

 

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Энциклопедический лексикон, посвященный его величеству Государю Императору Николаю Павловичу. Том 17. Дио-Дят. СПб, 1841 стр. 309-311

ДУРОВА, Надежда Андреевна, иначе Александр Андреевич Александров, кавалерист-девица и писательница, родилась в Херсоне, в сентябре 1890 года. Жизнь Дуровой, по своей особенности к романтическим приключениям, любопытна в высшей степени. Отец ее, легкоконный ротмистр, во время стоянки с полком в Малороссии, женился на одной известной во всем том краю красавице, протии воли ее родителей, и первым плодом их брака была дочь Надежда, в последствии воин – писательница. С самого рождения Надежда Андреевна была не любима матерью, желавшею иметь не дочь а сына, и эта нелюбовь дошла наконец до того, что отец, видя слишком уже не ласковое обращение жены, принужден был поручить воспитание осьми-месячной Надежды фланговому легконцу своего эскадрона. Под надзором, и попечениями, доброго усача, который нежно полюбил вверенное дитя, оно оставалось до самого выхода отца в отставку, почти до пятилетнего возраста, и от этого Надежда Андреевна получила то влечение к военной жизни и ее упражнениям, которыми отличилась впоследствии. Определившись городничим в один из уездных городов Пермской губернии, Дуров переселился туда со всем семейством, и дочь его должна была перейти из рук баловавшего ее дядьки-гусара под зависимость матери. Надежда Андреевна не покидала своих воинственных занятий и игр, к которым привыкла в лагере, и тем беспрестанно навлекала на себя гнев матери, заставлявшей ее по целым дням сидеть за шитьем или кружевами. Но ни строгий надзор, ни утомительные занятия, ни даже частые наказания, не имели успеха, и Наденька продолжала по прежнему потихоньку играть оружием. вскоре отец подарил ей Черкесского коня Алкида, к которому она привязалась всею душой, и через несколько месяцев уже смело носилась на нем через поля и овраги. С этого времени все мысли Надежды Андреевны стремились к тому, чтоб вступить в военную службу. Неожиданный случай вскоре помог ей осуществить любимую мечту. Казачьему полку, стоявшему в том городе, где жили ее родители, объявлен был поход, и он выступил 15-го сентября 1806. Узнав об этом, Наденька, ночью 17-го сентября, в день своих именин, одевшись в казачий чекмен, остригши волосы, и взяв для себя необходимое, покинула тайно дом родительский, и на своем любимце Алкиде поскакала по направлению, принятому полком, который и догнала на рассвете. Явившись к полковнику, она выдала себя за сына одного из окружных помещиков, будто бы желающего тайно, против воли родителей, вступить в военную службу. Полковник, по тогдашним правилам, не имевший права принять ее в казачий полк, дозволил однако следовать за ним на Дон, и отважная девица с радостью согласилась. Прибыв на Дон, полк оставался там не долго; через несколько месяцев ему велено было идти в Гродно. Прибывши туда, Надежда Андреевна вступила товарищем, под именем Александра Андреевича Дурова, в комплектовавшийся в этом городе коннопольский уланский эскадрон. Скрывая тайну своего пола, Дуров должен был выполнять все обязанности службы, часто превосходившие его силы, ходил с полком за границею в кампанию 1807 года, был в сражениях при Гейльсберге, Фридланде, во многих стычках; отличался храбростию, часто даже опрометчивою, и тем обратив на себя внимание начальников, заслужил вместе уважение удалых коннопольцев. По возвращении войск в Россию, после тильзитского мира, Надежда Андреевна, по повелению Императора Александра, узнавшего ее пол, отправлена была в Петербург. По приезде туда, она вскоре получила приказание явиться к Государю, который принял ее чрезвычайно милостиво, хвалил ее мужество, наградил Георгиевским крестом, и произвел в офицеры, с назначением в Мариупольский гусарский полк. Он также повелел ей, вместо прежней фамилии Дуров, называться по его имени Александровым, и дал позволение во всех нуждах относится прямо к нему. До 1811 года, Надежда Андреевна, или Александров, находилась в Мариупольских гусарах; но в этом году, по просьбе своей, переведена была в Литовский уланский полк.

В 1812 году, Надежда Андреевна, наравне с другими, разделяла все трудности и опасности отечественной войны; находилась в сражениях под Смоленском и под Бородиным, где получила контузию в ногу, после которой, по личной своей просьбе, взята была главнокомандующим князем Кутузовым на бессменные к нему ординарцы, и потом уволена в отпуск к отцу. В мае 1813, снова возвративших к своему полку, Надежда Андреевна отправилась с ним за границу участвовала в разных стычках и успела несколько раз отличится храбростию. По возвращении победоносных войск в отечество, кавалерист-девица продолжала еще несколько лет службу, но наконец слабое здоровье отца, его просьбы, и расстроенное состояние его дел, заставили ее выйти в отставку с чином штабс-ротмистра, и пенсионом. Во время службы Надежды Андреевны, хотя почти никто не знал о ее поле, но в войсках и в народе носились неясные, и большей частию преувеличенные, слухи о существовании кавалериста-девицы в Русской армии, и только в 1836 году, она сама издала собственную автобиографию, под названием Кавалерист-девица (С.П.б. in 8⁰) и удовлетворила общему любопытству. Записки эти, с которыми впервые познакомил публику Пушкин через отрывки, которые поместил из них в своем журнале «Современник», имели необыкновенный успех, как по занимательности самого содержания и особы героя-автора, так и по живому, простодушному рассказу, обнаружившему дотоле неизвестное прекрасное дарование литературное. Вслед за изданием первого своего сочинения, Надежда Андреевна приняла участие в журналах, и подарила публику многими повестями, которые после были собраны и изданы под названием Повести Александрова, С.П.б. 4 части in-12⁰. Кроме этих сочинений, напечатала Н.А. Дурова еще следующие: Год жизни в С.-Петербурге, С.П.б. 1839, одна часть in-12⁰; Записки, прибавление к Кавалерист-девице, Москва, 1839, одна часть in 8⁰. Обе эти книги могут служить дополнениями к автобиографии Александрова. За ними следовали: Гудишки, роман в 4-х частях, С.П.б. 1839Ю in-12⁰, Ярчук, или собака-духовидец, С.П.б. 1840, в 2-х частях, in12⁰; Клад, С.П.б. 1840, и Угол, повесть, С.П.б. 1840, in-12⁰.

Вообще все литературные произведения Александрова, или Дуровой, имеют много относительных достоинств. Теперь Надежда Андреевна живет в С.Петербурге, носит мужское платье с орденским знаком, и несмотря на свой возраст, сохраняет бодрость, крепость и быстроту движений, приобретенные ею в военной службе. Портет ее, впрочем не совсем похожий, приложен к первому тому издания Смирдина «Сто Русских литераторов».

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Головачева-Панаева А.Я. Воспоминания А.Я.Головачевой-Панаевой. Русские писатели и артисты. 1824-1870. СПб., Издание книгопродавца В.И.Губинского, 1890 стр.54

Стр.54: «… Не могу сказать, как отец познакомился с девицей-кавалеристом Александровой (Дуровой). Она приехала к нему и пожелала видеть всех его детей. Мать привела ее в нашу комнату. Я знала, что она была на войне и ранена. Александрова уже была пожилая и поразила меня своей некрасивой наружностью. Она была среднего роста, худая, лицо земляного цвета, кожа рябоватая и в морщинах; форма лица длинная. черты некрасивые; она щурила глаза, и без того небольшие. Костю ее был оригинальный: на ее плоской фигуре надет был черный суконный казакин, с стоячим воротником и черная юбка. Волосы были коротко острижены и причесаны как у мужчин. Манеры у нее были мужские; она села на диван, положив одну ногу на другую, уперла одну ногу на колено, а в другой держала длинный чубук и покуривала…»

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Что читать народу? Критический указатель книг для народного и детского чтения. Составлен учительницами Харьковской частной женской воскресной школы: Х.Д. Алчевскою, Е.А. Алчесвкою, А.А. Алчевскою, Л.В. Баршевскою, Е.Д. Гордеевой, А.П. Гришенко, З.И.Дашкевич, Л.Е.Ефтмович, А.Д. Ивановой, М.А. Ивановой, А.М.Калмыковой, Н.П. Пенго и Е.И.Цветковой. Том второй. СПб., Типография В.С. Балашева, 1889. – стр. 741-742

1268) Кавалерист-девица Александров-Дурова. Сост. В.Байдаров. Изд. ред. журнала «Досуг и Дело». СПб., 1887 г. 255 стр. Цена 1 р.

История кавалериста-девицы Дуровой-Александрова пользуется достаточной популярностью, и потому мы не будем передавать содержание книги г.Байдарова, а скажем лишь, что книга эта составлена на основании разговоров автора с Дуровой, а также и известных ее записок и притом составлена довольно плохо: это не биография, а просто собранные в кучу случаи из жизни Дуровой, расположенные в хронологическом порядке.

Что же касается фактической стороны самой жизни Дуровой, то нам кажется, что личность кавалериста-девицы далеко не представляет из себя типа, благотворно влияющего на читателя. Дурова, несомненно, симпатична своим протестом против приниженности и бессодержательности жизни женщины того времени, но лишь исторические события начала настоящего века и тогдашние жизненные условия заставили ее выразить свой протест в такой, а не иной форме. Поэтому мы не можем не сказать, что личность, да еще женщина, видевшая смысл жизни лишь в светлом мече, веселой жизни, ученье, парадах, конном строе, скачке и рубке (стр.254) и не признающая за робким солдатом права на жизнь (стр.179) – не такой тип, на котором можно воспитывать юношество или прививать народу гуманные взгляды и понятия. Вот почему мы можем только пожалеть, что для первой биографии женщины в нашей народной литературе выбрана Дурова, а не кто иной.

так как, кроме всего сказанного, изложение автора далеко не отличается популярностью, и цена книги довольно высока, то мы и считаем излишним рекомендовать эту книгу в народно-школьную библиотеку.

Е.Г[1].

 

[1] Е.Г. – Е.Д. Гордеева

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Белинский В.Г. Сочинения В.Белинского. С портретом автора и его факсимиле. Часть девятая. Издание К.Солдатенкова и Н.Щепкина. Москва. В типографии В.Грачева и Комп. 1860 стр. 456

О книге Смирдина «Сто русских литераторов» СПб., 1839:

«…Кто дал г. Смирдину роковой совет – включить г. Зотова в число ста русских литераторов?

Но одним ли этим убито это издание! Вот перечень литераторов, которых статьи и портреты помещены в трех томах «Ста Русских Литераторов»: Александров, Марлинский, Давыдов, Зотов, Кукольник, Полевой, Пушкин, Свиньин, Сенковский, Шаховский, Булгарин, Вельтман, Веревкин, Загоскин, Каменский, Крылов, Масальский, Надеждин, Панаев, Шишков, Бенедиктов, Бегичев, Греч, Марков, Михайловский-Данилевский, Матлев, Ободовский, Скобелев, Ушаков, Хмельницкий. Прежде всего посмотрите: все ли из поименованных тут литераторов имеют право быть помещенными во «Ста Русских Литераторах» и всех ли их портреты любопытны для публики; потом: все ли они во-время и кстати попали в эту книгу, и, наконец, всех ли их статьи стоили напечатания? В то время, как вышел первый том «Ста Русских Литераторов», известность г.Александрова (г-жи Дуровой) была в полной ее апогее; теперь появление портрета и статьи этого писателя было бы несвоевременно, потому что по причине быстрого хода нашей литературы и нашего общества, у нас многое скоро забывается; тогда же (1839) это было и вовремя и кстати; но статья г. Александрова – «Серный ключ» была больше чем слаба, и не стоила печати….

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Мизко Н. Д.[1] Столетие русской словесности. Сочинение Николая Мизко. Одесса, в типографии Л. Питч, 1849 стр.333-334

«… Из писательниц повестей литература наша справедливо может гордиться некоторыми, которых повести и рассказы, украшая наши журналы, изданы потом и отдельно. Вот они: Жукова[2] («Вечера на Карповке» 2 ч. 1838, повести, 1840); Ган (собрание ее повестей, печатавшихся в «Библиотеке для чтения» и «Отечественных записках» под именем Зенаиды З-вой, изданы в 1843 г., в 4 ч.); Дурова (рассказ собственный ее оригинальной и исторической жизни, под именем Александрова, заключается в трех сочинениях: «Кавалерист девица», «Записки Александрова, дополнение к запискам кавалерист-девицы» и «Год жизни в Петербурге» кроме того романы: «Гудишки», «Клад», «Угол», «Ярчук» и собрание повестей и рассказов в 4 частях 1839, заключающих в себе повести: «Нурмека», «Игра судьбы», «Лютгарда», «Черемыска»); графиня Растопчина («Очерки большего света Ясновидящей). – Чтоб удостоверится, что такое женская литература и чем может быть, прочтите, например, — повести Жуковой: «Суд сердца», «Мои курские знакомцы», «Падающая звезда»; Ган: «Теофания Абиаджо», «Напрасный дар»; Дуровой: «Люгарда» (напечатанная предварительно в «Отечественных записках», под заглавием «Павильон»); обе повести графини Растопчиной… Вникните в особенные свойства женской словесности… Какая тесная связь этого языка с самою идеей, им выражаемой, которая в глубине души облекается уже в эту особенную форму, оттого и проникает в душу!… И опять, каким неподдельным, тихим, но не менее того сильным, одушевлением проникнуты эти произведения! Это одушевление есть тайна искусства: но где же источник этого одушевления более чистый, более искренний, как не душа женщины?…»

[1] Мизко Николай Дмитриевич (1818-1881) – историк литературы

[2] Курсив оригинального издания

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Сын Отечества. Журнал словесности, истории и политики. Второе двадцатипятилетие. Том пятый. Редактор А.В. Никитенко. Издание книгопродавца Александра Смирдина. СПб., в типографии А.Бородина и К^о, 1840 стр.253-257

КЛАД. Сочинение Александрова (Дуровой) С.-Петербург, в типографии Штаба Отдельного корпуса внутренней стражи, 1840, в 8. Д. 289 стр.

Г-жа Дурова подарила публике разом три романа: Клад, Угол и Ярчук. Вдруг три романа, — это роскошь, дающая честь поэтическому воображению писательницы, которой имя, прежде этого часто встречалось в печати. Мы обратимся сперва к Кладу. Рассказывать ли содержание этого романа? Прочтите его сами: вам приятнее будет познакомиться с ним лично, чем через посредство других. Легкость в изобретении событий составляет, как нам кажется, отличительное свойство таланта г-жи Дуровой; она живо и беззаботно развивает ткань повествования. Надобно признаться, однакож, что в романе ее: Клад,  это достоинство не вознаграждает читателя за нарушение других существенных условий искусства. Мы считаем самою неважною частию романа – приключения. Вспомните покойные романы Шписа, Августа Лафонтена, Дюкре-Дюмепиля, и прочая, и прочая, которые заставляли некогда так сладко, и иногда так мятежно, биться ваше тринадцати-летнее сердце: какое неистощимое богатство похождений, случаев, хитро запутанных и мраком таинства покровенных завязок, — эпизодов! Но ребячество миновалось, с ним исчезли и все эти прелести. Безотчётная игра воображения теперь уже не составляет для нас поэзии: мы просим от поэзии истины, мы хотим ее уважать, а не играть ею, хотим не двусмысленного обаяния мечты, потому что мечта ничто, а великих откровений жизни, удостоверения, что блага, какими поэзия нас наделяет, не превратятся в дым, как-скоро мы приблизим их к глазу разума, что они прочные и существенные плоды самой природы и высших стремлений души. Уже  прошли те времена, когда думали, что поэзия есть вымысел; теперь всем известно, что поэзия есть существенность. «Как! Существенность?». Да, самая строгая, самая достоверная существенность. Когда вы представляете нам в своем творении людей, нам дела нет до того, создало ли их ваше воображение, или вы их нашли где-нибудь уже готовыми, организованными; мы хотим знать, точно ли это люди? Не выдумали ли вы им сами сердца, какого никогда не билось в груди человеческой? Не дали ли вы им положений и судьбы, несвойственных их назначению и месту, какое занимают они в нравственном порядке вещей? Одним словом, существенны ли ваши люди? Не грезы ли они? Не видения ли только, вызванные личною раздражительностью вашего чувства и фантазии? Потому что, в таком случае, нам нечего с ними делать: они ваша собственность и для вас только существуют, как ваши пророчественные сны, как верования в сверхъестественные случаи вашей жизни, как предчувствия и гадания о вашей будущности. Да, поэзия в наше время должна заслуживать уважения, чтобы быть любимою, — а уважают оно истинное. Смотря с этой точки зрения на роман г-жи Дуровой, мы, к сожалению, не можем его отнести к произведениям этой истинной поэзии, потому что  в нем заключаются большие несообразности, несмотря на то, что на него истрачено очень много воображения, — несообразности, изобличающие какую-то борьбу писательницы с естественными законами сердца человеческого, с настоящими законами нравственных явлений?  Что значат, например оба главных действующих лица, Лило и Горгони, оба существа преблагородные и прелюбезные, но из которых одно наделено таким голосом, что от звуков его падают люди в обморок, а другое таким безобразием, что никто не в состоянии взглянуть на него без невыразимого ужаса? Между тем несчастный молодой человек, который ревет, как не ревет ни одно земноводное, красавец собой; ему стоит только не произносить ни слова, чтобы увлечь все сердца с неодолимою, волшебною силою; а злополучное создание, заклейменное печатию неслыханного безобразия, одарено  таким голосом, при одном звуке которого сердце замирает в восторге, когда его слушают, не глядя в лицо говорящему. Право, не понимаем значения этих лиц. Сначала мы-было подумали. Что это какие-нибудь аллегорические образы, но читая далее роман удостоверились в противном. Из какого же круга жизни, из какого закона физической и нравственной природы извлекла писательница идею о таких странных и непонятных явлениях? не суть ли они чистая греза, как-нибудь образовавшаяся в ее фантазии из собственного, личного ее настроения? Верно так. Еще страннее и неестественнее отец и дед героев романа, потому что писательница хотела непременно создать целую семью чудовищ. Дед – разбойник, сын наследует его почетное ремесло, говорим без шуток, почетное, потому что этих негодяев, подвизающихся в приволжских странах, не только не преследуют правительство и жители, но последние даже смотрят на них с некоторым родом уважения. «Жители привыкли к ним» говорит сочинительница «и оставили их в покое», — Трудно поверит этому. Характер деда-разбойника отличается удивительной сентиментальностью, хотя он режет и грабит не хуже всякого другого разбойника. У него была женщина, неизвестно, что такое – жена, или любовница; с кистенем в руке, с зверскою физиономиею, и кровожадностию в душе, он такой идиллический любовник, что Тарсисы и Даметы старых идилий, перед ним холодны как лед. Но оставим в покое всех этих милых разбойников и прелестных чудовищ; если бы мы захотели показать все нелепые несообразности романа: Клад, нам надобно было бы. просто переписать его весь. Жаль, что воображение г-жи Дуровой получило такое направление: она не лишена таланта и с небольшим уважением к законам искусства, к естественности и истине, она могла бы, без сомнения, дать читателям настоящее, хоть не большое сокровище, а не этот несчастный поддельный клад.

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Отечественные записки, учено-литературный журнал на 1840 год, издаваемый Андреем Краевским. Том III. СПб., в типографии А.Бородина и Комп.1840 Раздел VI «Библиографическая хроника» стр.8-10

Отдел: Русская Литература.

377. Клад. Сочинение Александрова (Дуровой). Санкт-Петербург. В тип. Штаба Отдельного Корпуса Внутренней Стражи, 1840, в 12-ю д.л. 289 стр.

Думая пошутить, мы сказали правду, что неутомимое перо г.Александрова решительно хочет дарить публику по маленькому роману или по большой повести каждый месяц: вот уже третья повесть выходит в продолжении трех месяцев сряду. Дай-то Бог! а то, право, нечего читать – повторим мы. О прежних двух повестях г.Александрова читатели знают уже по нашим о них отзывам, а может быть они прочли и самые повести. Третья, ныне вышедшая повесть носит на себе все признаки близкого, внешнего и внутреннего родства с двумя первыми: тот же наружный вид книжки, та же запутанность содержания, та же, местами, увлекательность рассказа, и то же чистый, правильный, плавный, а местами и живой язык. Чего нет в этой повести! – Если рассказать ее содержание, — никто и читать ее не будет: так страшно оно. В самом деле, герои повести (их два) – страшные чудища: один красавец, но с таким ужасным голосом, которого содрогалась природа и пугался даже сам полковой командир, хотя страшный голос принадлежал простому обер-офицеру и притом его подчиненному; другой же – урод, но с таким прелестным голосом, которого, как пения райской птички, заслушивалась шеренга солдат. Оба чудовища были неразлучны, и если одного посылали, а другому поручали дело на месте, то хотя бы это дело требовало тридцати лет, он оканчивал его в три минуты, и притом отличнейшим образом, и летел соединится со своим другом. Эти штуки они доделывали даже и тогда, когда один был запираем в комнате за десятью замками, а другой находился за сто верст. как это делалось – не спрашивайте: это едва ли известно и самому г-ну Александрову. Впоследствии окажется, что оба чудища – родные братья, дети Татарина и Жидовки, внуки Татарина, страшного разбойника, вроде Рипальда-Ринальдини, который даже об обыкновенных предметах говорит надутым языком классических трагедий. Место действия — неприступное ущелье между скалами на берегах реки Камы, которые покрыты непроходимым лесом. Впрочем, кладу не оказывается на лицо, да и повесть вдруг оканчивается – ровно ничем, подобно тем большим рекам, которые обещают довести до моря, и вдруг скрываются в песках. Для любителей чудесного, вроде знаменитой покойницы прошлого века г-жи Анны Радклиф, — тут всего досаднее то, что автор опускает занавес в самом интересном месте, когда чудовищные герои готовы отыскать Татарина и Жидовку, своих дражайших родителей, и амфибию – свою родную сестру, которая была воспитана по-мужски и разбойничала не хуже своего свирепого дедушки. Но мы понимаем, почему талантливый автор не довел до вожделенного конца своей интересной повести: он сам не видел его возможности, благодаря неестественности вымысла. притом же и многочисленные нити, по причине своей многочисленности, так у него перепутались и образовали собою такой гордиев узел, что их можно было распутать только мечом Александра Македонского, — это и свершил очень удачно г.Александров. Мы думаем, что если б г.Александров решился вместо больших повестей в одну книжку, писать большие романы частей в двенадцать каждый, то читателей и почитателей нашлось бы у него множество, ибо для большинства читающего люда, многосложность и запутанность невозможных и несбыточных происшествий и похождений лучше всякого изящества, хотя бы оно представлялось в лице Вальтера Скота или Купера. А у г.Александрова было бы еще нечто и кроме этих качеств, —  именно: хороший слог и увлекательность рассказа, которыми отличаются два эпизода в самом «Кладе»: семейная история Жида Иохая и семейная история Татарина Рашида, которые чрезвычайно интересны до тех пор, пока просты и естественны и пока не делаются необъяснимо – чудесными.