Павел Николаевич Луппов

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

Личность выдающегося историка Вятского края Павла Николаевича Луппова, некоторые из статей которого, относящихся к истории края Елабужского мы публикуем в настоящем издании, настолько примечательна и уважаема всеми вятскими, удмуртскими и татарстанскими историками и краеведами, что мы сочли возможным перед его статьями поместить статью о нем самом.

Статья публикуется по материалам Сайта информационно-аналитической службы «Русская народная линия» (Православие – Самодержавие – Народность). Актуальная ссылка:

http://ruskline.ru/monitoring_smi/2002/06/01/vyatskij_istorik_pavel_nikolaevich_luppov/ (Дата обращения: 29.05.2015).

 

Прокашев В. (Московский журнал, 01.06.2002)

Вятский историк Павел Николаевич Луппов

В 1736 году в селе Усть-Чепецком Вятской губернии вместо обветшавшей деревянной церкви возвели новую, каменную, освященную в честь Рождества Богородицы. В 1852 году церковь перестроили. В нее и был переведен из Орловского уезда дьячок Василий Питиримов. Приехал он с женой, тремя дочерьми и двумя сыновьями. В 1862 году в возрасте 42 лет Питиримов скоропостижно скончался. По тогдашнему обычаю вятский архиерей «зачислил» за осиротевшей семьей дьячково место умершего, то есть предназначил его будущему мужу одной из дочерей. Самая старшая — Надежда, давшая обет безбрачия, замуж идти отказалась. Согласилась вторая дочь — Мария, девятнадцати лет. Женихом ее стал восемнадцатилетний Николай Луппов, назначенный Преосвященным Агафангелом в Усть-Чепецкое на должность псаломщика.
Бракосочетание Николая Федотовича Луппова с Марией Васильевной Питиримовой состоялось 7 октября 1862 года. Поручителем со стороны жениха были священник Александр Заворохин и пономарь Николай Усольцов, со стороны невесты — дьячок Иван Александрович Невский и заштатный пономарь Моисей Усольцов.

В 1864 году y молодых супругов родился первенец — Александр, потом появились Павел, Арсений, Мария, Клавдия, Антонина, Анна.

Вспоминая детские годы, Павел Николаевич Луппов писал: «Семья наша была дружная. Грубости и ругани в детстве я не слышал. Отец мой имел небольшое образование.
Вообще же он был человек вполне грамотный, обладал прекрасной каллиграфией. Он был человек очень скромный, хорошо относился к крестьянам, интересовался их жизнью, понимал их интересы; в своем большом приходе (до 300 душ) он знал чуть ли не каждого домохозяина по имени и отчеству, любил с ними побеседовать, по их просьбе писал им письма к родным. Крестьяне его очень любили. К нам, детям, он был всегда добр, но занимался нашим воспитанием и обучением очень мало.

Наше воспитание, а также и домашнее хозяйство лежали всецело на матери. Даже хлопоты по определению детей в среднюю школу лежали на ней.

Она была неграмотная, так как в пору ее детства в селе не было женской школы, но она обладала хорошей памятью и отлично умела считать в уме, свое хозяйство вела она очень толково. К нам мать относилась ровно, ласково, но несколько сурово и всегда требовала выполнения сказанного ею. Наказаний физических не употребляла, но мы ее слушались беспрекословно. Отца мы, пожалуй, больше любили, но мать пользовалась общим авторитетом».

Снискал Николай Федотович симпатии и в среде местной интеллигенции. Небольшой домик Лупповых посещали преподаватели духовного училища и воспитанники семинарии, студенты высших учебных заведений и народные учителя.

Будучи горячим сторонником просвещения, Николай Федотович неустанно ратовал за обучение крестьянских ребятишек грамоте. На обучении же своих крестников он попросту настаивал.

В 1870-е годы доводилось Луппову и самому учительствовать в земской школе.

Не получив в молодости законченного среднего образования, Николай Федотович находил утешение в мысли, что его дети будут удачливее отца. И ему посчастливилось стать свидетелем их успеха.

«Удивительное дело: семья псаломщика в глухой провинции, а все сыновья в ней с высшим образованием, все дочери — со средним. Такую семью и в Москве не часто встретишь», — сказал однажды о Лупповых петербургский профессор М.И.Каринский.

В августе 1896 года, простудившись во время крестного хода, Николай Федотович заболел, 13 декабря окончательно слег и умер 28 декабря от чахотки. Похоронили его в церковной ограде Богородицкой церкви. Мария Васильевна надолго пережила своего мужа и умерла в 1920 году.

***

Известный вятский историк Павел Николаевич Луппов родился 22 октября (3 ноября) 1867 года. Рос он на редкость бойким и смышленым мальчиком. К четырем годам с помощью старшего брата обучился грамоте, а в пять лет вместе с Александром начал посещать школу. В августе 1877 года на семейном совете Лупповых было решено отдать девятилетнего Павла в первый класс вятского духовного училища. 15 августа он, Александр и мать в крестьянской телеге отправились в Вятку.

Духовное училище, а затем и семинарию талантливый отрок окончил первым учеником и в 1887 году поступил в Казанскую духовную академию. Вместе с другими студентами, членами академического кружка, он участвовал в статистическом описании крестьянских хозяйств Нижегородской губернии. Во время переписи состоялось личное знакомство Павла Луппова с известным русским писателем Владимиром Галактионовичем Короленко, который с большим интересом отнесся к его работе, посоветовав особое внимание обратить на социальную сторону исследования.

Проучился в академии сын чепецкого дьячка менее трех лет. В январе 1890 года им заинтересовались в жандармском управлении Казани, допросив в качестве свидетеля по делу о студенческом кружке самообразования «Русская действительность», в котором Павел Луппов состоял с первого курса. Кружковцы, пытаясь овладеть азами политической экономии, занимались чтением соответствующей литературы и обсуждением рефератов. Жандармов интересовали их контакты с политическими ссыльными, местонахождение нелегальной библиотеки. Луппов, ссылаясь на неосведомленность, уклонился от ответов. Хотя серьезного криминала в поведении юноши не усмотрели, из академии его все же исключили.
Исключенному студенту найти работу было непросто. Поэтому Павел Луппов с радостью принял предложение редакции казанской газеты «Биржевой листок» стать корреспондентом по Вятской губернии. Вскоре Вятское земство пригласило его участвовать в подворной переписи в Сарапульском уезде, назначив руководителем отряда из пяти человек. Это были районы, населенные преимущественно удмуртами (вотяками), что определило научные интересы будущего историка.

По окончании переписи Луппов работал учителем земской школы села Дебесы Сарапульского уезда, затем два года служил делопроизводителем вятского земства. Высшее образование он все же получил. «Моя трехлетняя работа в Вятской губернии показала мне, как еще мало исследован наш край: во многих отношениях он являлся «терра инкогнита». Мне захотелось принять участие в научном исследовании Вятского края. Для этого, мне казалось, необходимо получить диплом об окончании высшего учебного заведения. В 1893 году я возбудил ходатайство перед высшим духовным управлением о разрешении мне закончить курс в одной из духовных академий… Разрешение мне было дано, и к началу 1893/94 учебного года я уже числился студентом третьего курса Московской духовной академии».

Более 60 работ, опубликованных П.Н.Лупповым в разное время, посвящены истории удмуртов. Он начал разработку этой темы на IV курсе Московской духовной академии. Научным руководителем его кандидатского сочинения на соискание магистерской степени стал известный историк русской церкви профессор Е.Е.Голубинский. Между студентом и профессором состоялся следующий разговор, воспроизведенный Павлом Николаевичем на страницах автобиографии:

— «Почему же вы хотите писать о вотяках? — спросил он меня. — Разве вы сами вотяк?

— Нет, — отвечал я, — я русский, но больше года работал среди этой народности, мне она понравилась, литература о ней очень скудна.

— Но если литература скудна, то на основании чего же вы будете писать о вотяках?

— Я поищу сведения в вятских архивах, может быть, и найду что-нибудь».

Профессор дал согласие и предложил тему «Христианство у вотяков со времени первых известий о них до XIX века».

«Я начал выяснять, что имеется о вотяках в нашей академической, а затем в Московской Румянцевской библиотеке. На лето я поехал в Вятку разыскивать архивные материалы. В вятской духовной консистории я нашел довольно большой фонд об обращении вотяков в христианство в 18 веке. Фонд был в большом беспорядке, архивные дела валялись на полу. Я стал приводить его в порядок. Около четырех месяцев я делал записи из архивных дел, а затем, во второй половине октября, с последними пароходами вернулся в академию. Я прочел профессору проспект моего кандидатского сочинения, он вполне одобрил его и посоветовал как можно скорее начинать оформление, чтобы подать его в установленный срок. К означенному сроку сочинение было готово и подано профессору на рассмотрение».

Но защита диссертации задержалась из-за участия Луппова в нашумевшем «мултанском» деле, по которому семеро удмуртов язычников села Старый Мултан Вятской губернии обвинялись в совершении человеческого жертвоприношения. На их защиту встал В.Г.Короленко. С помощью экспертов писатель смог доказать несостоятельность обвинения. Роль Павла Николаевича была более скромной: как специалист он опровергал утверждения о «кровожадности» язычества удмуртов. В петербургском отделении этнографии Русского географического общества Луппов прочитал об этом три доклада. Построенные на богатейшем фактическом материале, доклады вызвали широкий интерес. Два из них появились в изложении в ряде столичных и провинциальных газет.
В 1898 году диссертация «Христианство у вотяков…» была представлена в Совет Московской духовной академии. Совет передал ее на рассмотрение профессорам В.О.Ключевскому и Н.Ф.Каптереву. По получении от них положительных отзывов П.Н.Луппов свою работу опубликовал.

На защите, состоявшейся 7 декабря 1899 года, оппонент — выдающийся русский историк Василий Осипович Ключевский сказал, что «магистерская диссертация Луппова представляет собой явление выдающееся по полноте и обстоятельности изучения источников данного вопроса… Редкую книгу мне приходилось читать с таким удовольствием…». Совет единогласно присудил соискателю магистерскую степень.

В 1913 году П.Н. Луппов представил в Совет Казанской духовной академии объемистое исследование, посвященное опять же истории удмуртской народности. Совет признал автора достойным докторской степени.

Октябрьские события 1917 года застали Павла Николаевича в Петрограде. Свою большую семью — жену и восьмерых детей — он еще весной отправил в Вятку к старшему брату Александру, сам же остался в столице, продолжая преподавать в реальном училище и гимназии Штемберга. Пятидесятилетний доктор церковной истории, прекрасный архивист, он пользовался уважением в научном мире и не случайно в сентябре 1918 года был приглашен на работу в Московское областное архивное управление, вскоре преобразованное в Главное управление архивным делом. Однако беспокойство за семью вынудило его в начале 1919 года уволиться и уехать в Вятку.

Губернский город жил тревожной жизнью. Чувствовалось приближающееся дыхание фронта. В царящей повсюду неразберихе оказались беспризорными архивы дореволюционного времени. Самое активное участие в их спасении принял Павел Николаевич Луппов.

«Ясно сознавая ценность этих архивов, для исторической науки еще мало использованных, я счел своим долгом обратить внимание местного губисполкома на необходимость принять неотложные меры к сохранению архивов — этого государственного достояния (по декрету Совнаркома от 1 июня 1918 года); по предложению исполкома мной был подан в городское бюро по народному образованию письменный доклад с указанием возможных мер к охране архивов. По этому докладу в Вятке был образован под моим председательством Губернский Архивный Комитет для руководства архивным делом всей губернии. По моей просьбе начальником гарнизона и обороны Вятско-Слободского укрепленного района (тов. Блюхером) было распубликовано в газетах объявление, что за всякую попытку к разгрому или расхищению архивов, составляющих народное достояние, виновные будут привлекаться к уголовной ответственности по законам военного времени. Распоряжение это было поворотным пунктом в отношениях несознательной части населения к местным архивам».

Павел Николаевич Луппов возглавлял архивное дело в губернии пять с половиной лет — с апреля 1919 по ноябрь 1924 года.

«В 1923 году на областном съезде Вятско-Ветлужской области я сделал доклад о значении архивов для исторической науки, причем обратился к членам съезда с просьбой — помочь организовать в уездах, городах и селениях отряды, которые бы разъясняли широким массам значение письменных документов и необходимость беречь местные архивы, а также всюду разыскивать беспризорные, грозящие гибелью документы прошлого и доводить о них до сведения губернской власти».

В 1922 году в Вятке открылся Научно —  исследовательский институт краеведения. Инициатором его создания и первым директором стал профессор Н.М. Каринский. Заведующим и единственным сотрудником отдела истории местного края все годы существования учреждения (1922-1941) являлся П.Н. Луппов.

Изучению прошлого своей малой родины П.Н. Луппов придавал большое значение и активно призывал к этому вятчан. Много внимания уделял Павел Николаевич родной Усть-Чепце — несколько раз выезжал в село, выступал с беседами, оказывал методическую помощь местным краеведам. В 1930-е годы им была написана книга по истории города Вятки — первое систематическое описание прошлого этого города. Однако в свет книга вышла только в 1958 году, уже после смерти автора.

В июле 1944 года Высшая аттестационная комиссия Всесоюзного комитета по делам высшей школы и научных учреждений утвердила П.Н.Луппова в звании доктора исторических наук без защиты диссертации. ТАСС в своем сообщении об этом событии назвало Павла Николаевича крупнейшим исследователем истории народов, населяющих северные районы нашей страны. 5 мая 1945 года ученому присвоили звание «Заслуженный деятель науки Удмуртской АССР».

В годы войны здоровье Павла Николаевича резко ухудшилось. Особенно сдало зрение. В 1946 году он полностью ослеп, но работу не прекратил — диктовал воспоминания, составлял библиографию своих трудов. В январе 1947 года супруги Лупповы переехали из Кирова в Ленинград, где жили их уже взрослые дети. 2 февраля 1949 года на 82-м году жизни Павел Николаевич Луппов умер.

Со дня смерти ученого прошло более 50 лет. Сегодня на его родине, в городе Кирово-Чепецке, проходят ежегодные Лупповские чтения.

В 1992 году на месте, где стоял дом Лупповых, установили мемориальную доску.

Без знания прошлого не понять настоящего и не предугадать будущего. Эта вечная, как мир, истина была отправным пунктом в трудах и устремлениях всех выдающихся российских историографов, к когорте которых мы с полным правом относим и Павла Николаевича Луппова.

Прокашев В.

 

Значительная часть исследований по истории удмуртского народа проводилась Павлом Николаевичам на территориях, входивших в состав Елабужского уезда. Поэтому неудивительно, что в подавляющем большинстве его историко — краеведческих исследований  в большей или меньшей степени имеются упоминания о Елабужском крае. Представляется, что научное наследие П.Н. Луппова еще не в полной степени изучено елабужскими краеведами и переиздание его исторических материалов, опубликованных на страницах «Вятских Епархиальных  Ведомостей», это лишь первый шаг к изучению и обобщению его работ, в свете изучения истории именно Елабужского края.

Елабужский М., священник. Обряды некрещеных вотяков Елабужского уезда при погребении и поминовении умерших

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

ВЕВ, отдел неофициальный. 1895, № 19, октября 1-го. Стр.800-805

У вотяков, как и у всех языческих народов, существует культ умерших. Умершие, по понятиям вотяков, живут в загробном мире в таких же в общем условиях, в каких жили на земле. Связь их с оставшимися в живых родственниками не прерывается, а принимает только несколько своеобразный характер. По  смерти человек получает большую силу и власть над живыми людьми: он может наслать болезнь на них и их скотину, наказать неурожаем и т.п. Чтобы избавиться от таких напастей, вотяк время от времени кормит умерших (в этом только и состоит поминовение) и тем задабривает их; тогда они сменяют гнев на милость и не прочь бывают облагодетельствовать здоровьем и богатством тех своих родственников, которые угощают их. Впрочем, не велика у вотяка надежда на благосклонность к нему умершего, а потому он считает за лучшее так поставить дело, чтобы покойник не нашел к нему дороги; таков смысл некоторых обрядов при выносе покойника из дома. Вообще вотяк умерших ставит, кажется, на одну доску с шайтанами. Так. например, обувая покойника в лапти, вотяки, против обыкновения, не перекрещивают веревок спереди ноги и говорят, что делают так «на шайтанскую форму». При поминовении покойников строго запрещается говорить: «осто, козма» — обычное выражение в вотских молитвах, которое крайне не любят и злые духи[1]. Характерно, наконец, в данном отношении, сопоставление слов шай (кладбище), шай-гу (могила), шай-пул (гробовая доска), шайтан (злой дух), очевидно, происходящих от одного корня. Обычай «поминать», т.е. кормить стариков, нисколько не противоречит вышеприведенному мнению: кормят же вотяки и сись-юись,ев[2], которые несомненно суть злые духи.

Лишь только вотяк помрет, родственники его всеми мерами начинают заботиться, чтобы спровадить его скорее в могилу; один обряжает его, другой наскоро сколачивает гроб, соседи копают могилу, ни мало не заботясь о указанной законом глубине ее. Пока покойник в дому, никто из мужчин того дома не занимается обычными работами. Если, при всей своей торопливости, не успеют схоронить покойника до ночи, его оставляют в дому на ночь и всю ту ночь не спят. Хозяйка печет яйца и колобки, и ими в первый раз поминают умершего[3]. Домашние вотские поминки (кисьтон) всегда устраиваются таким образом. На стоящее у порога корытце, из которого обыкновенно кормят собак, ставят зажженную восковую свечу. Старший из мужиков подходит к корыту, льет в него кумышки и пива, крошит хлеба, яиц и т.п., причем обращается к умершим с такою речью:

«Чэкэ, пересьос, сиелэ, азяд мед усёз. Эн кжты-мыжты. Пудоез животэз дзеч возь. (На-те старики[4], ешьте, пусть упадет перед вами. Обиды нам не делайте. Скотину хорошо берегите).

Юэз нянез кучо-качо эн кельты (На полосах засеянных не оставляйте пустых мест).

Нылэз ниез-но дзеч воз (Детей хорошо берегите).

Азяд мед усёз ини, пересъёс (Пусть упадет пред вами, старики (Предлагаемая пища))».

Прочие члены семьи в это время сидят за столом и ужинают. Одна лишь собака внимательно следит за обрядом поминовения и дожидается, скоро-ли и до нее дойдет очередь поминать стариков. Действительно, вотяки на этот раз даже скликают с улицы собаку, если ее нет в избе, чтобы она подобрала накрошенное в корыто. Как с этим фактом мирится представление вотяков, что они своими поминовениями кормят умерших, положительно непостижимо.

Так как. по понятиям вотяков, люди после смерти живут в общем так же, как и до нее, то они стараются наложить в гроб всякой всячины, чтобы покойник не нуждался в загробном мире ни в чем и не беспокоил живых. Самого его наряжают в теплую одежду и в шапку, кроме того богатые кладут в гроб еще перемену белья и верхней одежды, кочетык – лапти плести, трубку с табаком; бабам кладут серебро, которое они носили на груди и на голове; девушкам умершим – много всякой одежды, так как умершие холостыми на том свете скорее посватаются за тех, кто захватил с собою приданного. Ребятам в рот кладут меду или масла.

Иные при выносе покойника из дома снимают с крюков дверь и прилаживают ее так, чтобы она отворялась не в ту сторону, как прежде. На дворе гроб ставят на обрубок и несколько раз повертывают его на нем. Все это делается для того, чтобы покойник не мог ориентироваться на новосельи и найти дорогу в старое жилище. Когда вынесут покойника из дома, в порог втыкают топор: так бы пусть и смертность пресеклась в этом доме. На кладбище прежде всего бросают в могилу мелкую медную монету, как плату земле (музъем дун) за место, занимаемое гробом. Засыпая гроб в могиле, приговаривают:

«Ым ныр вылад усеем сюез зарни по ахвесь мед луоз. Бер кылем семьядэ дзеч возь, секыт эн кар. (Земля, упавшая на рот и нос тебе, золотом и серебром была бы для тебя. Оставшуюся семью хорошенько береги, тяжело не делай ей).

Аракыдэ удалтытэ, сурдэ удалтытэ (Урожаю дай на кумышку и пиво тебе)».

На могилу бросают яиц и колобков и затем возвращаются домой, где и пируют с родственниками, поминаючи покойника. Поминают его еще в третью, седьмую, сороковую и годовую ночь (непременно ночью). При этих поминовениях кормят не только поминаемого покойника, а и других умерших, которые могут прийти в гости к нему. Последним бросают в окно колобок и просят удовольствоваться им и не отнимать угощения у того покойника, для которого  устроены поминки. Если помер кто-нибудь из взрослых, зимой (иногда через несколько годов после смерти) для него устраивают так называемый йыр пыд сётон (предложение головы и ног) или  йыр пыд сюаи (свадебное пиршество, по поводу предложения покойнику – головы и ног). Обряд этот состоит в том, что режут лошадь или корову и пируют со всеми родственниками, поминая покойника. Мальчишки в это время поют свадебные песни; ночью запрягают лошадей с колокольцами и бубенчиками и везут в лукошке ободранные ноги и голову зарезанной скотины в какое нибудь определенное место, где и выбрасывают все это. Менее состоятельные вотяки для этого обряда покупают на базаре только голову и ноги, а бедные и совсем не исполняют йыр пыд сюан,а, хотя от него «старик там больно весела живет».

Если с вотяком случится какое-нибудь несчастье в дороге – захворает лошадь, сломается колесо и т.п., он сейчас догадывается, что это «старик поймал его» и тут же устраивает импровизированные поминки.

Все вотяки поминают стариков по домам перед Пасхой и Покровом. Кроме того, в конце августа, где-нибудь в логу поминают их целым обществом. На последние поминки (чэкаськон или уллань сиськон), устраиваемые обыкновенно в ненастный день, когда нельзя работать на поле, ходят только домохозяева; режут корову или лошадь (а в небольших деревнях – овечку), часть ее тут же крошат покойникам, а остальное делят поровну и едят с семейными.

 

Заканчивая свои очерки о религиозных представлениях вотяков и об обрядах, служащих выражением этих представлений, считаем нужным присовокупить следующее замечание. Елабужские некрещеные вотяки, находясь среди многочисленного христианского населения, в значительной степени утратили полноту и целостность своих языческих верований. Иные их обряды потеряли свой внутренний смысл, например, редкий из вотяков скажет что-нибудь определенное о боге Ахташе, хотя все приносят ему жертвы. Другие языческие обряды вотяки уподобляют христианским, напр. свои поминовения — священнодействиям над просфорами во время проскомидии и т.п. Некоторые, наконец, обряды совершенно забываются, напр. вышеописанные обряды при выносе покойника из дома многим вотякам неизвестны. Очевидно, язычество в наших краях на пути к своему упадку, если не в количественном, то в качественном отношении. Весьма желательно, чтобы скорее пришло то время, когда наши очерки, если и будут иметь какое-нибудь значение, то разве для одних только археологов и историков.

Священник Михаил Елабужский.   

[1] Вят. Еп. Вед. за 1894 г. № 20. Стр.651.

[2] Там же, стр.650.

[3] Поминать умерших по вотски бурэ ваины пересьосыз. Однажды только мне привелось услышать от вотяка характерное выражение «восяськиз атаезлы, анаезлы» — помолился он своим (умершим) отцу и матери.

[4] При этому умершие поминаются по именам.

Елабужский М., свящ. Моления некрещеных вотяков Елабужского уезда

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

ВЕВ Отдел неофициальный, 1895, № 15, Августа 1-го. Стр. 621-631

Вотские моления бывают общественные и частные. На общественные моления собираются в одно место или несколько деревень или же только жители одного селения. Первого рода общественные моления бывают после паровой пашни, не каждый год. Деревенские моления бывают обязательно не менее 8 раз в год: 1) на овсяном поле после сева. 2) на паровом поле перед паровой пашней (иногда после нее), 3) перед сенокосом на особом отгороженном месте, называемом луд, 4) осенью на молодой озими и 5) четыре раза в мирских шалашах. Кроме этих деревенских молений бывают и экстраординарные.

А. Жрецы

При жертвоприношении читает молитву на частных молениях сам домохозяин или старший женатый сын его; на напольных деревенских молениях – выборное обществом на данный только, единичный случай, лицо; наконец, при молениях многодеревенских, а также в луде и мирских шалашах – особое лицо (восясь), избираемое ворожецом (туно) на всю жизнь. В помощники восясю туно выбирает двух человек, один из которых называется купулкутысь (буквально – в пазухе держащий), а другой – тыр или тусьты-дуры-миськись (моющий чашки и ложки). Они прислугают восясю при молениях. процесс избрания ворожецом восяся и помощников ему довольно интересен. Вот рассказ одного вотяка о том, как в его деревне туно выбирал жрецов.

«Мы ходили молиться в мирской шалаш в соседнюю деревню; потом пожелали построить свой шалаш. Пригласили из Сарапульского уезда за 15 рублей туно указать место для шалаша и выбрать восяся и помощников ему. Когда туно приехал, все собрались в тот дом, где он остановился. Туно встал пред столом, на котором стояла чашка с водой, и стал смотреть в нее. Долго смотрел, потом сказал: «не могу увидать, кого Бог выбирает вав в восяси; придется верно помучиться мне сильно; перевяжите меня по животу полотенцем и стягивайте, насколько хватает у вас сил». Мы так и сделали, он скоро упал навзничь и лежал в обмороке с полчаса. Мы испугались и все стали на колени. Очнувшись, он пригласил желающих разогнуть ему пальцы в кулаке. но из подходивших никто не мог сделать этого. Тогда он сам вызвал из толпы троих по именам. Первый подошел, разогнул указательный палец и был назначен восясем; второй и третий разогнувшие следующие пальцы, были назначены кунул-кутысем и тыром. После этого туно встал, потребовал себе вина и стал пить и пировать».

Кроме выбора жрецов, на обязанности туно лежит еще  отвод, в случае нужды, места для общественного моления. Для этой цели туно носит с собою саблю (палаш), которой и очерчивает новое место для моления. Занимается, наконец, туно лечением посредством наговоров и ворожбой. Ворожит он часто весьма удачно, что объясняется кажется тем, что у него есть чуть ли не в каждой деревне агенты.

Туно утверждает, что с ним часто беседует Бог. Многие вотяки верят этому. Другие напротив, уверены, что ему открывает все шайтан. Но все вообще, если не уважают, то по крайней мере боятся его, и редкий решается ослушаться его советов. Насколько велик его авторитет в дикой вотской среде, показывает следующий факт. Одному вотяку туно сказал: «если хочешь разбогатеть, сожги сначала свой дом». Вотяк, после продолжительного колебания, действительно поджег свой дом, а с ним сгорело еще домов десять.

От туно нужно отличать пельляськись,я  (буквально – дующий, шептун), который занимается только лечением разного рода средствами.

Б. Моления нескольких деревень в одном месте

Когда вспашут пар, старики нескольких деревень собираются и решают, когда быть общественному богомолению. После этого совета начинают собирать пожертвования на покупку жертвенных животных. В означенный день где-нибудь в перелеску, на веселом месте[1] собираются жители ближайших деревень, без различия пола и возраста. Каждая хозяйка несет хлеб, масла, иные еще – мед. Раскладывают костер и все подходят к нему. Впереди всех в шапке стоит одетый в белую одежду восясь, лицом на юговосток, и читает молитву. Вот эта молитва в русском переводе:

«Боже, услышь нас, молимся Тебе. Сохрани нас в добром счастии, жить бы нам в непрерывном довольстве. Обереги от злых людей, от болезни, от мора. Дай богатства великому Царю подати платить. Дай мне детей, стояли бы они кругом меня, женил бы я их и выдавал замуж. Дай мне скотины полон двор, полно поле; сохрани ее от хищных зверей, от ям и оврагов. Посеянный хлеб родился бы сам 30, 60, и 90 соломою, налился  бы, как ягода, созрел бы, как золото и серебро, (настолько густой,) чтобы белка бегала по нему. Сохрани его от червяка. Дай теплого и мягкого дождя. Ливень и бурю пронеси мимо, пролей над лесом. Во время жатвы было бы у меня семьи по числу соломинок на полосе. Поставить бы мне сноп возле снопа, а на гумне – скирду возле скирды. Во время молотьбы таскать бы мне хлеб в амбар не через (узкие) двери, а прямо через крышу. Имеющие уши слышали бы про мое богатство, и имеющие глаза видели бы его. Сохрани нас, Боже, на лоне твоем (кунулад – за пазухой), под крылом твоим. Воззри оком твоим и на нас и малое моление наше прими за большое. Аминь!»[2]

Во время чтения молитвы восясь по временам снимает шапку, и кланяясь, говорит: «аминь!». Стоящий позади народ кланяется вместе с ним. особый выбранный от общества распорядитель наблюдает за этим;  кто зазевается и не отвесит положенного поклона, тех он тычками приглашает к благоговению; вырывает изо рта трубки у тех, которые не нашли нужным расстаться с этим вотским удовольствием даже во время молитвы. Молодеж часто шалит и бросает сзади чем-нибудь в шапки молящихся. Когда восясь читает молитву, в это время кто-нибудь режет жеребенка, которого кладут головой также на юго-восток. Кровь выпускают в чашку, и часть ее восясь выливает на костер (тыла)[3]. После этого каждый домохозяин подходит к костру, берет частицу хлеба, масла, меду, а также кусочек мяса и все это бросает в огонь. Оставшееся мясо варят и едят. После жеребенка с такими же обрядами «молят» гуся, который дает, по понятиям вотяков, узду жеребенку. Затем приносят в жертву телку. Этих трех животных приносят в жертву Кылчин-Иньмару[4]. Моление завершается принесением в жертву Му-кылчиню черного быка. При жертвоприношении Му-кылчиню жертвенные части бросают не в огонь, а в вырытую яму; в другую яму кладут отбросы от жертвы – кости и т.п. Обе ямы заваливают землею и закрывают чем-нибудь тяжелым, чтобы собаки не разрыли их и не оставили Му-кылчиня без обеда.

Общественное богомоление продолжается несколько дней и ночей подряд. Собственно говоря, молятся очень мало; все же остальное время угощаются, пируют. Молодежь играет, поет песни, распутничает почти без всякого стеснения.

Ранее, при общественных богомолениях, вотяки приносили в жертву даже людей. сами вотяки утверждают, что «старики людей молили». Ныне варварский обычай этот исчез. По крайней мере существование его среди елабужских вотяков нельзя подтвердить никакими доказательствами; даже народная молва, так щедрая на вымыслы и преувеличения, ничего не говорит об этом.

В. Деревенские общественные моления.

Напольные деревенские моления почти ничем не отличаются от вышеописанных молений в одном месте нескольких деревень. Главная особенность этих молений была указана выше, именно: молитву при жертвоприношении читает не восясь, а выборное обществом на единичный данный случай лицо.

1) После яровой пашни приносят в жертву Кылчинь-иньмару на поле телку или двух овец.

2) Пред паровой пашней приносят в жертву на поле ему-же жеребенка, гуся и телку, и Му-кылчиню – черного быка.

3) На молодой озими приносят в жертву Му-кылчиню черного быка. На это богомолье ходят только домохозяева – мужчины; если хозяйствует в доме женщина (вдова при малых детях), то допускается и она. Жертвенным мясом при этом молении позволяется кормить только своих однодеревенцев.

4) Пред сенокосом мужчины молятся Кереметю в особом, огороженном месте, называемом луд; приносят в жертву овцу; молитву читает восясь. Хлеб на это моление приносят всегда пресный.

5) Моления Вож-шуду существенно отличаются от вышеписанных молений. Общественные моления ему совершаются в мирских шалашах (будзим квала). Шалаш – это четырехстенное строение без пола и потолка с небольшим отверстием в крыше для прохода дыма. Дверь из мирского шалаша всегда обращена на юг; наблюдается также  при постройке его, чтобы вблизи текла на юг река или ручей. среди шалаша подвешивается на железном крюке котел, а под ним разводится огонь, на который и бросают жертвенные части. В мирском шалаше молятся четыре раза в год, и каждое моление имеет особое название: сызил-юон[5] — осенний праздник; называется осенним, хотя и совершается зимою, между Николиным днем и Крещением; вэй-юон – масляничный праздник, акашка-юон – пасхальный праздник и гужем-юон – летний праздник, после Петрова дня.

Когда старики решат, в какой день начать праздник, жители деревни сносят к восясю нужную для жертвы провизию. В назначенный день, после обеда, иногда поздним вечером, восясь приносит в шалаш каравай хлеба, говядину, бурак пива и бутылку кумышки (или вина) и ставит все это на стол, стоящий посреди шалаша и покрытый скатертью и ветками (зимою еловыми ветками, пасхой – вербовыми, а летом – березовыми). Вместе с восясем приходят в шалаш все, кто пожелает помолиться с ним. Сначала восясь берет хлеб с говядиной и, оборотившись лицом на север, читает молитву, поднимая и опуская слегка хлеб в руках. Молитва иногда прерывается словами «омин», причем восясь и все присутствующие кланяются. Прочитавши молитву, восясь часть хлеба и говядины бросает в огонь, а остальное кладет на полку, покрытую как и стол, ветвями. Затем берет чашку, наливает в нее кумышки и пива и читает ту же молитву. В третий раз молится с одним только пивом в руках, в четвертый – с одной кумышкой и наконец в пятый – с пустыми руками, причем  молитву заканчивает словами: «до следующего праздника терпи теперь, Вожшуд!». Иные вотяки приносят в мирской шалаш только что заколотых животных и отливают часть крови на огонь, при чем восясь молится:

Кабыл басьты, Будзим Иньву. Сыче мурт чэж кузмаз. Сёт солы тазалык, эн виситы ини. (Прими моление, великий Иньву. Этот человек пожертвовал (примерно) утку. Дай ему здоровья, не насылай уже болезни.).

Ныне, без кумышки охотников молиться в мирском шалаша стало мало, и восясю иногда приходится подолгу дожидаться, пока соберется хотя немного народу.

7) В иной год, безразлично – летом или зимою, собираются всей деревней молиться Ахташу, приносят в жертву обыкновенно гуся. Определенного места для моления Ахташу не бывает.

8) Наконец, бывают еще непредвиденные деревенские моления. В одно прекрасное утро какой-нибудь старик или туно заявляет: «мне во сне Бог открыл, чтобы в вашей деревне замолили (примерно) солового жеребенка». Вотяки верят подобному откровению и принимаются искать животное означенной масти. Догадливые продавцы запрашивают с них непомерную цену, но тогда уже вотяки за ценой не стоят.

Г. Частные моления.

1) Во дворе у каждого некрещеного вотяка есть свой шалаш (квала). В те дни, когда бывают моления в мирском шалаше, молятся и в частных своим Вожшудам. В частный шалаш ходят молиться  только хозяин с хозяйкой, или же, если у них есть женатый сын, то – последний с молодушкой. Самое моление совершается точно также, как ив мирском шалаше, с тою только разницею, что здесь молитву читает не восясь, а хозяин шалаша. Помолившись, идут домой и дают пить оставшееся от жертвоприношения пиво и кумышку остальным членам семьи, родственникам и соседям. Прежде, чем пить, каждый говорит: «осто, тазалык Вожшуд мед сётоз» т.е. дал бы Вожшуд здоровья.

В шалаше молятся часть и не в праздники, по обещанию или по указанию туно, причем приносят в жертву как домашних, так и диких животных, напр. зайцев, хлухарей, рябчиков, дятлов, диких гусей и уток, щук и т.д.

Бывает, что туно приказывает вотяку принести в жертву Вож-шуду животное, обещанное еще каким-нибудь дедушкой вотяка, давно умершим. Если вотяк не расположен расплачиваться за обещания своих предков, он велит сварить кашу, берет ее и со всей семьей идет молиться в шалаш, прося Вож-шуда подождать нужной и обещанной жертвы. Вож-шуд вероятно забывчив, а вотяк после этого не считает уже нужным напоминать ему о своем обете.

Иногда туно велит принести жертву чужому Вожшуду. Если этот Вожшуд близко, то вотяк действительно идет в указанный шалаш и там приносит в жертву обыкновенно утку с кашей. Если же указанный ворожецом Вожшуд далеко, то вотяк идет в перелесок, нагибает какое-нибудь небольшое деревцо и кладет на вершину его крупы на тряпочке; затем отпускает дерево, и оно, разгибаясь, рассыпает крупу. Обряд этот равносилен принесению жертву Вожшуду.

  1. По воскресеньям[6] утром, когда в каждом вотском дому пекут блины, домохозяин выходит во двор со свежеиспеченным блином и, оборотившись лицом на юго-восток, в шапке молится Кылчин-Иньмару. Возвратившись в избу, он бросает блин в печку на огонь (тыла) и садится завтракать.

3) Когда начнет выходить из земли посеянный овес, домохозяин берет лукошко с овсом и первое снесенное в ту весну куриное яйцо и идет на поле. Здесь он разбрасывает овес на полосу, а яйцо закапывает в землю; при этом молится, дал бы Бог такого урожая, чтобы зерна овса были по куриному яйцу. Затем возвращается домой и пирует с семьей и родственниками. Праздник этот называется гер шыд-юон (буквально – праздник пахотных щей).

Священник Михаил Елабужский.

 

[1]  Вообще вотяки для своих богомолений выбирают самые живописные места.

[2] Молитва эта читается вотяками при всех молениях, как общественных, так и частных, безотносительно к тому, какому богу они молятся. Вотяк молится о богатстве – и только о нем одном. Нравственный элемент совершенно отсутствует в его молитве. Хотя в вотском языке и есть слово селык, которым крещеные вотяки заменяют слово наше грех, но, кажется, это – слова не однозвучащие. Вероятно только приспособлено старое слово, значившее в древности нечто иное, к новым христианским понятиям. По крайней мере, когда с вотяком – язычником заговоришь о грехе, он скептически замечает: «какой такой грех? кто видел его? кто встречался с ним?

[3] Глагол тыласько (от слова тыл – огонь) значит: бросаю жертву в огонь.

[4] См. нашу статью «Боги некрещеных вотяков Елабужского уезда» в Вят. Еп. Вед. 1894 г. № 13.

[5] Собственно юон (от юисько – пью) значит пировня. Отсюда видно, что составляет существенную часть вотских праздников.

[6] Елабужские некрещеные вотяки ныне празднуют воскресенье, раньше же праздновали пятницу. Следы такого обычая сохранились в вотских названиях этих дней: пятница называется удмурт-арня (вотский праздник), а воскресенье – дзюч-арня (русский праздник).

Елабужский М., священник. Поверия некрещеных вотяков Елабужского уезда о злых духах и колдунах

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

ВЕВ Отдел неофициальный, 1894, № 20, октября 15-го, Стр.646-652

Для обозначения понятия «злой дух» вотяк употребляет несколько Синонимических выражений; из них более обыкновенны – шайтан и пэри, менее употребительны — кюйз йырси (длинноволосый), туй чутри, дышмон, явол (искаженное – дьявол). В прежнее время, кажется, с каждым из данных выражений соединялось представление об особом, определенном существе; но нынешние вотяки не только не могут указать различия между всеми этими выражениями, но даже не в состоянии сделать, например, буквальный перевод на русский язык выражения туй чутри.

Не смотря на то, что вотяки побаиваются пэри и не прочь задобрить его умилостивительными жертвами, они все-таки подчас поступают с ним довольно неуважительно, чтобы не сказать больше. В деревнях, где живут некрещеные вотяки, существует обычай изгнания шайтана из деревни, обыкновенно, в ночь на Пасху. Собираются  мужики (главным образом молодежь, но между ними замешиваются бородачи довольно почтенного возраста) в одну из бань и оттуда идут вдоль по всей деревне с неистовым криком, гамом и треском. Подходя к каждому дому, усердно бьют его колотушками, выгоняя шайтана. Иногда, уверяют вотяки, им покажется перепуганный шайтан, бежащий из деревни то кошкой, то собакой. В обыкновенное время шайтану затрудняют доступ в дом, втыкая в потолок и двери ветви можжевельника. Кроме того, вотяк знает еще средство, благодаря которому шайтан не подступится к нему, где бы он ни был. Для этого стоит только носить на шее тряпку с дегтем, которого терпеть не может шайтан, или шайтанову кость (шайтанлэсь лы – особого рода кость, кажется, из ноги овечки). Увидевши этот трофей на шее вотяка, шайтан подумает: «верно, хитер этот вотяк, если убил моего товарища», и постарается  подальше уйти от опасного человека. Бедному шайтану приходится терпеть не только от людей, а даже и от собак и волков. Дело в том, что шайтаны быстро распложаются и могли бы донять человека, если не хитростью, то массой своей. Но их много перелавливают и съедают собаки и волки, оставляя только небольшую кость, которую люди и носят на шее. Как же собака видит шайтана и ловит его, а ты не видишь? Спросишь, бывало, вотяка. «А затем – у ней четыре глаза» (В счет положены еще два желтых пятна над глазами).

Как ни много средств у вотяка избавиться от козней пэри, но все-таки злой и хитрый пэри может улучить свободный момент и, так сказать, ударить вотяка в ахиллесову пяту; он может, например, разбить человека параличом, послать какую-нибудь болезнь на детей его, разрушить бурей его строения, подвести под беду и т.п. Для того, чтобы задобрить пэри, вотяк, как сказано было выше, и приносит ему под час умилостивительную жертву. Это делается таким образом: хватает вотяк первую попавшуюся под руки утку и со словами: «бери, пэри, утку, даю тебе ее, только не мучь меня», бросает ее на воздух. Вот и весь обряд. Утка, понятно, рано или поздно возвращается к хозяину, и таким образом жертва пэри не приносит никому никакого материального ущерба. И волки сыты, и овцы целы. Очевидно, пэри, по понятиям вотяков, не настолько умен, чтобы не придать значения подобной жертве.

Деятельность некоторых пэри ограничена известной сферой, по которой они и получают особые наименования. Так в вотской демонологии существуют:

Абасты, называются иначе муньчо пэри (банный пэри), муньчо мурт (банный человек), муньчо кузё (хозяин бани). Как показывает самое название его, муньчо пэри живет в бане. Это – один из самых злых духов. Но вотяк умеет и его перехитрить. От одного вотяка слышал такой рассказ: «Когда мужики сходят в баню, а бабы еще не ушли мытся, в это время албасты развешивают для просушки в бане свою одежду. Иди тогда в баню; размахнувшись рукою назад от себя, захвати одежду албасты и. не оглядываясь, беги домой. Если оглянешься, албасты покажется тебе зверем и разорвет тебя. Придя домой, положи куда-нибудь с молитвою одежду. Албасты каждый день будет приходить к тебе и с плачем просить тебя возвратить ему одежду. Проси тогда сколько угодно денег, и он натаскает их тебе». – Почему же ты не испробовал этого средства так быстро разбогатеть? спросил я рассказчика. – «Смелости не хватает», ответил он скромно.

Ву пэри (водяной пэри) или иначе ошмес пэри (ключевой пэри), ву-мурт (водяной человек), ву кутысь (держащий воду). Ву-мурты живут семьями в воде в деревнях и занимаются тем же, чем люди. Им вотяки приносят настоящие жертвы, главным образом коз и петухов; но иногда отделываются и обманом. Напр., наклонившись напиться из реки, вотяк иногда для предосторожности бросает в реку траву и говорит: «меня не держи, а вот это держи».

Кенер дурр пэри – пэри, живущий возле прясла.

Сюрэс вож пэри – живущий на распутиях.

Луд пэри – живущий на вольных, диких местах.

Тыл-пэри – бушующий в огне.

Тэл-пэри – действующий в вихре.

Ахшан-пэри – сумеречный пэри; им часто стращают детей.

Туг пэри – пэри хмеля, ломает с похмелья.

Палэс-мурт (не цельный человек) или нюлэс мурт (лесной человек)[1].  Живет в лесу,  иногда принимает вид человека, пирует и играет в деньги на базарах. Подшучивает над зашедшими в лес, сбивает их с дороги, пугает, иногда защекочивает до смерти.  Вообще представления некрещеных вотяков о нюлэс мурте очень сходны с представлениями русских суеверов о лешем.

Сиись-юись (ядущий и пьющий) питается ночью кровью человека, не причиняя ему видимой раны, и этим может до смерти иссушить человека. Чтобы избежать этой печальной участи, иные вотяки болтают в чашке муку с водой, кладут в чашку ложки и ставят на заборный столб со словами: «сись-юисьос, еште и пейте это, ко мне не ходите». Если после этого вотяк увидит тяжелый сон, то, значит, духи не удовлетворились его угощением, и он еще подбавляет им кушанья.

Корка кузё (домовой) и гидь кузё (хозяин скотного двора) – это самые безобидные существа в вотской демонологии. Первый из них живет в домах, второй – в скотном дворе. Если почему-нибудь скотина понравилась ему, он сильно заботиться о ней, кормит ее, воруя даже с этой целью корм у соседей.

Много более, чем злого духа, вотяк боится колдуна, которого называет ибир, или убир, или искаженными русскими именами ведин, еретник. Ибирь портит (сэрэ, ведна) людей, для чего обыкновенно ворует у них одежду и кладет ее к истоку какого-нибудь ручья. Человек начинает от этого без всякой видимой причины сохнуть и умирает. особенно опасны ибиры-женщины; они пьют кровь у скотины и ребят, которых без молитвы уложили спать. Иногда вотяки, при смерти ребенка, спрашивают себя: «кто его съел?». Мужчины —  ибиры менее опасны; более умные из них не пьют кровь, а предпочитают вегетарианскую кухню: гложут верхушку дерева, от чего последнее и начинает сохнуть сверху. Ибиры же едят луну, от чего бывает ущерб ее; но Бог снова творит ее каждый месяц. Ибир может превращаться в домашних и диких животных, иногда его вотяк «видит» летящим по небу в форме огненнаго шара. Тогда следует разорвать на рубахах завязку[2], и сказать просто: «осто козма!» — ибирь упадет на землю. Чаще же всего ибирь превращается в собаку; и мне приводилось видеть, как вотяки с дубинами гонялись за какой-нибудь незнакомой им собакой, подозревая в ней ибира.

Из ибиров есть более хитрые и менее хитрые; поэтому человек, испорченный одним ибиром, может быть вылечен другим. Наиболее хитрые из них называются кылчинь-ибир. Его можно узнать по тому, что у него в каждом глазу по два зрачка – одним он видит людей, другим – бесов.

Особенно страшна  для язычника-вотяка ночь на великую пятницу – кулэм потонюй (ночь выхода мертвых). Тогда Бог дает полную волю всем шайтанам и живым и мертвым ибирам портить людей. Вотяки сильно берегутся в ту ночь, некоторые до петухов совсем не спят, не отпускают никуда ребят, подбирают всю одежду в одно место и караулят ее, накуривают в избе пихтой и кладут на порог и окна рябиновые ветки (пихты, рябины шайтаны и ибиры терпеть не могут). некоторые с шашками и ружьями караулят всю ночь у истоков, ручьев, не принесет ли какой-нибудь ибирь туда одежду портить.

От ибира нужно отличать человека, которого называют шайтан кыл тодысь, знающего какое-то секретное шайтаново слово; благодаря этому слову человек может легко разбогатеть.

«Стоит ли говорить о подобных явно нелепых верованиях?» — подумает, может быть, кто-нибудь из читателей нашего очерка. По нашему мнению – стоит говорить. Прежде чем бороться с заблуждениями, нужно, очевидно, познакомиться с ними. Человек, знающий те религиозные верования, с которыми он думает бороться, во-первых, видит, куда ему нужно направлять удары; во-вторых, скорее войдет в доверие слушателей своих, что мы утверждаем по собственному опыту. Заговорите вы с вотяком прямо: «в каких богов ты веруешь? как поминаешь покойников?» — и он или ничего не ответит, или ответит общими фразами. Но если вы зададите ему какой-нибудь частный вопрос, если покажете ему, что вы в курсе современных религиозных верований его, то он разговорится с вами откровеннее, сообщит вам много интересных подробностей и будет много более склонен выслушать и принять к сведению замечания и возражения с вашей стороны. Не нужно оставлять без внимания самых мелких и нелепых его верований, потому что то, что кажется мелким и нелепым на взгляд интеллигентного человека, может иметь большую цену в глазах полудикаря-вотяка. Не презирать нужно невежества, а считаться с ним. И вот потому-то мы льстим себя надеждою, что наша заметка принесет хотя лепту помощи миссионерам в их святом деле.

Священник Михаил Елабужский.

 

[1] Вотяки других местностей, как это видно из этнографической литературы (Первухин, Верещагин и др.), различают этих существ, но елабужские вотяки, насколько я мог убедится, не делают уже различия между палэс-муртом и нюлэс-муртом.

[2]  Расчетливый вотяк часто вместо пуговиц пришивает к рубахе веревочки, которыми и завязывает ворот.

Елабужский М., священник. Боги некрещеных вотяков Елабужского уезда

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

ВЕВ, Отдел неофициальный. 1894 г, № 13, июля 1-го. Стр.410-413 

Самого главного бога своего некрещеные вотяки называют Будзим иньмар – великий бог[1]. Он живет на небе и непосредственно не оказывает влияния на земную жизнь. Хотя некоторые вотяки и говорят, что Будзим иньмар имеет вид большего человека , но большинство на вопросы: «есть ли у Будзим иньмара тело? ест ли он и пьет ли он?» отвечают: «не знаем этого».

Кыльчин-иньмар (ангел-бог) есть посредственник между Будзим иньмаром и людьми. Он доносит до Будзим иньмара молитвы людей и исполняет приказания его.

Покчи иньмар – малый бог. Его поминают некрещеные вотяки в молитвах своих, но сказать о природе его и действиях его ничего не могут.

Му-кылчин – земной ангел. Некоторые вотяки говорят: под землей находится вода, в воде плавает рыба, на усах ее стоит громадный черный бык и держит на своих рогах землю. Этот бык и есть Му-кылчин, поэтому его называют еще музъем утис ош —  охраняющий землю бык. Другие же просто говорят, что му-кылчин есть земной дух, и называют его еще музъем анай – мать земли. все согласны в том, что Му-кылчин есть главный покровитель посевов.

Ахташ[2] дал земле свет и теперь распоряжается восходом и заходом солнца.

Шунды-мумы —  мать солнца. Она ходит впереди солнца, как черный стакан (стопка) и показывает ему путь. Очевидно некоторые вотяки одухотворяют и солнце. Кстати сказать, что вотяки именем шунды-мумы называют еще одно  маленькое красное нелетающее насекомое, потому что оно горшунды кад – красно, как солнце.

Бер кылчин – последний ангел. Что это за бог, я не мог разузнать. Но ему приносят благодарственную (за дарование детей) жертву родители, когда у них перестают рождаться дети.

Вышеназванные боги занимают главные места на вотском Олимпе. Каждый из них существует в единственном числе.

Булда – это, так сказать, окружной бог, распространяющий свою власть на несколько окружных деревень, где есть некрещеные вотяки. О Булде среди вотяков очень много преданий, и предания эти слишком несогласны одно с другим. Общее в них – это признание Булды главного братом «Николы Березовского». Отделившись от своего брата, Булда пошел в Елабужский уезд. Где он отдыхал или где оставил на жительство сыновей своих, там вотяки и молятся Булде.

Кроме вышеперечисленных, в каждой деревне с некрещеными вотяками есть еще боги – Кереметь и Будзим вож-шуд.

Кереметь называется иначе еще Султан и Луд (последним словом называется также и место, где вотяки молятся Кереметю)[3]. Это бог грозный, он строго наказывает, «ломает» тех вотяков, которые забудут принести ему положенную жертву. проф. И. Смирнов[4] и о. Б.Гаврилов[5] относят кереметя к числу шайтанов – злых духов; но елабужские некрещеные вотяки всегда называют его богом. Среди вотяков общераспространенно мнение, что культ Кереметя вотяки переняли от татар, потому он и называется татарским именем Султан. И в самом деле, не кланялись ли Кереметю татары (может быть болгары камские), когда еще были язычниками?

Будзим вож-шуд – великий вож-шуд (вож-шуд – зеленое, молодое счастие). Живет в мирском шалаше и есть покровитель деревни. Его еще называют почему-то Инь-ву (буквальный перевод – небо и вода) и Мудор.

У каждого некрещеного вотяка – домохозяина есть во дворе свой шалаш, в котором живет также Вож-шуд, покровитель семьи.

Наконец, нужно еще упомянуть о лул-вир сетысь ах. У каждого человека, по верованию вотяков, есть лул-вир сетысь (душу и тело дающий), нечто вроде Ангела-хранителя.

О. Борис Гаврилов утверждает, что мамадышские вотяки почитают бога Осто[6]. Слово осто в молитвах своих поминают и елабужские вотяки. Но слово это, по мнению Проф. И. Смирнова, не есть название бога, а повелительное наклонение (судя по ударению на первом слоге) глагола, значение которого вотяки забыли[7]. Добавим к этому, что вообще в вотских молитвах есть немало слов, не употребляющихся в обыкновенном разговоре и утративших всякое значение (напр. кабыл., козьма, чокэ, кыжтыны-мыжтыны и др.), и что о. Гаврилов в позднейших своих сочинениях придает слову осто несколько иное значение[8].

Многобожие язычников-вотяков Елабужского уезда естественно подвергается влиянию монотеистических верований соседей их – русских, татар и крещеных вотяков. Некоторые вотяки начинают уже доказывать, что они поклоняются одному Богу, только называя Его разными именами. Другие утверждают, что Будда, Вож-шуд, Ахташ и друг. были святыми людьми, жившими в давнее время на земле; а Кылчинь-иньмар – тот же Иисус Христос. все эти увертки слишком нелепы, чтобы относится к ним серъезно. Христианство и мусульманство повлияли также на то, что вотяки не стали уже кланятся идолам, как было сравнительно не так давно[9]. Только в мирских шалашах молятся еще на Мудор туш – бороду бога Мудора, которая делается из камыша и имеет вид небольшой рогожки.

Влияние в частности мусульманства на религиозные представления вотяков сказывается в частом употреблении слова Алла вместо Иньмар (бог).

Священник Михаил Елабужский.

 

[1] Слово бодзим – большой, в приложении к слову иньмар – бог, вотяки обыкновенно изменяют на будзим, чем придается речи некоторый оттенок благоговения. Подобно этому вотяки говорят: будзим квала – великий, мирский молитвенный шалаш; будзим нунал – великий день, пасха; будзим кырезь – гусли – инструмент, употребляющийся при вотских языческих жертвоприношениях. (Здесь  и далее в статье – примечания источника., — В.Б.)

[2] Буквально с татарского – белый камень

[3] Луд значит еще вольный свет, воля; скальес лудын – коровы на воле (ходят). Применительно к этому луд, как прилагательное, означает – дикий, луд дзязег – дикий гусь. И Кереметь, может быть, называется лудом потому, что живет, по мнению вотяков, на вольных местах.

[4] «Известия Казан. Общ. Арх., Истор. и Этногр.». Том VIII. Вып. 2 1890. Стр.238

[5] «Труды IV Археол. съезда в России». Том II. 1891. Стр.85

[6] «Труды IV Археол. съезда в России». Том II. 1891. Стр. 82-83

[7] Рецензия на реферат О. Гаврилова, помещенная в «Из. казан. Арх. Ист. и Этн.» за 1892 г.

[8] «Произведения народной словесности, обряды и поверия вотяков казанской и Вятской губерний». 1880. Стр.143.

«Столетие Вятской губернии» Том II. Стр.563

[9] «Столетие Вятской губернии» Том II. Стр.563

 

Елабужский Михаил Стефанович

Из книги 
"Белов В.Н. (Составит.). Елабужский край в составе Вятской епархии — исторические и этнографические материалы. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения 
Русского Географического Общества, 2015. –  с. 266"

Краткая биография протоиерея Михаила Елабужского,
последнего настоятеля Свято-Никольской церкви с. Вавож

В пятницу третьей недели Великого поста, 24 февраля 1912 года по старому стилю, в село Вавож приехал и сразу же исповедовал 260 человек новый священник. Им был выдающийся просветитель, миссионер и этнограф — удмуртовед Михаил Стефанович Елабужский.

Родился он 27 октября 1869 г. по ст. ст. в селе Халды Малмыжского уезда Вятской губернии в семье священника Стефана Елабужского (1834-1874).

В 1883 году Михаил окончил Нолинское духовное училище, где, кстати, составил рукопись «Курс ботаники», а затем Вятскую семинарию по первому разряду (1890). Особую склонность блестящий семинарист имел к изучению языков: греческого, латыни, французского, немецкого, английского, еврейского, татарского, марийского. Позже освоил и удмуртский язык.

Первый год юноша работал в народном училище села Старые Зятцы. Молодые выпускники семинарий очень часто начинали свою трудовую биографию в качестве школьных учителей, дожидаясь освобождения вакансии священника в каком-нибудь приходе и подыскивая себе «матушку». Михаилу повезло.

Он женился на дочери известного просветителя Удмуртского края, протоиерея Михаила Иоанновича Шерстенникова (1841-1922), оказавшего на него немалое влияние. Мария Михайловна стала верной подругой и помощницей Вавожского батюшки до самых последних его дней.

13 января 1891 г. по с\с М.С. Елабужский был рукоположен в диаконы, а через неделю во священники, после чего был назначен в с. Алнаши Елабужского уезда.

Как и большинство сельских священников, о. Михаил преподавал в школе Закон Божий, а также и пение, используя при этом скрипку. Он прекрасно разбирался в нем и высоко ценил его эмоциональное воздействие на прихожан — полуязычников.

Весьма плодотворны оказались исследования простого сельского пастыря в сфере удмуртской этнографии. Это научные, миссионерские статьи «К демонологии некрещеных вотяков Елабужского уезда», «Боги некрещеных вотяков Елабужского уезда», «Поверья некрещеных вотяков Елабужского уезда о злых духах и колдунах» (1894), «Моления некрещеных вотяков Елабужского уезда», «Обряды новокрещенных вотяков Елабужского уезда при погребении и поминовении умерших» (1895). Отец Михаил служил с 1893 года инородческим миссионером 3-го благочиния уезда, поэтому данные публикации представляли собой не академическую ценность, а являлись практическими пособиями сельским иереям в их антиязыческой деятельности.

Заметим, что и отец его, священник Стефан Елабужский, немало и увлеченно занимался просвещением удмуртов. За что в июле 1864 г. он был удостоен благодарности архиерея «за усердие в обучении вотяков и их детей грамоте и молитвам».

Знание удмуртского языка, забытых обрядов, живших кое у кого в тайниках души, и национальных житейских традиций помогало о. Михаилу находить душевный контакт с прихожанами. Отца Михаила православные удмурты любили, а кого-то не принимали — и все тут!

7 февраля 1895 г. по с\с М.С. Елабужский указом Святейшего Синода был отправлен в глухое, новооткрытое село Удугучин Малмыжского уезда. Он заведовал там воскресной женской церковно-приходской школой для взрослых и был законоучителем. Там же продолжились его научные публикации: «Крепость вотского язычества» (1903), «О новых изданиях на вотском языке» (1906), «Историко-статистическое описание с. Удугучин», оставшееся в рукописи (1899).

В 1896 г. о. Михаил создал Общество трезвости со своим отпечатанным типографским способом уставом, утвержденным через два года в Вятке. Устав гласил: «4. В Общество может вступать после молебна святому Василию Великому всякий православный христианин не моложе 15 лет»; «7. Зарок не пить вина членами дается на время не менее года», «15. Общество трезвости заботится об устройстве публичных чтений, собеседований, музыкально-певческих собраний, об открытии библиотеки и читальни».

Нововведения и просветительские усилия удугучинского миссионера были, в конце концов, замечены и оценены епархиальными властями. В 1906 г. он стал заместителем председателя пастырского собрания Вятской епархии, членом Николаевского братства.

В сентябре того же года начались события, значительно изменившие жизнь М.С. Елабужского.

5 сентября 1906 г. по с\с в селе Новый Мултан, ближайшем к Удугучину, вспыхнули кровавые стычки с полицией тех запасных солдат, в основном, удмуртов, что были собраны сюда из ряда волостей Малмыжского уезда. Традиционная кумышка лилась рекой. И в результате оказалось трое убитых: крестьянин, стражник, урядник.

У страха глаза велики. Газеты закричали о «восстании». Мол, оно «принимает серьезный оборот. Большинство мятежников-вотяков занимается охотничьим промыслом и, следовательно, имеет оружие. Около своего местожительства вотяки устроили опасные заставы и баррикады».

Отправившийся на следствие в Мултан Сарапульский жандармский ротмистр Малюта не решился проникнуть в селение мятежников и следствие произвел на расстоянии 40 верст от села». Ротмистр не решился, а священник знал все о своих заблудших прихожанах-удмуртах, понимал их беды… Поэтому уже через несколько дней он был в Новом Мултане, пытаясь что-то объяснить удмуртам. Отец Михаил сочувствовал им и успокаивал все еще гудевших бедолаг. А что еще должен был делать священник?Но духовные власти проявили при разбирательстве новомултанского казуса жесткость. В личное дело М.С. Елабужского позже оказалось вписано взыскание за:

  1. Близкое знакомство с антиправительственными деятелями.
  2. Участие в политических митингах.
  3. Устройство таких митингов, что они содействовали развитию того движения, которое закончилось беспорядками в селе Мултан.
  4. Сочувствие к тем заключавшимся в тюрьме, кои в этих беспорядках участвовали непосредственно, выразившееся в советах и пересылке им денег.

В ходе предшествующего долгого разбирательства власти даже сочли необходимым устроить обыск в доме священника из Удугучина. «Революционной литературы» там, разумеется, отродясь не было. Любопытно, что во время обыска отец Михаил сказал приставу: «Я ожидал к себе прибытия полиции каждый день».

Судить мирским судом священника было нельзя. Сословный, церковный суд признал по результатам своего следствия вину М.С. Елабужского. В июле 1908 года ему был «вменен административный перевод в село Вагино в наказание, со взысканием половинных расходов следователей и с поручением строгому надзору Благочинного». Через восемь лет Святейший Синод снял судимость: «Не считать бытность под судом священника церкви села Вавож Малмыжского уезда Михаила Елабужского».

Итак, с 20 июля 1908 г. по с\с отец Михаил служил в селе Вагино Слободского уезда. Вел «Пастырский дневник», записывая ежедневные мысли о чтении Евангелия, написал и послал в Вятку труд «Заветы преподобного Трифона Вятского». Много трудов батюшка положил на украшение местного Свято-Троицкого храма и просвещение прихожан, которые долго помнили его.

6 января 1912 г. по с\с вышло распоряжение епископа Вятского Филарета о переводе отца Михаила в приход большого села Вавож. Возможно, прошение об этом батюшка написал из тех соображений, что более полезным Церкви он мог ощущать себя именно в среде удмуртов, с которыми у него имелся давний опыт миссионерского общения….

священник Сергий Князев
На основе книги Е.Ф. Шумилова

«Вавож. «Утоли моя печали».
История православного села и его святынь 1751-1999,
Ижевск, «Удмуртия», 1999.  

 

Дальнейшую биографию священника-этнографа М. Елабужского интересующиеся могут найти в открытых интернет источниках.

Скончался протоиерей М.С. Елабужский 19 сентября 1937 года в том же селе Вавож.

Наиболее плодотворным периодом жизни М.Елабужского с точки зрения работ по удмуртской этнографии явилась как раз его служба в Елабужском уезде, в с.Алнашах в период с 1891 по 1895 г. поэтому мы, разумеется не могли обойти вниманием работы Михаила Стефановича, публиковавшиеся в этот период в неофициальном отделе «Вятский Епархиальных Ведомостей». С ними мы и предлагаем познакомиться нашим читателям.

Никандр, Епископ Вятский и Слободский

Из книги: "Белов В.Н. (Составит.) Архипастыри Вятские и Сарапульские на Елабужской земле. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2015. –  с. 192" 

Митрополит Никандр (в миру Николай Григорьевич Феноменов; 2 (14) мая 1872, Орловская губерния — 18 февраля 1933, Ташкент) — епископ Русской православной церкви, митрополит Ташкентский.

Родился 2 мая 1872 года в семье священника Орловской епархии. Окончил Орловскую духовную семинарию. В 1893—1897 годах обучался в Киевской духовной академии. Во время обучения в Киевской духовной академии 3 апреля 1897 года пострижен в монашество, 10 апреля рукоположен во иеродиакона, а 15 августа — во иеромонаха.

В 1897 году окончил академию со степенью кандидата богословия и 3 октября назначен преподавателем гомилетики Тульской духовной семинарии. В марте 1900 году назначен инспектором Кутаисской духовной семинарии. 11 января 1901 году переведён на должность инспектора Тифлисской духовной семинарии. С 21 января 1902 года — ректор Тифлисской духовной семинарии в сане архимандрита. Указом от 19 мая 1905 года определен быть епископом Бакинским, но 2 июня того же года последовал иной указ о бытии ему епископом Кинешемским. 10 июля 1905 года хиротонисан во епископа Кинешемского, викария Костромской епархии. С 15 февраля 1908 года — епископ Нарвский, викарий Санкт — Петербургской епархии. С 26 мая 1910 года в течение трёх с половиной месяцев во время отпуска митрополита Антония управлял Санкт-Петербургской епархией и заведывал Александро-Невскою Лаврой и Исидоровским епархиальным женским училищем.

С 20 марта 1914 года — епископ Вятский и Слободской.

Участник Поместного Собора 1917—1918 годов в Москве. На Соборе был председателем издательского отдела; избран заместителем члена Св. Синода. 1 ноября 1918 года был арестован в Москве и заключен в Бутырскую тюрьму без предъявления обвинения. 7 апреля 1919 года возведен в сан архиепископа. 23 апреля 1919 года был приговорен к трем года заключения в концлагере, отправлен в Архангельский лагерь. 9 сентября 1920 года был досрочно освобождён из концлагеря. Вернулся в Москву. 20 октября 1920 года был арестован на своей московской квартире, заключен сначала в тюремном подотделе МЧК (Кисельный пер., 8, камера 9), затем в Бутырской тюрьме. В июле 1921 года освобождён под подписку о невыезде из Москвы.

В 1921 году стал членом Священного Синода и назначен архиепископом Астраханским. К месту назначения не выехал из-за подписки о невыезде. В январе 1922 года назначен архиепископом Крутицким, помощником Святейшего Патриарха Тихона. При вступлении в должность архиепископ Никандр собрал для представления и знакомства московских благочинных, причём дал каждому из них поручение доставить для него сведения о состоянии вверенного им благочиния. 22 марта 1922 года — арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в связи с делом «об изъятии церковных ценностей». 23 января 1923 — освобождён под подписку о невыезде из Москвы. 20 марта 1923 года — арестован, привлечён к суду вместе с Патриархом, митрополитом Арсением (Стадницким), секретарём патриарха Петром Гурьевым. 28 марта 1924 года — приговорён к 3 годам ссылки в Среднюю Азию. Сослан в Чимбай (Каракалпакия), затем в Хиву. Освобождён в 1925 году.

В ноябре 1925 года возведён в сaн митрополита и направлен на Одесскую кафедру. Осенью 1927 года перемещен митрополитом Ташкентским и Туркестанским, в связи с назначением в Одессу митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). В 1930 году, когда у православных Ташкента отобрали в пользу обновленцев последний храм — Свято-Сергиевский, верующие стали собираться для общей молитвы возле маленькой кладбищенской часовни в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радосте». Богослужения совершали митрополиты Никандр как правящий архиерей и Новгородский Арсений (Стадницкий), сосланный в Ташкент. К этому времени в ведении митрополита Никандра состояло всего 27 приходов. 30 сентября 1931 года включен в число постоянных членов Временного патриаршего Священного Синода.

Скончался 18 февраля 1933 года в Ташкенте

За два года нахождения Владыки при Вятской кафедре он вряд ли побывал в Елабуге более 1 – 2-х раз. Тем ценней с исторической и духовной точки зрения единственная публикация, посвященная этому посещению, которая называется «Посещение Преосвященнейшим Никандром г.Елабуги и Архипастырская беседа его с городским духовенством» которой мы и завершаем настоящий сборник серии «Духовная жизнь города Елабуги по материалам «Вятских Епархиальных Ведомостей» 1867-1916 гг.».

С. Пьяный Бор, Елабужского уезда (Посещение Преосвященного Амвросия)

Из книги: "Белов В.Н. (Составит.) Архипастыри Вятские и Сарапульские на Елабужской земле. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2015. –  с. 192" 

ВЕВ, 1915, № 21 с.727-728

28 апреля прибыл в наше село на пароходе Каменском Преосвященный Амвросий, Епископ Сарапульский. Вечером в церкви нашей было назначено по маршруту служение  всенощного бдения, а на другой день литургии. Владыка приехал без свиты, в сопровождении одного диакона Сырнева. Встреченный на пристани священником Николаем Стефановым, Владыка проехал прямо в церковь, где ему была устроена торжественная встреча. Собралась масса народа, извещенного заблаговременно о приезде Владыки. При встрече о. настоятелем была сказана небольшая речь, а после встречи Владыка в простом задушевном слове приглашал всех помолиться с ним как вечером, так и утром и в последний раз пасхальными песнопениями прославить Воскресшего Господа (было отдание Пасхи).

В 5 часов вечера начался звон ко всенощной и вскоре же прибыл в церковь Владыка, встреченный собравшимися из округа 6 священниками, местным протодиаконом Петровым и диаконами. Началось служение всенощной с пасхальными песнопениями и каноном. Владыка стоял среди храма, громко и с чувством  читал канон, пел с народом священные песнопения, а перед пением Великого Славословия вышел на амвон, где, окруженный священнослужащими и певчими, сделал возглас: «Слава Тебе, показавшему…». Народ, воодушевленный примером Владыки, с чувством и необыкновенным подъемом пел песнопения и славил Бога. Стройное, гармоничное пение певчих и всего народа невольно всех располагало к молитве и, несмотря на продолжительное служение, все провели его без утомления, а в радостном настроении.

На другой день в 7 часов утра начался звон к литургии, которую торжественно совершал Владыка в сослужении 6 священников. Храм быстро наполнился народом, которого собралось во множестве. Архиерейское богослужение с торжественными выходами, пениями священно-служащих, исполлатчиков и местного хора, видимо хорошо подготовленного к архиерейскому служению, располагало всех присутствующих к молитве. Народ, большинство которого не видело архиерейского богослужения, сосредоточенно молился, восхищаясь красотой и торжественностью его.

После служения Владыка произнес прочувствованное слово и благословлял народ, которому выдавались от Владыки листки и книжки. Накануне Владыка посетил школы: церковно-приходскую и женскую – земскую. В последней спрашивал учениц по закону Божию, заставлял петь и на прощание подарил детям на гостинцы.

Простое сердечное обращение Владыки с народом и детьми, его наставления, доступные пониманию народа, оставят долгую память среди прихожан нашего храма.

Владыка также посетил квартиры второго священника и протодиакона, а вечером в квартире о. настоятеля вел продолжительную беседу с собравшимися священниками.

Во 2-м часу дня 29 апреля Владыка, провожаемый о. благочинным и местными священниками отбыл на пароходе в Елабугу.

Прихожанин.

Посещение Преосвященным Амвросием Стахеевского Епархиального училища

Из книги: "Белов В.Н. (Составит.) Архипастыри Вятские и Сарапульские на Елабужской земле. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2015. –  с. 192" 

ВЕВ (о.н.), 1914, 5 июня, № 23 с.750

Прибывший 8-го мая в г.Елабугу Преосвященный Амвросий, Епископ Сарапульский, 10-го мая посетил Епархиальное училище. Воспитанницы собрались в церковь, а между тем Владыка прошел в столовую, осмотрел первый этаж, затем зашел в актовый зал  и прошел в храм, где благословил учащих и учащихся. Из храма Владыка прошел в VIII класс на экзамен истории педагогики, а отсюда – в III класс параллельного отделения на экзамен Закона Божия. 11-го мая Владыка совершил Божественную литургию в церкви Стахеевского училища. За причастным слово, посвященное Св. Кириллу и Мефодию, произнесено инспектором классов. На молебне свв. Братьям словенским   выходило городское духовенство. Пред молебном Владыка обратился ко всем учащим и учащимся со словом, в котором выяснил смысл праздника свв. Первоучителей словенских и призывал всех учащих и учащихся быть продолжателями их проповеднического дела в роли учителей и учительниц народа и его просветителей. После молебна, сделавши несколько визитов в городе, Владыка разделил трапезу, предложенную Советом училища и отбыл из него.

Епископ Сарапульский и Елабужский, Амвросий

Из книги: "Белов В.Н. (Составит.) Архипастыри Вятские и Сарапульские на Елабужской земле. Серия «Духовная жизнь Елабуги – по страницам Вятских Епархиальных Ведомостей 1867-1916 гг.». Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2015. –  с. 192" 

Епископ Амвросий (в миру — Василий Иванович Гудко; 28 декабря 1867 (9 января 1868), Люблинская губерния — 27 июля (9 августа) 1918, Свияжск) — епископ Православной Российской Церкви, епископ Сарапульский и Елабужский. Прославлен для общецерковного почитания Русской Православной Церковью в 2000 г.

Родился 28 декабря 1867 года в посаде Пыжовцах, Люблинской губернии, от родителей униатов. В 1875 году вместе с родителями присоединился к Православной Церкви. Окончил Холмскую духовную семинарию со званием студента и, в 1889 году, поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, где в 1891 году был пострижен в монашество и 30 мая 1893 года рукоположен во иеромонаха. В 1893 году окончил академию со званием кандидата богословия и был назначен заведующим миссионерским катехизаторским училищем в Бийске на Алтае, где пребывал до 1897 года.

В 1897 году получил назначение начальником новосозданной Корейской Духовной Миссии с возведением в сан архимандрита. Однако, корейские власти отказались впускать миссионеров в страну и состав миссии, ожидая решения вопроса, временно поселились во Владивостоке, а затем перебрались в посёлок Новокиевск, где занялись изучением корейского языка среди местных корейцев-старожилов. Здесь о. Амвросий служил в одной из полковых церквей поселка и обличал местных русских военных чинов за разгульную жизнь, позорящую, по его словам, доброе русское имя среди инородцев. Военные в ответ писали на него доносы, и в 1899 году он был отозван обратно в Санкт-Петербург и назначен смотрителем Донского духовного училища в Москве. В 1901 году был назначен ректором Волынской духовной семинарии.

30 апреля 1904 года в Житомирском кафедральном соборе хиротонисан во епископа Кременецкого, викария Волынской епархии. С 27 февраля 1909 года — епископ Балтский, викарий Подольской епархии.

С 14 февраля 1914 — епископ Сарапульский, викарий Вятской епархии. С 5 октября 1916 — епископ Сарапульский и Елабужский, викарий Вятской епархии. В этот период Синод рассматривал вопрос о выделении Сарапульского викариатства в самостоятельную епархию, но он так и не был разрешён до Февральской революции.

Отлучил от Св. Причастия сарапульских либеральных деятелей Михеля (попечителя Николаевского церковно-приходского училища) и Полякова. Считался сторонником активной проповеди христианства среди татарского населения. Выступал с антиалкогольными проповедями, для борьбы с пьянством с его благословения были учреждены уездные братства в Сарапуле и Елабуге.

Придерживался крайне правых политических взглядов, выступал с антисемитскими заявлениями. В 1916 получил от правления петроградского черносотенного «Общества изучения иудейского племени» письмо с благодарностью «за грозное слово по отношению к евреям и еврействующим».

18 марта 1917 года был уволен на покой как последовательный монархист с назначением управляющим, на правах настоятеля, Свияжским Богородицким монастырём Казанской епархии. Пользовался авторитетом среди жителей Свияжска и окрестных деревень. Вступив в управление монастырём, обнаружил, что хозяйственные дела обители запущены, службы совершались неисправно, некоторые из монашествующих ведут неподобающий образ жизни. Стремление навести порядок привело к конфликту настоятеля с частью братии, а иеродиакон Феодосий даже покушался на его жизнь.

Когда весной 1918 года большевики устроили в монастырском дворе специальный пункт конного завода, так что в часы обедни ржание жеребцов и кобыл перекрывало монастырское пение, Владыка пошёл к земельному комиссару и сказал: «Не допущу вашего кощунства у храма, где почивают мощи Святителя Германа. Если вы не уберётесь, то ударю в набат, соберутся мужики и всех вас прогонят из монастыря».

В начале марта 1918 владыка Амвросий был предан суду Свияжского ревтрибунала по обвинению в «контрреволюционных действиях». Основным свидетелем обвинения был иеродиакон Феодосий, поступивший к тому времени на работу в милицию. Там его ожидал расстрел, но рабочие местных заводов пригрозили забастовкой и власти по просьбе священномученика епископа Чистопольского Анатолия (Грисюка) выдали Святителя на поруки. Владыка снова служил, говорил бесстрашные проповеди. «Мы должны радоваться, что Господь привёл нас жить в такое время, когда мы можем за Него пострадать. Каждый из нас грешит всю жизнь, а краткое страдание и венец мученичества искупят грехи всякие и дадут вечное блаженство, которое никакие чекисты не смогут отнять», — так Святитель увещевал народ.

В июне 1918 был арестован, но через несколько дней освобождён, после чего вернулся в Свияжск. На уговоры повременить с отъездом из-за сложных отношений с местными властями и явной опасности для жизни ответил: «Мы должны радоваться, что Господь привёл нас жить в такое время, когда мы можем за Него пострадать. Каждый из нас грешит всю жизнь, а краткое страдание и венец мученичества искупят грехи и дадут вечное блаженство, которого никакие чекисты не смогут отнять».

После возвращения Владыки в Свияжск, 27 июля 1918 года, по личному приказу Лейбы Бронштейна-Троцкого, нагрянувшего туда всем своим штабом, епископ был арестован и вывезен на станцию Тюрлем, где расположился штаб частей Красной армии.   На следующий день расстрелян. По рассказам очевидцев, епископ стоял на коленях и с воздетыми руками молился Богу, пока для него рыли неглубокую могилу. Потом последовали выстрелы. Там посреди нескошенного поля келейник Святителя Иов Протопопов нашёл через несколько часов тело архипастыря с множеством штыковых ранений, с вывернутыми в плечах, локтях и кистях руками. Он предал его честные останки земле и многие годы (до 1930 года, когда земля отошла колхозу) платил крестьянину, чтобы тот не вспахивал поле, где покоился прах священномученика. Сам отец Иов был расстрелян в 1931 году в Раифской пустыни (память 25 марта).

В 1999 году канонизирован как местночтимый святой Казанской епархии. Архиерейским собором Русской православной церкви в 2000 году причислен к лику Новомучеников и Исповедников Российских.

***

Служба святому священномученику Амвросию,  епископу Свияжскому

На велицей вечерни

На Господи, воззвах: поставим стихов 8 со стихирами, глас 5.

Подобен: Радуйся:

Радуйся, священномучениче Амвросие, /крест свой взем, Христу последовал еси, / даже до смерти верен пребыв, блаженне. / В смирения ризы облеченный / непрестанныя злохуления бесовския посрамляше, / имея непобедимое оружие — Крест Господень, / имже вооружився к небесным от земли вознеслся еси. / Предстоя же Христу моли о нас, // почитающих память твою. (Дважды)

Радуйся, священномучениче Амвросие, / бисера Христа Единаго в сердце своем ношаше, / о Немже немалорадев, но пострадав радуяся, / в небесных воцарился еси. / О, отче блаженне, / изгнание правды ради, / мучения страх не объят души твоея, / понеже Словом Божиим, / мечем обоюдуострым, / разсекл еси тму неверия. / Радуемся ныне, пребогате, / тя имуще молитвенника, // выну за ны ходатайствующа.

Ины стихиры, глас 8.

Подобен: Что вас наречем, святии:

Что тя ныне именуем, богомудре Амвросие? / Камень, на немже Господь Церковь Свою основа, / юже адовы враты не одолеют. / Мирови светильник на свещнице церковнем сияй / и просвещаяй, приходящих к тебе верою. / Соль земли, яко осоляеши вся концы вселенныя познанием Бога Истиннаго: / вышних селений сожителю, // моли спастися душам нашим.

Что ти ныне провещаем, богомудре Амвросие? / Мученик добльственных сословие умножил еси, / добродетелей сосуде, / исполнь масти благовонныя, / яже слезныя моления / и крови пролитие суть. / Сошедшеся днесь восхвалим тя / победы венец приявша: / елеем радования угобзи сердца наша, язвы грехов носящыя, / да избавимся от тления и бед молитвами твои // совершающе верою всечестную память твою.

Что ти ныне // богомудрие Амвросие, воспети? / Заре ли еси Солнца мысленнаго, / теплоту Духа носяща и вся согревающа? / Свещник позлащенный, / Христа мирови свет являюща, / поборник еси борющим противу злочестия, / в жертву благоприятну себе принесый, / но и ученик множество яве образ предлагая привел еси, / с нимиже моли даровати душам нашим // мир и велию милость.

Что ти ныне принесем, богомудре Амвросие, в похвалу? / Лицы бо ангельстии предъидуще / крепость твою воспевают, хваляще тя, / яко Христу последующа и душу свою полагающа, / пастырю добрый, / о них же Господь Кровь Свою пролия. / Сего ради, стяжав нетленную славу, / венчаешися во граде Царя Небесного: // молися непрестанно, спастися нам.

Что ти ныне воспоим, богомудре Амвросие? / Кровьми ризы своя убеливый / и в небеснем граде вселивыйся. / Имуще таковаго дивнаго угодника, / сосуда добродетелей, благочестивых похваления, / воспоим вернии: / егоже молитвами, Христе, даруй мирови мир // и душам нашим велию милость.

Слава, глас 2:

Духа Святого силою / и непрестанными молениями / омрачение страстей пренемогаше, / сердечною правостию всякое беззаконие отвергая, / тем и явился еси ангелом согражданине, / но освяти всех, борения и подвиги твоя славящих / и веры истинныя познание приемлющих, // укрепляя их в соблюдении повелений спасительных.

И ныне, Богородичен: Прейде сень законная:

Вход. Прокимен дне. Чтения три
(зри Минею общую, последование святителю и мученику)

  1. Притчей (гл. 3 и 8): Память праведнаго с похвалами:
  2. Премудрости Соломоновы (гл. 3): Праведных души:
  3. Премудрости Соломоновы (гл. 4, 6, 7 – 15): Похваляему праведнику:

На литии стихира храма.

Слава святаго, глас 6:

Приидите, мучениколюбцы вси: / стецемся во обитель Свияжскую, / идеже подвигом добрым подвизася святитель Амвросий, / и честную его икону обстояще, воззовем: / радуйся, страдальче неодоленный, / радуйся, обители твоей щит и ограждение, / радуйся, яко со ангелы предстоиши Христу, / Егоже непрестанно моли // даровати душам нашим мир и велию милость.

И ныне, Богородичен: Храм и дверь еси:

На стиховне стихиры, глас 6:

Се, камень, основание града Божия, / невместнаго адовы враты, / исповедительство и мученичество, / Сему ты, отче Амвросие, был еси причастник / и в сонме святых возсиял еси подвигом веры и благочестия. / Престолу же Вышняго / радуяся предстоиши, блаженне, воспевая: / Благословен Господь Бог мой, / научаяй руце мои на ополчение // и персты моя на брань.

Стих: Праведник, яко финикс процветет / и, яко кедр, иже в Ливане, умножится.

Глас первосвятителев услышав, / образодетельне паству призвал еси / в заступление Церкви Православныя, / яже есть Невеста Христова / в Ней же яко крины сельныя благоухают / мученицы и страстотерпцы. / Ты, отче Амвросие, / с ними в равнем достоинстве предстоя, / моля о всех нас, // с верою и любовию почитающих память твою.

Стих: Честна пред Господем / смерть преподобных его.

Ведая реченная Господом, / яко о едином грешнице кающемся велие радование на небеси бывает, / вражеския напасти преборов, / отпадшия во ограду возвратил еси, / темже и паству Христову целу сохранив, / душу свою за ню положил еси. / Но и явился еси столп непоколебимый, святе Амвросие: / на молитвы твоя уповающе, // исповедания твоего твердыню прославляем.

Слава, глас 8:

Видяще яко хулящия Церковь дерзновенно обличаеми бяху, / призываеми тобою есмы, отче святый, к покаянию: / не пристрашен бяше от убивающих телесе, / аще и един оставлен был еси / и хищницы иногда являшася / во овчия кожи облеченныя. / Сего ради ведомь есть // яко великий поборник веры и благочестия.

И ныне, Богородичен, глас 2:

Пастереначальнику Христу последуя, / подвизался еси положити душу твою за чада церковная, / и бяше яко агнец непорочен, священномучениче Амвросие: / на кресте же изнемогая не оставил еси вверенныя ти паствы, / упование на Пречистую возложив. / Сего ради венцем нетления увенчан еси / и престолу Троицы Святыя предстоиши: // молися непрестанно о душах наших.

Тропарь, глас 4:

Днесь светло красуется обитель Свияжская, / веселится и радуется град Казань, / обретши новаго молитвенника и предстателя / чуднаго святителя Амвросия, / веру православную свято соблюдшаго / и венцем мученическим от Христа увенчаннаго, / егоже прославление мы радостно празднующе / вопием усердно: / молися, святителю, о пастве твоей, / яко да избавльшеся от обстояний // улучим от Христа Бога велию милость.

На утрени

По 1-й стихологии седален, глас 4:

Пришлец был еси на земли, богомудре Амвросие, разумевая небесную обитель, аможе стремливо следоваше. Ничему же был еси пристрастен, Господеви последуя, Емуже, яко фимиам благовонен, добродетели принесл еси, быв жертвою благоприятною. Тем и стяжав дерзновение к Нему, моли ныне да отверзет человеколюбныя утробы Своея благости и дарует согрешением прошение.

Слава, и ныне, Богородичен:

Всепречистыя Матере Твоея молитвами, Боже всещедре, Царю Славы, умилостивися, яко Человеколюбец, егда приидеши судити рабы Твоя, и одесную Себе, Пастырю Добрый, постави блаженство наследовати: Ты бо еси Бог наш и иного не вемы.

По 2-й стихологии седален, глас 1:

Днесь отечество Российское зарями страстоносца просвещается, Церковь Божия цветы благовонны украшается: морем веры исповедания прелести угасил еси злословие. Темже Христу приносяще хвалу, всесвятую твою память празднуим.

Слава, и ныне, Богородичен:

Мати Божия Пречистая, оскверненна суща ны молитв Твоих иссопом ныне очисти, презирая вся прегрешения наша и на раны душевныя миро милости возливая: разумеем бо из Тебе Бога воплощенна, Того моли спастися нам.

По полиелеи седален, глас 8.

Подобен: Благословен еси:

В небесную Церковь вшел еси священно, на земли священнодействуя законно. Троице предстоиши, блистании истекающими сияя богатно: молися, блаженне, грехов оставление подати, подвиги твоя прославляющим.

Слава, и ныне, Богородичен:

Не премолчат уста наша, Дево Чистая, Тя прославляющи, от избытка бо сердца глаголют: избави от бед и враг видимых и невидимых, Богородице Владычице, на Тя надежду возлагающих, Едина Заступнице.

Степенна, 1-й антифон 4-го гласа.

Прокимен, глас 8: Господь Заступник мой и прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него.

Стих: Яко на Мя упова и избавлю и, покрыю и, яко позна Имя Мое.

Или глаголи прокимен общий священномученику.

По 50-м псалме стихира, глас 6:

Святителю, наставниче людей богомудрых, / мучениче непобедиме, / сосуд священ Святаго Духа быв, / нас ради страсти претерпевшаго / и бесстрастие источившаго / был еси раб верен: / данный ти талант преумножив, / сонм ученик ко Христу привел еси, / стадо словесных овец, в преподобии и правде.

Канон Богородицы: Воду прошед: на 6.

Таже канон священномученика Амвросия на 8, егоже краегранесие:

Радуйся, верных похваление. Глас 1.

Песнь 1.

Ирмос: Твоя победительная десница:

Страстьми страсти исцеляет Пострадавый о нас, Емуже последовав, мирское все отвергл еси омрачение и страсти претерпев, блаженне, небесному невещественному Свету приближился еси.

Данный талант умножив, яко благий раб, вшел еси в радость Господа. Предстоя же Его престолу непрестай поминати, чтущих святую память твою.

Мудрым девам, во сретение Жениха изшедшим, имущим добродетелей елеа благовонна, подражая возжегши светильник на браки идяше, и дошед же со Христом воцарился еси.

Един бо во Отце, и Сыне, и Дусе славится Бог, тако взывая, богомудре, прославляше Безначальную Троицу, соприсносущну во Едином существе.

Богородичен: Христа изливающи, воду спасения, прибегающих к Тебе прикосновением душ и телес недуги лютыя исцеляеши, яко воистину Источник еси воды живыя, Владычице.

Песнь 3.

Ирмос: Едине ведый человеческаго:

Како нечестивии не ужаснутся? Сердца твоего столпа не потрясоша мук приложение, но паче укрепляшеся в вере. Подвигом твоим беззаконие посрамляемо бывает, верным же есть похваление.

Аще и вся поползновения бесовская поборол еси, но хотяше да вси Христу последуют, якоже следоваше, о сем молити не преставал еси. Тако и ныне в свете непреступнем Живущему присно молишися сонаследником блаженству нам быти.

Непорочное незлобие под нозе твои ветхаго прелести начальника простре и вся его тщетная умышления разруши. Темже ти, яко адаманту веры, вопием: радуйся, Амвросие богомудре.

Богу, тернием венчанному, всю землю украшающу, — раны приемше багряницу поношения носившему последую, — взывал еси, — и прославлю Его, да и Той мя облечет в ризу нетления.

Богородичен: Како утроба раждает нераждающая? В сем Слово вся отеческая веления исполняет, идеже бо хощет Бог побеждается естества чин. Едина вместила еси Невмести маго, неизреченно плотию пришедша, девства же Твоего нерушивша печати. Егоже моли о нас присно, Пренепорочная.

Ин кондак, глас 3:

Днесь архипастырь свияжский Амвросий / с лики новомученик предстоит престолу Божию: / Ангели радуются, / святители со иноки ликовствуют, / мы же бренными устнами смиренно вопием: / молися за ны, отче священный, // верою на земли страдания твоя почитающих.

Седален, глас 6.

Древле людие еврейстии со священницы и книжницы, / да распнется, — вопияху, — Христос, Царь Израилев. / Безумием бо одержани бяху непокоривии, / Тя на смерть предающе: / но путь сотворивый человеком на спасение, / молитвами священномученика Амвросия и Богородицы помилуй нас.

Слава, и ныне, Богородичен:

На покаяние настави нас, Богородице, Мати Дево, / имущих Едину Тя Заступницу: / Сына бо зачала еси, / рожденна прежде век без матере, // прославляющаго православно Тя величающих.

Песнь 4.

Ирмос: Гору Тя благодатию:

Зде венчанный поношения и уничижения венцем, в кровех небесных славы Христовой сиянием озаряется: монахов начальника и верных наставника днесь славим Амвросия небодостойнаго, вкупе Господа прославляюще.

Вся по чину и благообразно устроивый во Свияжстей обители, идеже начальствовати поставлен бе: житие иноков оживотворил еси, древних уставов имея основание. Присно молися наша сердца ревностию по Бозе возгрети.

Пение ти приносящия и любовию славящия поминай, имамы бо тя предстателя и ходатая, во образ благочестия твое житие предлагающе: верныя в добродетели укрепи, на молитвы твоя уповающия от бед сохрани.

Тя Единицу существом пояше, богомудрый Амвросий: чту Отца и Сына и Духа Святаго, яко Троицу в Лицах. Егоже и прославил еси, Боже: безначальную державу Царства Твоего славим во веки.

Богородичен: Доме Божий — страшное и преславное место! Ум человечь не вмещает происшедшая, но видим явно вся бывшая, яже о Тебе, Дево Чистая. Притекающе черпаем, яко в реце приснотекущей, жизни наследие.

Песнь 5.

Ирмос: Просветивши сиянием:

Чистотою ума Живому Богу подвизающеся никакоже погрешил еси противу Церкви, но истину сохранив, верен пребыл еси до смерти, блаженне, и живот безконечный наследовал еси умервщлением.

Не устрашился еси телесе убивающих, к Единому же страхом обдержимь бяше, могущаго и душу во огнь вверзити. Ниже страхом токмо, но и любы преисполнено сердце имяше, еюже движимь, живот свой положил еси.

Ничтоже тебе от любве Божия возмогло разлучити: ни гонения, ни устрашения, ниже умервщление, но вся во уметы вменив, Христа приобрел еси, паче желая телесе разлучитися и с Ним, Единым Богом, воцаритися.

Имже вся соделася божественныя манием державы, Егоже в сердце своем богомудре ношаше и любовию к Нему исполняшеся, Иже заклан быв яко овча, вся от века уготованная исполняя: имамы Единаго Бога Живаго — Отца, и Сына, и Духа Святаго, в Троице славимаго, взывал еси.

Богородичен: Чрево Твое бысть пространнее небес, яко вся рукою содержащаго вместила еси. Воплощеннаго из Тебе, Отроковице, Бога, дивное рождество Твое зряще, величаем.

Песнь 6.

Ирмос: Обыде нас последняя:

Христови сораспялся еси, Тому последуя, яко солнце сияеши богозарны лучи добродетелей испущающи. Единомудренно славящия тя поминай, предстательствуя о пастве Казанстей.

Все мирское попечение поправый, непрестанно Господеви служа и необинуяся нечестие обличая, явился еси столпом веры непоколебимым, молися же еже воспевающих подвиг твой укрепити в Православии.

По завету Христову любити друг друга призывал еси, сам бо любовию божественною исполнен. Чаяше мира водворение во Отечестве, вся к тому прилагая: Спаса явлейся воистину ученик.

Содрагаюся ныне зря уничиженна, Имже в бытие аз приидох, воспеваше блаженный, но вем, яко о мне сия вся быша — живота вечнаго наследие. Восхожду на лобное, поношения приемля и нималы Тебе отметаяся. Господи! Сам мя спрослави.

Богородичен: Трапезо Святая, имущая Хлеб Жизни с небес сшедый: всяк вкушаяй от Него не умирает, но жив бывает. К Тебе притекающе, сего Хлеба вкушение приемлем.

Кондак, глас 5:

Житие свое целомудрием украсив, / правды нравы взыскуя, / мудростию веру сохранил еси, богоблаженне Амвросие, / темже и люди твоя упасл еси. / Но ведый, яко ненавидими бывают вслед Христа грядущий, / в мужестве споследуя Ему, паче сраспятися тщашеся, / и пострадати, и умрети, // да и Той тя прослави.

Икос:

Приидите, о, братие, приидите празднолюбцы, приидите чада верная! Днесь любезно празднующе память дивнаго Амвросия почтим. Кровию Агнчею ризы убеливый и в виссон и багряницу облеченный. Елижды брань противу миродержителей тмы века сего творяше: щитом веры разженныя стрелы лукаваго угаси и мечем духовным, еже есть глагол Божий. Нозе име уготованы во благовествование мира, бде во всяком терпении и молитве о всех на всяко время духом. И ныне, нетленную славу прием, предстоит Престолу Божию. Имамы же его, яко бисера церковнаго ясно сияюща и вся верныя озаряюща светом веры Христовой, достойная не могуще вознести, воскликнем: моли о нас Прославльшаго тя и Пречистую Деву, непрестанное пение ти приносящих.

Песнъ 7.

Ирмос: Тебе умную:

Аще зерно пшенично пад на земли умрет, мног плод сотворит, сия реченная Господом исполнив, умерл бе и нас, яко многоценный плод, иже на всяком месте Богови служащих, принесл еси, с тобою воспевающих: благословен Бог и препрославлен.

Души своея не соблюдый в мире сем и всякое блужение подвигом препрения к таинству веры приведый, тем и в живот вечный сохранил себе и Христа приобрел еси, поя Ему: Благословен Господь, хвальный отцев Бог, и препрославлен.

Господеви служа, Тому Единому последоваше, и идеже есть, ту с Ним воцарился еси, и почесть приемши, радуешися Живому Богу, Сия ведуще, зовем: благословен еси, хвальный отцев Боже, и препрославлен.

Един убо Бог Троица, во едином существе певаемая: Безначальное, Присносущное, Несозданное Божество, приходяща и обитель творяща к соблюдающим слово Его и певающим: благословен еси, Боже, во веки.

Богородичен: Исполнив архангеловым гласом реченная, Христа Живнодавца родила еси, Мати Богородице, Едина Благодатная, Тебе славим, Деву Чистую, Ему зовуще: благословен еси, Бог отец наших.

Песнь 8.

Ирмос: В пещи отроцы:

Любовию исполненный, возлюблен был еси паствою и душу, яко пастырь добрый, внушением совести дея, за ню положил еси: готова же бяше и противу власть имущих ити тя защищающи, истиннаго служителя Бога Вышняго.

Царю веков: Нетленному, Невидимому Единому Премудрому Богу служа, всякое грабление дерзновенным глаголом отреял еси, имея веру и совесть благу, юже нецыи отринувше от веры отпадоша: громогласно обличаемыми умервщлен был еси, но в небесных кровех вселився, радостную песнь воспеваеши.

Соблюдающу ти слово терпения, якоже Господь рече, соблюден бе во искушениях пришедших во Отечествие наше вероотступничества ради, и сотворен еси столпом в Церкви, имуща надписание имени Бога Вышняго: яко побеждающа оболчена во одеяние бело[1].

Троице Простая, Нераздельная, Неслитное Лицы Едино Божество, благословлю Тя в бытие приведша вся и, заповеди сохранших, в живот вечный вводяща, помышляя Амвросий, песнь воспе трегубо в вышних песнословимую.

Богородичен: Молитвами Твоими спасай рабы Твоя от всякия скорби и печали: имамы бо Тя Прибежище и Силу, Богородице, благоприятную молитвенницу, Едина Благословенная.

Песнь 9.

Ирмос: Образ чистаго рождества:

Радостно Господеви благодарение принося, сподобльшаго в гонениях жити, увещавшая рекл еси: всяк в животе согрешаяй в мале страдании и исповедничестве грехов оставление приемлет и вечное блаженство наследит, еже никтоже отъяти возможет.

В осуждении неправеднем мучитель древний бысть посрамлен: явил бо еси непоколебимое веры исповедание, еже есть основание Церкви, в нейже Христос выну вся животворя и одухотворяя пребывает.

Слезныя Владычице моления принося, благодарение вознесл еси, яко покров Свой Пречистый не отлагает от верных раб Своих. Молися присно, отче богомудре, еже спастися нам.

Заступника обретохом, ходатайствы возносяща и державу Отца и Сына и Духа Святаго славити научающа: Троице Единоначальная, от всяких искушений и бед избави, духом покланяющихся Тебе.

Богородичен: Лествице Божественная, Тобою сниде и вся возведе в горняя Господь, Колеснице херувимская, яко носила еси Спаса всех. Егоже, Чистая, моли о славящих Тя.

Светилен.

Да не отымется от нас покров молитв твоих о Церкви Православней и Отечестве нашем: лепо бо есть приносити выну молитвы, Богу предстоя, понеже имаши дерзновение, еже кровию приобрел еси, Христу последуя.

Богородичен:

Приснодево Марие, да не отымется от нас благодатный Твой покров заступничества и помощи: несть бо иныя надежды, кроме Тебе, Владычице, на Тя все упование возложше, возопиим: Невместимаго Едина Сущаго всех Бога во утробе вместив, родила еси, Егоже моли спастися поющим Тя.

На хвалитех стихиры, глас 8.

Подобен: О, преславного чудесе:

О, дивнаго чудесе! / Прославльших житием Его Сам Бог прославляет, / тем являя велию Свою милость. / Вкупе, о, братие, разумно воспоим преславнаго Амвросия, / он же в дому Бога Жива жительствовати научает ны, // смиренно вознося о нас кротостныя моления.

Яко просиятельный светильник, / днесь ликующи Церковь Казанская, / светом Христовым осиявающаго обретает тя / и заповедей Божиих исполнению научающаго / прославляет тя дивнаго во святых: / радуйся, священномучениче Амвросие, // назнаменавый кровию верность свою.

Твоим бо подвигом, о, адаманте веры, / не токмо братию обители Свияжския упасл еси, / но и все пагубное нечестие отступивших преборол еси, / пострадав даже до смерти — смерти же венечныя. / Сего ради припадая молим тя: // предстательствуй присно за ны, светильниче земли Казанския.

От небес прияв божественную благодать, а не от человек, всехвальне, / апостолов преемник был еси: / житием и подвиги Христа распята исповедал еси; / тем и за истину пострадав радуяся, / вселился еси, идеже свет животный, / и сиянием славы памяти твоея // озаряются вселенныя концы.

Слава, глас 6.

Душу свою полагая яко добрый воин любовию, / смирением злопострадати научивый, / мучителева прещения не устрашился еси, / земная и тленная пренебрегше, лести тьму мечем глагола Божия сокрушил еси. / Но сочетавыйся лику божественному, // моли спастися празднующим память твою.

И ныне, Богородичен, глас тойже.

Богородице Владычице, / не презри молений раб Твоих, / приими ны Тебе припадающия и вопиющия: / Лозо истинная, возрастившая Плод живота, / Тебе молимся, Пречистая, / помиловатися душам нашим.

Славословие великое.

На Литургии прокимен и чтения общие священномученику.

Конец, и Богу слава.

 

***

В период службы на Сарапульской кафедре Владыка Авросий часто бывал в Елабуге, и настолько же часто упоминается в публикациях епархиальной прессы в период 1914-1916 гг. Здесь мы приводим лишь две публикации обносящиеся непосредственно к посещениям Преосвященнейшим Елабужских приходов – городских и сельского.