Автор: Виктор Белов

Трапезников А.И. По следам древних культур. газета «Новая Кама» от 28 мая 1991 г.

• 1. Во глубине веков

В глубокой древности, 40 тысяч лет назад, после великого оледенения климат Прикамья потеплел. Густые леса покрывали весь край. В их дебрях водились мамонты, шерстистые носороги, кабаны, медведи, останки которых часто встречаются в этих местах.

За семь столетий до н. э. по берегам рек Камы, Вятки, Белой, Ика, Ижа, Зая уже жили люди. Их городища и могильники обнаружены и на территории нашего района. Наиболее известны Свиногорское и Котловское городища, Ананьинский могильник, Луговская стоянка, Тураевские курганы.

Находки, обнаруженные археологами, свидетельствуют о том, что люди в этих местах занимались в основном охотой и рыболовством. Орудия охоты, домашние вещи изготавливали из кремня, кости, позднее — меди и бронзы.

О жизни людей в V веке н. э. можно судить по находкам, обнаруженным на территории Красноборского района и по нижнему течению реки Ик. Там найдены остатки сосудов с точечным орнаментом, осколки каменных топоров, стрелы, ручные рубила. В дальнейшем живущие здесь племена стали ядром народностей угро-финской группы, в которую вошли марийцы, удмурты и другие народы.

Сам город Елабуга расположен на берегу реки Кама в ее нижнем течении. Благоприятное месторасположение селения, находящееся между Уралом и Центральной Россией, способствовало его быстрому заселению и росту.

• 2. Ананьинская культура

Открытие древней стоянки

Удивительная история открытия Ананьинского могильника, давшего науке новую неизвестную культуру, принадлежит Ивану Васильевичу Шишкину — отцу великого художника Ивана Ивановича Шишкина, открывшего в 1855 г. поселение первобытного человека в Прикамье.

В 7 км от Елабуги затерялась маленькая деревенька Ананьино, расположенная в пойме реки Тоймы. Кругом дурманящий запах лугов, озера, а рядом Большой Бор, с его вековыми шишкинскими соснами, дополняют эту живописную картину.

Здесь между Ананьиным и поселком Луговым вашему взору открывается холм высотой до 4-х метров и в окружности свыше 200м. Это и есть известный всему миру Ананьинский могильник.

Еще в VIII — III в.в. до и. э. родственные племена — далекие предки современных коми-пермяков, удмуртов и других народностей, создали высокую и своеобразную культуру. Она известна в науке под названием «ананьинской» по первому открытому памятнику этой культуры — могильнику на Каме у села Ананьино Елабужского уезда Вятской губернии.

В 1852 году в № 45 «Казанских губернских ведомостей» были помещены отрывки из произведения булгарского летописца XVI века Шереф-Ездина (Шараф-ад-дина), в которых говорилось, что татарский хан Тимур-Аксак (в переводе с татарского – хромой Тимур), разорив Чертово городище (Булгарское укрепление близ города Елабуги), посетил могилы последователей Магомета, находившиеся в устье реки Тоймы, впадающей в Каму под городищем.

Если это так, то Шараф-ад-дин был не булгарский летописец XVI века, как пишет А. В. Збруева в статье «Население берегов Камы в далеком прошлом», а современником Тамерлана, оставивший нам описание его походов. Следовательно, первым, кто посетил и открыл Ананьинский могильник, был знаменитый Тамерлан[1]. Откуда Тамерлану было известно о могильнике?

Спустя многие годы сообщение в «Казанских ведомостях» о могильнике попало на глаза московскому профессору археологии К. И. Невоструеву[2]. В Елабугу было отправлено письмо Ивану Васильевичу Шишкину — отцу художника И.И. Шишкина, интересовавшемуся историческими древностями и написавшему книгу «История города Елабуги», с просьбой проверить и сообщить, нет ли в окрестностях города древнего кладбища или кургана.

Вскоре Иван Васильевич прислал ответ, в котором говорил, что около села Ананьино есть что-то наподобие холма, какое-то старое кладбище, откуда местные жители вырывали камни с различными изображениями и надписями, развозя их по домам и употребляя под фундаменты строений.

Через некоторое время И. В. Шишкин прислал К. И. Невоструеву несколько бронзовых предметов, найденных на могильнике.

В течение 1856 и 1857 годов шла оживленная переписка с удельным ведомством о разрешении проведения раскопок могильника. Однако Шишкину и Невоструеву в этом было отказано. Позднее И.В. Шишкин неоднократно бывал на Ананьинском холме — могильнике и разыскал у подножия кургана несколько бронзовых украшений, которые отослал профессору Невоструеву.

Ананьинский могильник дал имя особой, так называемой ананьинской культуре, памятники которой (остатки поселений, могильников, клады, жертвенные места, случайные стоянки) расположены на высоких берегах притоков и самой Камы в ее среднем и нижнем течении: Вятки, Чусовой, Белой с их притоками и прилегающим к устью Камы отрезком средней части Волги и ее притоков — Ветлуги и Утки.

Такие памятники с общим названием «Ананьинской культуры» подразумевают одинаковый уровень развития группы племен, имеющих схожее развитие, одинаковое хозяйство и общественное устройство и относящихся к одной эпохе.

В 1858 году, уступив, наконец, настойчивым просьбам Невоструева и Шишкина, удельное ведомство поручило своему чиновнику П. В. Алабину провести раскопки Ананьинского могильника. В доме-музее Шишкина до сих пор хранится рисунок — эскиз Ананьинского холма-могильника, выполненный молодым И.И. Шишкиным. По этому рисунку можно судить о его первоначальном виде.

К сожалению, Алабин не имел специального образования, и его раскопки велись не научными методами, принося скорее вред, чем пользу. Не был составлен план раскопок, не проводились замеры могильника, найденные впоследствии находки не были зарисованы, описаны или сфотографированы.

Для земляных работ с окрестных деревень Мальцево, Ананьино, Поспелово было собрано до ста крестьян. Сначала раскопали восточный холм (окружностью 200 метров и высотой около четырех метров). При такой спешной работе не было точных научных наблюдений, описаний, чертежей, рисунков раскопок. Только за один день было вскрыто 48 погребений. Однако даже эти раскопки дали богатый, интерес- ный и совершенно новый археологический материал. Нашли погребения, состоящие из одних черепов.

Все мужские захоронения имели оружие, орудия труда, украшения из бронзы, кости, иногда и железо. Были обнаружены неизвестные доселе археологической науке втульчатые бронзовые топоры — кельты, прорезные бронзовые копья. Все эти находки получили название ананьинских.

Спустя 10 лет Невоструев снова посетил село Ананьино. У одного из местных жителей он случайно обнаружил надгробную плиту с могильника высотой 153 сантиметра и шириной 35 сантиметров. На ней был изображен воин в остроконечном головном уборе, в узком кафтане с поясом, в штанах и мягких сапогах. При нем было оружие: кинжал, боевой топор, стрелы. Очевидно, художник запечатлел изображение человека, жившего в ту эпоху. Сейчас эта находка хранится в Государственном историческом музее в Москве на Красной площади.

Позднее, уже в советское время, в Луговском могильнике было обнаружено погребение человека — воина. Рядом с ним находилось копье с железным наконечником, железные нож и меч. Последний очень напоминал скифский. Это захоронение следует отнести к VI веку до нашей эры. Отсюда следует вывод, что железный век в Приуралье и Прикамье начался приблизительно в VII веке до нашей эры. В одно время, начиная с 1950 года, в музее Шишкина имелся уголок Ананьинской культуры. Под стеклом хранились останки человека той эпохи, у головы которого стоял маленький горшочек, а у пояса находилось его оружие — меч и ножи.

В течение многих лет после раскопок Ананьинского могильника по берегам реки Камы и ее притоков — Белой и Вятки — было исследовано еще 20 поселений и могильников, относящихся к VIII — VI в.в. до н. э. В числе последних — Маклашевский и Гулькинский на реке Утке, являющейся притоком Волги. В пойме Камы был обнаружен Луговской могильник, в окрестностях Елабуги — селище Отарка, на реке Вятка — Пижемское городище. Древние Ананьинские поселе- ния были широко разбросаны на большой территории нашего края. Во всех могильниках находились предметы ананьинского типа.

Ананьинский человек, его потомки

При современном уровне развития науки оказалось возможным воссоздать образ и внешний вид человека, жившего более 2500 лет назад и создавшего знаменитую ананьинскую культуру. Ученый-антрополог М. М. Герасимов, воссоздающий по черепу внешний вид человека, определил, что таких людей, которые жили в то время, сейчас уже нет. Они имели скифско — монгольские черты, невысокий рост (мужчины 158 — 166 сантиметров, женщины 147 — 153 сантиметра), широкое лицо, покатый лоб, мужчины — сильно развитые надбровья. Это были сильные, закаленные в постоянной борьбе с окружающей суровой действительностью люди, готовые в любую минуту отразить набеги врагов. Они никогда не расставались с оружием, которое и после смерти укладывалось к ним в могилу. В женских погребениях находились украшения, которые, согласно верованиям, были необходимы им в потустороннем мире.

Со временем ананьинцы нашли совершенное и неприступное место для строительства поселения — район Чертова городища. С запада они вырыли земляной ров, который заканчивался на севере выходом в овраг, южная часть укрепления выходила к обрыву над рекой Камой. В результате проведенных профессором Спицыным раскопок на Чертовом городище были найдены орудия труда, идентичные ананьинским[3]. Обнаружены и жилища древних поселян — большие землянки с очагами, дым из которых выходил через верхнее отверстие. Жилища имели дровяное покрытие. В жертвенных очагах были найдены обгорелые кости животных, рыб и людей. Прежде чем принести жертву, ее убивали, а затем сжигали. Неподалеку от жертвенника найдена и могила шамана, вокруг ног и головы которого рассыпаны пуговицы, напоминающие бубенчики. Все эти находки были помещены в Музей изобразительных искусств имени Пушкина в Москве.

По прошествии почти ста лет после открытия ананьин- ской культуры и первых раскопок могильников в окрестностях Елабуги было обнаружено еще несколько стоянок и могильников. Прежде всего, это Пьяноборский (Красноборский) могильник, Котловское и Тихогорское городища.

Летом 1937 года Алексей Илларионович Софронов, житель села Ананьино, начал копать ямы для столбов под изгородь и на глубине 40 — 50 сантиметров неожиданно наткнулся на останки человека. Раскопав захоронение, он увидел на голове умершего бронзовый венец, на руке — браслет из этого же металла, а возле правого плеча — горшочек емкостью около четверти литра. Софронов сообщил о находке городским властям. Через месяц в Ананьино приехала профессор — археолог А. В. Збруева (научный сотрудник Института истории материальной культуры Академии наук СССР. – В.Б.), которая забрала все находки. Спустя два месяца прибыла экспедиция. В результате проведенных раскопок из могильника было извлечено 23 человеческих скелета, бронзовые копья, стрелы, остатки луков, а также горшочки разных размеров. Позднее, в 1938 — 1940 годах, раскопки были продолжены. В результате найдено не менее 70 скелетов, множество бронзовых топоров, обнаружены жилища-землянки, в которых две с половиной тысячи лет назад жили люди[4].

Советские историки установили, что современные удмурты, как народность, сложились в междуречье рек Камы и Вятки, коми — на верхней Каме и Вычегде. Древние ананьинцы же являются их предками. Не случайно в традициях удмуртов и коми-пермяков прослеживаются элементы ананьинской культуры: круглодонная посуда ананьинского типа сохранилась в селениях удмуртов и коми-пермяков. До настоящего времени головными уборами удмуртских женщин являются повязки из вышитых полосок холста, обшитых монетами, блестками и позументами. Остатки подобных головных уборов найдены и в ананьинских могильниках. Приехав в удмуртскую или марийскую деревню в праздничный день, можно увидеть национальные наряды этих народов. На голове у женщин — венчик с монетами, на груди — от нескольких десятков до сотен серебряных монет, пришитых рядами. При ходьбе и танцах они издают мелодичный звон.

Связь ананьинцев с окружающими племенами

Археологические находки подтверждают рассказы греческого историка Геродота о том, что ананьинцы имели постоянные торговые связи со скифами и другими племенами. В могилах и на поселениях найдено оружие скифского типа — мечи, кинжалы, наконечники копий и стрел. Оружие скифов было более совершенно, и ананьинцы обменивали его на пушнину — шкурки соболей, куниц, бобров, белок, лисиц.

В то же время на территории Скифии находили вещи ананьинской культуры — боевые топоры, ножи, украшения. Оживленные связи ананьинцы поддерживали и с племенами Северного Кавказа. Так, в погребениях Пьяноборского, Луговского, Морквашинского могильников были найдены кавказские кинжалы и украшения. На Кавказе же в могилах того времени — типичные ананьинские боевые топоры-клевцы и поясные крючки с изображением хищников Прикамья.

Прослеживаются связи ананьинцев и с севером. Ананьинские бронзовые топоры-кельты были распространены на побережье Белого моря, на территории нынешней Финляндии и северной Норвегии. Ряд ананьинских вещей обнаружен на верхней Волге, Вишере, Северной Двине.

Существовали и связи с востоком. Ананьинские кельты, секиры проникли даже в   Западную Сибирь.

Близкие к ананьинским типы топоров, глиняной посуды и украшений позволяют предположить, что по обе стороны Урала жили родственные им племена, а межплеменные связи были широки и разнообразны. Из Сибири к ананьинцам проникают боевые топоры в форме кинжалов. Удивительным примером связи между народами явились находки в ананьинских могильниках: статуэтки египетского бога Амона на ананьинском Концегорском Селище на реке Чусовой, иранская бронзовая чаша, средиземноморские раковины и бусы из египетской пасты.

 Верования

Обнаружено всего около двенадцати типов ананьинских могильников, которые располагались на высоких берегах рек Волги, Камы, Вятки, Белой и их притоков. Все они обязательно имели вид на реку. По всей видимости, это было связано с представлениями ананьинцев о загробной жизни, о путешествии в мир иной в лодке. Умерших хоронили ногами к реке. Над самой богатой могилой даже ставили лодку — ладью.

При погребениях большую роль играл огонь. Часть жертвенных животных сжигалась, и в могилу подсыпался слой земли с углем из жертвенного костра. Ананьинцы верили, что огонь имеет очистительную силу, у них существовало свое представление о переходе из «страны живых» в «страну мертвых». Ананьинцы считали, что вещи, которые кладутся в могилу, пригодятся покойнику в ином мире. Они верили в загробную жизнь, полагая, что, переплыв «реку смерти», умерший начинал иную жизнь.

Для чего в могилы клались глиняные горшочки и чашечки, пока неизвестно. Однако наверняка известно, что убитые животные в захоронениях должны были служить запасом пищи для умерших. Существовало у ананьинцев и поминальное угощение. Следы его найдены при раскопках Луговского могильника. Как правило, это обожженные кости лошадей, коров, лосей, медведей. Поминки устраивались прямо на могильнике.

Были у ананьинцев и жертвенные места. Поклонялись они идолам — деревянным истуканам с грубо вырезанным человеческим лицом.

У ананьинцев существовало представление, что человек может превращаться в другие существа, также как растения и животные могут принимать человеческий облик. Тесная связь с природой была причиной развития тотемизма, признаки наличия которого в виде изображения животных встречаются на различных предметах того времени. Чаще всего изображались лось и медведь. Изображение фантастического хищного зверя характерно как для скифов, так и для ананьинцев.

Оружие не всегда служило по своему привычному назначению. Например, бронзовые топоры-секиры были признаками и символами власти. Хищные птицы изображались на оружии ананьинцев, как символ магических существ. Эти изображения, по их мнению, придавали оружию лучшие боевые качества — стремительность и силу удара.

Можно с уверенностью сказать, что у ананьинцев существовало и поклонение солнцу, изображение которого часто встречается на бронзовых бляхах и пряслицах. На одной из пряслиц вокруг центрального отверстия находится изображение солнца с семью лучами, вокруг которого по кругу идут звери. Оно олицетворяет видимое движение солнца по небу.

Существовал у ананьинцев и культ медведя, о котором свидетельствует наличие его клыков в виде амулетов, а также многочисленные изображения этого зверя.

Общественный строй

Раскопки могильников свидетельствуют о том, что общество ананьинцев уже миновало процесс разделения на группы с разным положением, привилегиями и богатством. Алабин, проводивший первые раскопки могильников, обратил внимание на необычные атрибуты некоторых могил. Они были окружены каменными кругами, а над захоронениями стояла каменная ладья.

Самым интересным и неожиданным было найденное погребение вождя или военачальника. Рядом с ним было захоронено шесть мужчин и одна женщина. Все они лежали головами на север. По обе стороны от тела вождя находились по два мужчины, вооруженных топорами, копьями и стрелами. В ногах у знатного человека лежала женщина с горшочком в руках, заполненным костями животных и рыб. В правом углу могилы находились кости лошади с богатыми украшениями, в левом — предметы женского туалета. При выходе из могильника, примерно в семидесяти сантиметрах друг от друга располагались еще двое вооруженных мужчин. По всей видимости захороненные с вождем воины состояли в его охране, а женщина являлась женой. На голове у каждого из них был венец с рисунком.

Процесс расслоения общества можно проследить и при изучении женских погребений. Некоторые из них имели богатые украшения — нагрудные бляхи, ожерелья, перстни, браслеты, дорогие украшения головного убора. В других находились лишь одна — две бусины или глиняная чашечка. Часть женских захоронений не имела абсолютно никаких вещей.

Вероятно ананьинское общество имело патриархальный характер, главой рода считался мужчина. Наверняка, они держали и рабов, плененных в результате постоянных войн.

Общество ананьинцев делилось на три группы: родовую знать, к которой принадлежали военачальники и вожди, простых граждан рода — воинов и земледельцев — и рабов, используемых только для работы.

Площадь поселений ананьинцев, которые находились на возвышенностях, была, как правило, невелика. В каждом поселении проживало от 40 до 50 человек. Ананьинцы жили в постоянной опасности, исходящей от соседних племен.

Женщина в ананьинскую эпоху

Внимательно изучая глиняные фигурки женщин, найденные при раскопках поселений ананьинцев в Сарапуле, можно увидеть, что они носили в то время плащи, расшитые цветной материей или мехом, длинные платья с рукавами, рубашки с поясом, украшенные вышивкой, передники, нагрудные украшения и ожерелья.

Находки в женских могилах значительным образом дополняют наши знания о женских нарядах. Их головные уборы охватывали голову и украшались бронзовыми венчиками с отверстиями для продевания шнура или ремешка. На шее женщины носили ожерелья из мелких бронзовых круглых бус. В поздних могилах появились стеклянные бусы — синие гладкие, синие с белыми глазками и черные. В ожерелье входили и металлические подвески из листовой бронзы в виде треугольников, трапеций и цилиндров.

Особый интерес представляет ткань, найденная П. В. Алабиным в одном из могильников. Она очень тонкая, шерстяная с полотняным переплетением волокон. Ткань была окрашена в алый цвет. Однако остатков ткацких станков найдено не было.

Ананьинская женщина занималась в основном земледелием, ткачеством, собирательством и домашним хозяйством.

Промыслы и изделия

Основную массу всех находок ананьинской культуры составляют обломки глиняной посуды. Форма сосудов во всех местах распространения ананьинских племен была одна и та же — низкие круглодонные чашки, сделанные от руки, без помощи гончарного круга. Иногда встречаются более высокие и маленькие конусообразные чашки с яйцевидным дном.

В верхней части этой посуды нанесен орнамент в виде ямок, нарезок, оттисков шнура или штампа с зубчиками.

Среди находок ананьинской культуры было множество костяных предметов — наконечников стрел, рыболовных крючков, острог, рукояток ножей, иголок, гребней.

Также найдены костяные лопаточки для обработки кожи. Ими счищали жир. Для шитья одежды употреблялись бронзовые иглы, использовались также костяные и бронзовые шилья.

Среди племен было развито ткачество. Однако сведения об ананьинских тканях весьма малочисленны и неполны. Ткани были в основном шерстяные, довольно грубые. Предположительно, материалом для их изготовления служила и конопля, растущая в Прикамье в диком виде.

Ананьинцам приходилось делать большие запасы продуктов для себя и кормов для скота на зиму. Охота и рыболовство постепенно отходят на второй план, но все же продолжают иметь огромное значение в структуре питания. Об этом свидетельствует многочисленные кости диких животных, найденные при раскопках, а также орудия охоты и рыбной ловли. Охотились ананьинцы с помощью копий и стрел, от которых сохранились каменные, костяные, бронзовые и железные наконечники. В качестве орудий для рыбной ловли применялись рыболовные крючки, гарпуны и остроги. Более мелкая рыба ловилась при помощи сетей. Археологи находили также каменные и глиняные грузила.

Источником существования племен являлось комплексное ведение хозяйства: люди занимались и земледелием, и скотоводством, и охотой, и рыболовством, и собирательством.

Ананьинцы были также хорошо знакомы с металлургией. В Прикамье известны места древних разработок меди, одно из них находится близ Котловского могильника ананьинского времени. В некоторых мужских погребениях найдены куски медной руды и сплавы бронзы. В поселениях обнаружены каменные песты, служившие для дробления руды, глиняные тигли, в которых плавился металл, литейные формы для отливки топоров-кельтов, копий и наконечников стрел, а также медный шлак.

Если медь можно было найти на месте, то олово для получения сплава твердой бронзы, необходимой для изготовле-ния оружия и орудий труда, привозилось из Западной Сибири и Казахстана.

Ананьинцам была известна также металлургия железа — железный наконечник копья, найденный при раскопках Луговского могильника и относящийся к VII веку до н.э. был, несомненно, местной работы.

Жилища

Долгое время считалось, что ананьинцы имели жилища наподобие современных юрт. Лишь в 1934 -1936 годах при раскопках Концегорского селища были обнаружены остатки большого полуподземного жилища. Длина подобных коллективных землянок достигала 40 метров, а ширина — от 4 до 6 метров. Пол был ниже уровня земли примерно на 80 сантиметров. Жилище имело два выхода, стены его были деревянными, крыша — двускатной, опиравшейся краями на невысокие стены. По средней линии жилища были сложены очаги для приготовления пищи. Дым уходил вверх, через специально оставленное отверстие. Около очагов проходила вся жизнь ананьинцев. Здесь изготавливались орудия труда, женщины шили одежду, плели изделия из лыка и бересты, сети для рыбной ловли, отливали оружие и другие предметы из бронзы. Остатки таких длинных полуподземных жилищ обнаружены на реке Чусовой. Они относятся к периоду бронзовой эпохи.

В настоящее время могильники никем не охраняются и не имеют специального охранного статуса — грамот. Многие районы, где находились поселения и могильники, отведены под сады — огороды. Большинство исторических свидетельств об ушедшей эпохе сегодня безвозвратно утеряно.

[1] В.Белов. Подлинность рукописи Шараф-эт-дина, равно, как и посещение Тамерланом устья Тоймы признается далеко не всеми представителями официальной «науки» и в контексте данной работы также должна рассматриваться лишь в виде версии, которую разделяет автор. При этом мы считаем, что даже если как сама рукопись, так и факт пребывания в наших краях Тамерлана соответствуют действительности, то не стоит отождествлять  Ананьинское поселение, открытое И.В.Шишкиным с местом упокоения мусульманских святых, посещенным Тамерланом. – В.Б.

[2] В.Белов. Говоря о профессоре Московской духовной академии Капитоне Ивановиче Невоструеве, автор умалчивает о том, что К.И.Невоструев являлся не просто «московским профессором», а был нашим земляком, уроженцем г.Елабуги, родившемся в 1815 году в семье Елабужского священника И.Невоструева. Личность Капитона Ивановича настолько ярка, неординарна и незаслуженно забыта, что статья о нем вполне достойна включения в раздел «Знаменитые елабужане». Этот пробел мы, по возможности, восполним в одной из последующих книг. – В.Б.

[3] В.Белов. Вятский историк, краевед и ученый, действительный член Русского Географического Общества А.А.Спицин обобщил свои исследования в большой комплексной работе:

«Спицин А.А. Приуральский край. Археологические розыскания о древнейших обитателях Вятской губернии. Материалы по археологии восточных губерний России, собранные и изданные Императорским Московским археологическим обществом на высочайше дарованные средства. Вып. I (Под ред. Д.Анучина). М., Типография Э.Лисснера и Ю. Романа 1893».

[4] В.Белов. Об этих раскопках рассказывала статья А.В.Збруевой «О чем говорят раскопки в Луговом», опубликованная в елабужской газете «Сталинский путь» от 23 сентября 1948 года.

Что такое ананинская и пьяноборская культура

Газета Елабужского райкома КПСС, районного и городского Совета депутатов трудящихся ТАССР «Вперед» от 14 сентября 1958 г. № 113 (2389).

Многочисленными архео­логическими исследования­ми, произведенными за по­следние сто лет в окрест­ностях города Елабуги (Ананинского, Пьянобор­ского могильников, Котловского Тихогорского и других городищ), установ­лено, что начало жизни че­ловека в нашем крае отно­сится к глубокой древно­сти.

Следами первых посе­ленцев близ Елабуги приз­нана Луговая стоянка, об­наруженная в районе ны­нешнего поселка Лугового на невысокой надпойменной террасе Камской долины. Возникновение этой сто­янки датируется вторым тысячелетием до нашей эры, т. е. более трех тысяч лет тому назад, и просу­ществовала она несколько веков, примерно до VIII века 1-го тысячелетия до на­шей эры.

В результате исследова­ния найденных остатков костей и скелетов, уста­новлено, что здесь обита­ли люди европейской и монгольской рас, а также метисы. Жилищем им слу­жили землянки, с толстым! бревенчатым потолком, на столбовых упорах по уг­лам. Некоторые из них были соединены между со­бой проходами. Тут жили довольно крупные патри­архальные семьи.

Основными занятиями жи­телей стоянки были рыбо­ловство, охота, приручение полезных животных, а позд­нее — мотыжное земледе­лие.  В орудиях производства преобладали предметы из меди, бронзы и костей — это говорит о начале примене­ния металлов.

 

По мере увеличения на­селения, с ростом производительных сил, началом применения в обиходе же­леза общество получило дальнейшее развитие:  ме­нялось хозяйство, прояви­лось разделение труда и имущественное неравенст­во. Неравномерное накоп­ление внутри отдельных ро­дов общественного богат­ства (скота) привело к межродовым разногласиям, доходившим до военных столкновений.

Тогда люди стали ме­нять места поселений — вместо открытых стоянок в речных долинах они на­чали строить укрепленные городища на крутых обры­вах рек и оврагов, удоб­ные для обороны от напа­дения соседей. В то время возникли городища на ме­сте „Чертова», Котловское (между селами Котловкой и Сентяком), Тихогорское, Свиногорское и другие.

Этот период (VII-III ве­ка до нашей эры) называет­ся периодом ананинской культуры, получившей та­кое наименование по ре­зультатам исследования на Ананинском могильнике, расположенном между де­ревней Ананино и поселком Луговым.

Центральным районом формирования и распрост­ранения ананинской куль­туры было лесное Предкамье и бассейны рек Вят­ки, Ветлуги и Белой. Отдельные находки предметов этой культуры обнару­жены в Пермской, Киров­ской областях, Удмуртской, Мордовской и Башкирской АССР. Посредством обме­на предметы ананинской культуры проникли и в рай­оны Прибалтики.

Последние два века I-го тысячелетия до нашей эры и первая половина I-го тыся­челетия нашей эры относятся к пьяноборской культу­ре, названной по материа­лам, исследованным в мо­гильнике у села Пьяного бора (ныне Красный бор). Местом формирования и распространения этой куль­туры была почти та же территория, что и у ана­нинской культуры, но с большим продвижением на восток.

Пьяноборцы также жили еще в землянках внутри городищ. В хозяйстве пьяноборцев основное место занимало скотоводство, особенно разведение лошадей. В то время железо уже играло большую роль, спо­собствуя развитию земле­делия и охоты.

Признаки имущественно­го неравенства и частно­владельческой идеологии начинают выступать все отчетливее: выделяются бо­гатые и военная аристок­ратия. Вооруженные столкновения учащаются и характеризуются кровавыми сражениями.

В начале I-го тысячелетия нашей эры на территории нашего края стали складываться отдельные союзы племен, которые к концу этого тысячелетия приоб­рели большую устойчи­вость. Они положили нача­ло формированию чуваш­ского, марийского, мордов­ского, татарского, удмурт­ского и других народов.

Так наш родной город Елабуга оказался в центре создания двух крупнейших исторических культур — ананинской и пьяноборской имевших распространение на огромной территории России и по хронологии охвативших более чем тысячелетний период развития общества.

Ф. Тихонов

Рассказывают очевидцы ананьинских раскопок

Газета Елабужского райкома КПСС, районного и городского Совета депутатов трудящихся ТАССР «Вперед» от 10 декабря 1958 г.

1. Спустя 2500 лет

Это было в мае 1937 года. Работал я садовни­ком. Решили мы огоро­дить сад. Стали копать ямы для столбов — наткну­лись на скелет человека. Смотрим — на голове у не­го бронзовый венец, на руке из такого же метал­ла браслет, возле правого плеча горшочек емкостью приблизительно четверть литра.

Слух о находке быстро распространился по всей округе. Почти весь поселок собрался, чтобы посмотреть найденный скелет. Через месяц из Москвы приехала научный сотруд­ник А. В. Збруева. Она забрала с собой остатки вырытого скелета человека, венец и браслет. Через пару месяцев А.В. Збруева приехала снова. На сей раз ею были произведены раскопки, в результате которых было извлечено из земли 231 человеческих скелета, бронзовые копья, стрелы и луки, а также горшочки разных размеров. Всего за время раскопок в течение 1937 — 38 — 39—40 годов было найдено не менее семидесяти скелетов, много бронзовых топоров и других предметов. Ученые нашли землянки, где жили люди около 2500 лет тому назад.

А. Софронов, колхозник.

1. Что нашли в могильнике

Нашему взору представился раскопанный могиль­ник, вероятно, место погребения какого-то князя или большого начальника, С ним были похоронены 6 мужчин и одна женщи­на. Скелеты лежали голо­вами на север.

По обе стороны от цен­трального скелета (князя) лежали по два мужских скелета. В ногах у него находился женский ске­лет с горшочком в руке, заполненным костями жи­вотных и рыб. В правом углу могилы лежали кос­ти и украшении лошади, в левом — предметы жен­ского туалета. При выхо­де из могильника, пример­но на расстоянии 70 сан­тиметров друг от друга, лежали еще два скелета, как и первые вооружен­ные топорами, копьями, стрелами.

Возглавлявшая экспедицию т. Збруева объяснила нам, что это воины, слу­ги и жена погребенного князя. На голове у каждого из погребенных бы­ли одеты венцы с рисун­ками.

Были обнаружены также и жилища древних посе­лян, представляющие со­бой большие землянки с деревянным перекрытием высотой немногим больше, метра, и с очагами, дым| из которых выходил че­рез входное отверстие

В раскопанном жертвеннике были найдены обгорелые кости животных и рыб, людей. Вероятно, прежде чем принести жер­тву в память об умершем человеке, ее сжигали. Недалеко от жертвенника была вскрыта могила ша­мана. В ней не нашли ни­какого оружия, и только вокруг головы и плеч погребенного были рассыпаны пуговицы, напоминавшие бубенчики,

Все это было настоль­ко интересно, что забыть невозможно. Найденные скелеты и утварь сейчас хранятся в музее имени Пушкина в Москве, как свидетельство о людях, живших в конце каменно­го и начале бронзового веков.

А. Маркова, учительница.

Читать в формате PDF.

Похождения Григория Маринина

История и культура населения Елабужского края в раннеананьинскую эпоху /VIII-VI вв. до н.э./

Археология и топонимия Елабужского края

Невоструев К.И. Ананьинский могильник Вятской губернии, близ города Елабуги. М.: Синодальная Типография, 1871. — С. 75-112

В отрывках из Булгарского летописца XVI в. Шереф-Эддина, помещенных в Ка­занских Губернских Ведомостях за 1852 г., в № 45-м, между прочим, читается, что Тимур-Аксак, взяв и разорив Суддум — Елабужское Чертово городище, посетил могилы последователей (Магомета), находящиеся на устье Туймы. Слова эти обра­тили на себя особенное наше внимание, и, прочитав их, в декабре 1855 г. мы пи­сали в Елабугу к просвещенному и благоснисходительному корреспонденту наше­му, знатоку Елабужских древностей Ивану Васильевичу Шишкину: не указывает ли предание и нет ли каких признаков и памятников существовавшего при устье Тоймы или где по близости древнего Татарского или другого кладбища, насыпи или кургана? Г. Шишкин отвечал, что «река Тойма впадает в Каму при подошве той самой горы, на коей стоит Чертово городище и что здесь никаких признаков бывшего какого-либо кладбища нет, а есть-де какое-то старое кладбище от Елабу-ги верстах в пяти (на юго-восток), а от деревни Ананьиной и реки Тоймы с вер­сту, которое и доныне называется Могильником, и сказывали, что прежде на нем вырывали камни, полагательно надгробные, с надписями ли — неизвестно; жите­ли развозили эти камни по домам». Соображая, что река Кама, как гласит темное предание, протекая некогда под самым городом Елабугой, могла быть поэтому го­раздо ближе к деревне Ананьиной и там принимать в себя Тойму, мы заинтересо­вались Могильником и просили от нашего благосклонного корреспондента даль­нейших о нем известий. Г. Шишкин обещался в удобное время осмотреть Могиль­ник, и следующею (1856 г.) весною, приобретши несколько медных, как он писал, вещей, отмытых в Ананьинском Могильнике тогдашнею высокою водою, весьма обязательно переслал оные к нам. Вещи эти были не медные собственно, а сме­шанные с другим еще металлом — бронзовые, и были следующие: 1) длинный прут, согнутый в круг, или жгут, с петлею на одном конце для зацепки другого, 2) так называемый кельтский топорик, 3) долото к острию полукруглое, 4) вид бараньей головы, служившей может быть украшением, 5) продолговатая полукруглая под­веска или серьга, 6) длинная желобоватая бляха и 7) конские удила железные, то­гда как все прочие вещи — медные или точнее бронзовые. «На Могильнике, писал мне при этом г. Шишкин, приметно были похоронены люди кто-нибудь из лучших. Здесь видны два кургана, на одном из них и камень был найден. Я намерен в них порыться». При письме приложен был чертеж всей местности. Помянутые, при­сланные нам г. Шишкиным, бронзовые вещи обратили на Могильник, относящий­ся по ним к глубокой древности, все наше внимание, так что мы, снабдив Ивана Васильевича известными Русскими по части раскопок сочинениями, усильно про­сили его, достаточно по ним приготовясь, действительно произвесть, если можно, раскопку Ананьинского Могильника. Однако же общее наше желание в том 1856 году встретило препятствие со стороны местных жителей, удельных крестьян, ко­торые не дозволяли Шишкину произвесть и малейшие раскопки. Это побудило его обратиться к Удельному начальству, — и дело отложено было до следующей вес­ны. Мы присылали новые сочинения по части археологии и в особенности разры­тия курганов и давали советы, тщательнее изучать их и самую раскопку произво­дить с крайней осторожностию и наблюдательностию. Когда управляющий Удель­ной конторой, не объясняя причины, весною отказал г. Шишкину в дозволении ра­скопок, а между тем сам своими людьми, без надлежащих сведений и правил, а по­тому и без результатов, в Ананьинском Могильнике рыл яму аршина в четыре: то г. Шишкин (от 21 апреля) весьма разумно просил нас употребить старание, чтобы дело раскопки поручено было кому-либо из членов Археологического Общества. Посему мы и обратились письменно к покойному Павлу Степановичу Савельеву, объясняя ему важность Ананьинских курганов и бесполезность для науки удель­ных раскопок. Последнее подтвердилось вторичными столь же беспорядочными и безуспешными разрытиями со стороны удельной: «в разных местах они изрыли землю, писал нам И.В. Шишкин от 1 июля, и опять в некоторых зарыли и все пе­ремешали, и будто бы нашли несколько вещей… я непременно к депутату съезжу и узнаю подробно, какие вещи найдены и как нашли; и если бы привелось мне раз­рывать, то постараюсь указанным порядком это делать, не торопясь. Курганы не то что высокие, а они низкие и как будто срытые… Их два: на одном найден был камень, но мне желательно узнать на другом-то, нет ли такового. Удельные хотя и на нем вырыли яму, но небольшую, и не могли, может, потрафить на камень. В этих курганах приметно было кладбище: вырываются угли, сгнившее дерево и пли­ты каменные, накладенные друг на друга…». Но П.С. Савельев, с сочувствием ото­звавшись о важности указываемых и предлагаемых ему раскопок, по другим сво­им занятиям не нашел возможности сам приступить к ним или исходатайствовать у Археологического Общества назначение на это другого какого-нибудь лица, а от­ложил дело впредь до удобного времени; но вскоре за тем скончался. При таком неопределенном положении пропущено было и это лето 1857 г. и раскопки отло­жены до будущего года. Между тем к чести И.В. Шишкина, заметим и это, — он дея­тельно старался разузнать и приобрести от Татар на их языке рукописи о царствах Болгарском и Казанском и сделать точные снимки с Татарских, в Елабужском уезде, надгробных памятников, — и, сколько мог достать, Ив. В. благосклонно сообщил нам две таковых рукописи и два снимка, и сверх того некоторые вновь приобретен­ные им вещи из находок в Ананьинском Могильнике. Обе помянутые Татарские ле­тописи препровождены были нами в Спб. в Императорскую Академию наук, и одна из них оказалась списком с Булгарской летописи Шереф-Эддина, из коей выписки помещены Березиным в «Булгаре на Волге» стр. 82-90; о судьбе другой Татарской ле­тописи, составленной 992 г. Гиджры (от Р. X. 1584), из коей мы, как и из предыду­щей, заимствовали известие о Елабуге, доселе мы ничего не знаем. Сообщены были известия (но не более) о существовании у Татар и других каких-то летописей. Кста­ти об этом: недавно писал мне из Мамадыш (Каз. губ.) некто Д.В. Хлебников, хоро­шо знающий Татарский язык, что у одного тамошнего знакомого ему муллы есть ка­кая-то дорогая летопись Эль-борак тауйарих (т. е. История об ослице Бораке). Здесь повествуется о начале Иерусалима, о происхождении этой ослицы Борак, на кото­рой Магомет якобы возносился в одну ночь из Иерусалима на седьмое небо, об Алек­сандре Македонском и о построении им разных городов, о взятии Тамерланом Юнан-Адрионовых (?) городов — Сюддума и Буляра (т. е. Булгара), и об этом Адрионе, по­бросавшем несметные богатства в озеро, находящееся недалеко от означенного Бул­гара в Спасском уезде Казанской губернии и пр. У Елабужских Татар главным обра­зом я сам искал, но тщетно, упоминаемой Арабскими писателями летописи: «Тарих Булгар» — Истории Булгара, каковую составил будто бы во второй половине XII века кадий города Булгара Якуб-ибн-Номан. Что касается до вышеозначенных, достав­ленных мне, двух снимков с подписей на надгробных Татарских памятниках: то оба они, один из деревни Тураевой в 40 верстах от Елабуги (вверх по Каме), другой близ села Мещерякова в 30 верстах, оказались не древними (XVI века) и неважными. Ме­жду тем я посылал еще некоторые пособия и руководства к задуманному нами важ­ному предприятию разрытия древних курганов. Но Вятская Удельная контора вес­ною 1858 г., снова отказав в раскопке г. Шишкину, поручила произвесть оную своему чиновнику г. Алабину. Он, в июне прибыв на место, пригласил в соучастие к себе и г. Шишкина. И надобно отдать честь тому и другому, что они, запасшись означен­ными руководствами по курганной части, тщательно и осторожно вели дело «с Фун-дуклеем в руках», как писал мне г. Шишкин, все наблюдали, записывали и сообра­жали. Г. Алабин составил обстоятельную (хотя не везде точную и удовлетворитель­ную) Записку об этой раскопке и найденных вещах, которая и отпечатана в Вестни­ке Географического Общества 1860 № 6. Из этой Записки и нарочитого о том же ко мне письма г. Шишкина оказывается, что из вышеозначенных двух курганов на Ананъинском Могильнике приступлено было к раскопке большого кургана, имею­щего в окружности 219 шагов, высоты через верх от основания 15-20 шагов, в отве­се некоторые места имеют до 3 аршин. Издревле и до наших почти времен, говорит Алабин, вокруг холма росли высокие деревья обыкновенной в тамошней местности осокори (род тополя) и на вершине его, по уверению старожилов, были большие камни, якобы с какими-то знаками или письменами. Из того, что некоторые скеле­ты находились в незначительной от поверхности глубине, г. Алабин заключает, что курган, каждогодно затопляемый разливом Камы, прежде был несравненно выше. Мы думаем, что это замечание напрасно. Как увидим ниже, в бронзовый период, к коему относится наш Могильник, курганы вообще были невысоки; таковы и Киев­ские могилы у Фундуклея…, с коими Ананьинский имеет близкое сходство. При ра­скопке в самом начале кургана (со стороны деревни Ананьиной) под слоем земли из чистого и рыхлого чернозема (в 3 четверти аршина) оказался круглый вал (в 28 ша­гов окружности), с южной стороны коего было большое отверстие или выход (в 9 шагов). Он обложен в два и три ряда, без всякой смазки, каменными необделанны­ми плитами, шириной четверти в 3 и 4, толщины вершка в 2 и 3, лежащими, как выше показано, косвенно ребром одна на другой. Внутри этого вала или круга было довольно пережженной земли, такой же глины и угольев, и оказалось три положен­ных скелета. От этого каменного вала раскопка шла вдоль по всему кургану на про­странстве (по письму г. Шишкина) 28 сажен, глубокою и широкою (в 3 аршина) ка­навою. Через 13 сажен от круга копающие, по словам г. Алабина, наткнулись на ка­менную гряду или такую же насыпь, сделанную поперек кургана и обложенную ка­менными плитами, потом в полусажени оказалась другая, параллельная ей, только гораздо короче, такая же каменная гряда, а за нею обнаружилась каменная стена не более аршина толщины. За сим курган заключался таким же круглым валом, покры­тым каменными плитами, как и начальный, только он был поменьше и отверстием обращен совсем в противоположную сторону — к северу. Впрочем, на аршин от него оказался еще каменный одр, а за ним каменный же помост из больших плит, сло­женных одна на другую и покрывавших скелетов. На всем этом пространстве, от первого до последнего круга, и несколько еще за ним, найдено 46 или точнее 48 ске­летов…

К объяснению Ананьина Могильника, «исполненнаго глубоких тайн и высока-го интереса», г. Алабин делает несколько предположений и соображений. Отметим из них следующие. 1) Из обряда трупосожжения, который был общим (?) у перво­бытного человечества, и о существовании коего в древнейшей Руси говорят Араб­ские писатели Масуди и Якут (Карамзина Ист. Гос. Рос. Т. 1. прим. 364) заключает ся, что скелеты здесь погребены во время глубочайшей древности, в первые века по Рождестве Христове, или даже до оного. 2) Из костра вынимались только че­реп да несколько больших костей от рук и ног, остальные же обращались в пепел, часть коего и собиралась в горшок (пепельницу), зарывавшийся с покойником. Чем важнее был умерший, тем, вероятно, большее употребляли старание к сохране­нию его пепла, и потому при скелете XX найдено шесть горшков, не считая встав­ленных один в другой; этот же мертвец положен на угольный костер, сложенный с наибольшим тщанием, и при нем найдены лишь украшения, а оружия не было, так что можно предполагать какую-нибудь знатную женщину. 3) Костяк XIX, най­денный, не как другие, с ребрами и костями, служит доказательством, что не всех мертвых в то время сжигали. 4) Головы, без прочих костей скелета, не положен­ные, а поставленные на камнях, или принесены с поля битвы, или это — жертвы какого-то обычая и отрублены где-нибудь в другом месте, а не на кургане, или не суть это головы рабов и пленников, от коих прочие части здесь же сжигались все­цело в умилостивительную жертву? 5) Хотя скелеты лицом преимущественно об­ращены к югу, но как некоторые имеют и другое направление: то это показыва­ет в народе, предавшем своих покойников Могильнику, отсутствие религиозных идей, кои влекли бы взоры его, например, на Восток к гробу Магомета. — Но гроб Магометов, скажем на это, в отношении к Елабуге действительно стоит на юге, и туда обращены были своими лицами все Монгольские покойники в Сарае, лежа ногами на восток, головами на запад. Это впрочем, в Ананьинских скелетах от­нюдь не показывает каких-нибудь мусульман: трупосожжение не совместно с ис­ламом. 6) Обложенные камнем круглые валы предполагаются местами трупосожжения, и вынутые из костра твердые кости, затем естественным порядком разла­гались на каменных или из обгорелых бревен устроенных одрах, или же на зем­ле, только обожженной. Ибо трудно предположить, чтобы трупы сожжены были на этих самых местах, на коих найдены их кости, а не на нарочито устроенных. 7) Отсутствие в вещах при скелетах благородных металлов, монет, мечей, шлемов, панцирей и на вещах надписей показывает, что ничего этого тогда еще не было известно жившему тут народу. Хотя по этому и можно бы полагать такой народ в состоянии дикости: но многие искусно и затейливо сделанные вещи из оружия и украшений показывают в нем и довольно высокую степень цивилизации. 8) Близ­кое показывается сходство Ананьинского Могильника с описанными у Фундуклея могилами юго-западной России. В последних такие же точно стрелы, точильные камни, горшки с узорами и пр., скелеты тоже обращены преимущественно на се­вер, — некоторые обложены каменными плитами, — при них костры из бревен и угля и печища из обожженной глины, кости животных; некоторые головы найде­ны без костяков и один костяк без головы и т. д.

Статья г. Алабина об Ананьинском Могильнике вскоре обратила на себя вни­мание известного своими сочинениями по части раскопок и древностей акад. Ейхвальда, который и сделал свои соображения относительно древности Могильника. Не сомневаясь отнести Могильник к древнейшим временам до Рождества Христова, Ейхвальд усвояет оный описанным у Геродота и других скифам или Чуди. Вот под­линные слова его (стр. 458, 459): «большой Ананьинский Могильник занимает высокий холм (?), который большею частию взрыт и внутри обложен каменными пли­тами по валу, в котором (Могильнике) подле скелетов, отчасти сожженных в прах, много медных и железных вещей из оружия, орудий и сосудов. Камский Могильник в этом отношении весьма сходствует с подобными могилами в Киевской губернии и, очевидно, происходит от того же народа скифского племени, который на юге Рос­сии, находясь в ближайшем соприкосновении с Греческими колониями в Понте, по­этому в своих гробницах представляет столь много Греческих искусно расписанных урн и ваз. Построение Ананьинского Могильника и содержание его, кажется, весьма много имеет сходства и с Чудскими могилами на Алтае, как оне прежде сего описаны Палласом и Сиверсом. Из разрытия и описания Ананьинского Могильника у Ала­бина я хочу доказать, что народ, от которого остались эти гробницы, был древнее скифское или Чудское племя, которое принадлежало доисторическому времени, т. е. железному веку России, так как мы такое же точно описание обычаев скифов нахо­дим у Геродота в 4-й книге его исторического творения. Может быть, погребенные там, на Каме, скифы были современники еще Дария, Персидского царя, и, во всяком случае, это были предшественники происшедших из того же племени Гуннов, кото­рые под именем Угорской или Югорской Чуди занимали главные долины северно­го Урала, оттуда пошли на юг и под именем Угров поселились на Дунае». Проследив потом описание Могильника у Алабина и показав сходство некоторых найденных в нем вещей с открытыми в скифских могилах Крыма, Ейхвальд на стр. 470-479 де­лает общие заключения о Могильнике. Он полагает 1) что все 46 скелетов сожжены были на многих небольших кострах в один день, что это были тела жен, придворных и рабов, положенных, по древним обычаям, вместе с умершим тогда каким-нибудь важным владетелем некогда цветущей земли на Каме. — На сие, однако, мы не мо­жем согласиться: потому что скелеты найдены в разных слоях земли, одни глубже, другие мельче, и кости их, равно и вещи при них, одни более истлели и повредились, другие — менее. Да и последнее положение автора, как увидим, этому не гармони­рует. 2) Чудские племена на реке Каме, говорит он за сим, сжигали своих мертвых, а прах их собирали в глиняные горшки, поставляемые вместе с маленькими слез­ницами при скелетах. Черепа приносимых в жертву они, кажется, предварительно отделяли от туловища и поставляли их особо, не предавая огню: были ли это плен­ники из другого народа, или жены и рабы умершего, решить трудно; но что жертвы были умерщвляемы острыми орудиями, видно из ран на двух выше помянутых че­репах… Эти человеческие жертвы и человекоядение указывают на древнейшие вре­мена андрофагов, скелет, от которого сохранились ребра, позвонки и прочие части, очевидно, не бывший на костре, не был ли съеден при гробе, как жертва? Геродот северную Чудь называет андрофагами (человекоядцами), — и легко могло статься, что погребение здесь знатных лиц соединено было с жертвами пленников и рабов, и при этом они были снедаемы. 3) Тогда как г. Алабин по Фундуклею (стр. 67) ске­летов, обложенных каменными плитами, усвояет каким-то скандинавским выход­цам, — Ейхвальд, с большею вероятностию, видит в них остатки жен или высших сановников, и в этом находит только замечательное сходство скифских могил Геро-дотова времени, описанных Фундуклеем, с Чудскими на Каме. 4) Лошадиные кос­ти, находимые при скелетах, показывают, что при погребении тогдашних покойников закалались и их кони, как это свидетельствует о скифах Геродот. 5) Весьма за­мечательно, что в Могильнике, кроме некоторых каменных орудий, находятся пре­имущественно медные и железные: это указывает на первые столетия до Рождест­ва Христова, когда медные орудия и оружие были еще в употреблении и не было в ходу ни монет, ни письмен, коих и на вещах Ананьина Могильника никаких следов не видно. В заключение сделаны еще два следующие замечания: а) относительно най­денных в Ананьинском Могильнике черепов, что в Этнографическом Музее Геогра­фического Общества они признаны Финскими черепами, и б) что Могильник про­исхождением своим обязан упоминаемому у Страбона (I века) движению скифско­го же племени Сираков и Аорсов (Зырян и Ерзи?) с берегов Кумы и Дона на север и столкновению их с прежними скифами, жившими на Каме близ Елабуги. Послед­нее положение не совсем согласно с первым о погребении в Могильнике Камского владетеля с женами и рабами, в мирное, конечно, время.

Записка г. Алабина об Ананьинском Могильнике подала повод и П.И. Лерху, в 1865 г. командированному от Императорской Археологической Комиссии в Вят­скую и другие губернии для исследования древностей, посетить сей Могильник. Он также сделал в нем раскопку, как в большом кургане, так и в другом подле него, меньшем, и от крестьян Ананьинских приобрел несколько вещей из Могильника бронзовых и частию каменного века. Вот что сказано об этих г. Лерха разыскани­ях и составленном отсюда заключении о древности Могильника в отчете Импера­торской Археологической Комиссии за 1865-й год (Спб. 1866 г.) стр. XII, XIV: «в начале сентября г. Лерх занялся окончательною разведкою Ананьинского Могиль­ника. Этот Могильник частию раскопан в 1857 году чиновником Удельного Ведом­ства. Вещи и черепа, найденные в нем, были доставлены в Императорское Геогра­фическое Общество. Но часть Могильника оставалась еще нетронутою, — и была исследована г. Лерхом. Найденные им вещи вместе с предметами, приобретенны­ми от Ананьинских крестьян, равно как и хранящимися в Географическом Обще­стве, дают довольно ясное понятие о быте того языческого племени, которое по­сле сожжения своих покойников хоронило прах их вместе с их вооружением, ук­рашением и частию утвари. Оружия были частию бронзовые, в особенности на­конечники стрел и копий, равно как и топоры. Кинжалы же и ножи сделаны из железа; рукоятки этих кинжалов, иногда бывающие из бронзы, по формам своим сходны с рукоятками бронзовых кинжалов, находимых в курганах Западной Си­бири; шейные обручи и украшения на одежде были бронзовые, ожерелья состоя­ли из глиняных и янтарных бус. Бронзовые топоры представляют по своей фор­ме прямой переход от топоров, употреблявшихся на севере России в период ка­менных орудий. Вообще можно заключать, что Ананьинский Могильник принад­лежит к началу периода введения в употребление в здешнем крае железа. Следов золота и серебра в нем не найдено, тогда как серебряные гривны нередки в север­ных уездах Вятской губернии. Экземпляры бронзового оружия часто находятся в окрестностях города Елабуги».

С вещей Ананьинского Могильника, находящихся в С.-Петербурге в Импера­торском Географическом Обществе и в Императорской Археологической Комис­сии, недавно тщанием госпожи Раевской для Московского музея сделаны слепки.

В июле прошедшего 1870 г. мы сами были на месте Ананьинского Могильника и нашли, что разрыта только средина его, а оба бока, обещающие довольно еще от­крытий, равно и другой подле разрытого меньший курган, не вполне еще исследо­ваны. У крестьян деревни Ананьиной мы приобрели довольно вещей, найденных в Могильнике, почти исключительно бронзовых и несколько кремневых стрел, на­зываемых у них громовыми, главное же — надгробный камень, хотя раздроблен­ный на семь частей, по нашему мнению, современный Могильнику с изображени­ем на нем тогдашнего человека…

За сим, в сличении с теми же иностранными и Русскими курганами, пере­числим и опишем все находящиеся теперь пред глазами вещи из Ананьинско­го Могильника как подлинники, полученные нами от г. Шишкина и приобре­тенные от Ананьинских крестьян, так и слепки госпожи Раевской в Москов­ском музее.

Вещи относятся: I) к оружию, II) к одежде и ее украшению, III) домашнего быта, IV) символы и амулеты, V) от конской сбруи и VI) вещи кремневые. Состав многих из них (хотя приблизительно) определен химическим разложением. В чис­ле рисунков эти древности изображены на двух особых таблицах…

Прошедшего года, когда мы сами были на месте Ананьина Могильника, узнав, что в нем когда-то найден был большой камень с изображением человека, мы упот­ребили все старания к отысканию его и, наконец, нашли его у одного крестьяни­на разбитым на восемь частей, из коих семь, собранные с разных концов двора, и были нам уступлены, а восьмая часть (в общем, составе, впрочем, неважная) со­всем пропала. Камень этот, опоковый, найден крестьянином в главном или боль­шом Ананьинском кургане, в земле на четверть от верха, высоты он 6 четвертей 11 верш., ширины 8 верш., а вверху несколько суженном и сведенном полукругом 7 верш., толщины 1 четв. Камень, по сказанию крестьянина, лежал в извращенном положении — вниз головою: в таком положении найдено несколько надгробных камней и в древних курганах на Енисее, в ознаменование того, как гадает г. Спас­ский, что этот человек умер или пошел в землю. На лицевой выглаженной сторо­не камня вырезано вглубь, во весь рост, изображение человека, полагаем, совре­менного самому Могильнику, в полном его вооружении и украшении, каковые мы видим на самых скелетах здесь положенных. Именно, представлен на камне чело­век в остроконечной шапке, которой частнейшие черты, нам передаваемые, к со­жалению стесаны. Таковые остроконечные, прямые шапки, по свидетельству Ге­родота… носили скифы, — и мы приведем подлинные слова его, дабы видеть, что как по этой шапке, так и по вооружению, изображенный на нашем камне человек совершенно соответствует Геродотову скифу. Геродот говорит: скифы на головах имеют прикрепленные прямые, остроконечные шапки, носят панталоны и упот­ребляют туземные луки и кинжалы, а к этому еще военные секиры… На поясе по­койника продольными по нем чертами также показываются употребляемые на нем разные украшения. В правой руке человека или в боку — кинжал и военная секира в виде кирки, насажденная на древко; первый такой же точно формы и величины, как найденный в Могильнике наш железный кинжал…, а секира очень похожа на нашу же бронзовую секиру… В левом боку что-то полукруглое с продольными же чертами, может быть, щит, или же чашка для питья, которую по Геродоту… скифы обыкновенно носили при поясах. Глаза у человека большие, что указывает на его не чисто Монгольское происхождение. На памятнике, как и ни на одной из най­денных в Ананьинском Могильнике вещей, никакой подписи нет. С первого раза можно было предполагать, что этот камень, лежавший не в глубине Могильника, но почти на поверхности его, положен уже впоследствии, и притом не Булгарами ли или даже Татарами Казанского царства, когда у них надгробные камни — поч­ти такого же размера и вида, оканчивались полукругом? В древние курганы, как в готовые могилы, могли быть сложены и поздние покойники, — замечает Фундуклей и о своих Киевских могилах… Но Булгарские или Татарские памятники обык­новенно бывают с подписью или стихами из Корана, и никогда с изображением человека, которое и запрещено мусульманским законом. Изображенный на нашем памятнике человек, по вооружению и костюму своему, как видели, очень похож на Геродотова скифа или на тех людей, кои похоронены в Могильнике. Известно, что на древних курганах как в Сибири, так и в великой России, ставились мужские и женские статуи — не всегда каких-нибудь божеств, но и погребенных тут покой­ников. На вершине скифского Александропольского кургана также стояла слову-щая в народе «каменная баба» — изваяние, впрочем, неопределенное. От глубокой ли древности, к какой относим Ананьин Могильник, или по недостатку художни­ков, либо средств, здесь образ покойника не изваян, а только вырезан на камне. И замечательно, что в Париже в Луврском музее между Ниневийскими древностя­ми хранится статуэтка из слоновой кости, представляющая мужскую фигуру так­же с шейным кругом и кинжалом при широком, украшенном поясе. Подлинный Ананьинский камень, на семь частей раздробленный, мы передали в ведение Мо­ск. Археологического Общества, где теперь он и хранится.

За сим мы выскажем свое мнение или предположения о времени Ананьинско-го Могильника и о народе, которому он принадлежал, предоставляя по изложен­ным нами данным решение этого трудного вопроса более нас сведущим и прони­цательным. Не нужно почти и говорить, что Могильник на территории, впослед­ствии входившей в состав древне-Болгарского и Казанского царства, не относят­ся ко времени ни того, ни другого. Из рисунков и описаний у Березина (Булгар на Волге, Казань 1853 г.) и других, равно и слепков или подлинников, имеющихся в Московском музее, видно, что вещи, найденные в развалинах Булгара на Волге и Билярска, сравнительно с Ананьинскими древностями, имеют совсем другой ха­рактер и форму — позднейшего времени. Здесь несколько топоров — из свежего, не перержавелого железа, не походящих на древние кельты, а более на топоры ны­нешние: есть одно железное орудие в виде кирки, но совсем не то, что Ананьинская военная секира; из украшений есть наручни из широкой (дюйма в полтора) листовой меди, медное же круглое зеркало, перстни, сережки — позднейшей бо­лее искусственной формы, с разными затейливыми фигурами и Арабскими пись­менами, как печати; бусы здесь встречаются из разноцветных камешков, как мо­заика или обернутые в финифть. Вообще, нет вещей из той бронзы, какая господ­ствует в Ананьинских древностях, а Булгарские вещи или из железа или чисто мед­ные, серебряные и золотые.

Ясно, что Ананьинский Могильник, представляющий вещи, не только состав­ляющие роскошь, каковы разные украшения, но и относящиеся к оружию, и даже к домашнему обиходу, — почти все бронзового состава, относится по этому к так называемому бронзовому веку. Если вместе с бронзовыми встречаются здесь и железные, иногда те же самые вещи, напр, кельтские топорики, кинжалы, копья, стрелы, удила: то надобно заметить, что железо с отдаленнейших времен, может быть, еще послепотопных, вообще употреблялось и в бронзовый период, особен­но у Ассириян; при обыкновенной у них бронзе Ассирияне из железа делали плу­ги, молоты, копья, панцири и т. п. В Александропольском скифском кургане вме­сте с бронзою встречаются части железной чешуйчатой кольчуги, железные ско­бы, железная оковка колесницы, железные шины, удила. Трупосожжение, не ис­ключающее и простое погребение (то и другое и в Ананьинском Могильнике), во­обще относят к отличительным признакам бронзового периода. Сплав Ананьинской бронзы, по химическому разложению состоящей лишь из меди и олова, с исключением цинка и свинца, а некоторых вещей из одной меди со следами оло­ва, есть древний первоначальный сплав, — и такова, между прочим, была Асси­рийская бронза. На Ананьинских вещах украшения, если иногда и встречаются, то только самые простые, первоначальные, именно прямые или ломаные линии, зигзаги, редко дугообразные и спиральные. Кельты здесь имеют древнюю форму без ушков и вовсе нет более или менее художественных и уже после появившихся Германских и Датских так называемых пальставов, ни замысловатых и артистиче­ских вещей Этрусского или Греческого происхождения, как в Галльштатском Мо­гильнике или Александропольском скифском и других южных курганах, ни длин­ных многосоставных шейных цепей с разными привесками, позвонками и погре­мушками, ни больших искусственных к одежде шпилек или игол, ни широких ук­рашенных браслетов и для той же цели больших спиралей, столь обыкновенных в Остзейских курганах, судя по описаниям и рисункам у Бэра и Крузе. Это зна­чит, что Ананьинский Могильник, не представляя позднейших разветвлений или особенностей, принадлежащих известным местностям или народностям, сходст­вует с теми западными курганами только в древнейших вещах. Но замечательно, что многие Ананьинские вещи, особенно символы и амулеты, как видели, имеют близкое отношение к Ниневийским древностям. В связи с сим имеют силу доказа­тельства древности и кремневые стрелы, в Могильнике встречающиеся, и то, что такие обыденные и необходимо требующие железной твердости вещи, как долото, шило или выше помянутый половинчатый кельт — резец, здесь также бронзовые. Последнему обстоятельству, т. е. если где и самый резец из бронзы, Бэр дает осо­бенную важность в определении древности. По всем этим основаниям мы отно­сим Ананьинский Могильник в самом бронзовом веке не к концу его, когда брон­за, вытесняемая железом, сделалась лишь предметом роскоши, а ко времени пре­обладания бронзы. А потому не сомневаемся отнести Могильник вообще ко вре­менам до Рождества Христова.

По новейшим исследованиям, разделяемым многими знаменитыми учеными, начало бронзового века в Европе или, точнее, бронзовой металлургии, восходящее к древнейшим временам мира, производится от торговых сношений или колонизации в ней древнеазиатских Семических племен, т. е. племен, происходящих от пер­вого сына Ноева Сима. Полное и основательное исследование об этом, на основа­нии предшествующих и современных трудов разных ученых, представляет неред­ко приводимая нами книга г. Ружмона, особенно в Немецком переводе…

Но этими положениями, мы думаем, не объясняются бронзовые древности ни вообще нашего отечества — России, в древнейшие времена более или менее зани­маемого скифами, ни в частности северо-восточной полосы его, где был Анань­ин Могильник, и далее — к Уралу и в Сибири. В сих отдаленных и при недостат­ке сообщений отрезанных от прочей Европы странах, нельзя предположить ка­кой-нибудь Финикийской цивилизации. В том же сочинении Ружмона наше дело объясняется иначе. Здесь… Иберия или Грузия считаются отечеством Халибов или Халдейских ковачей, отечеством самих Фовела и Мосха, двух сынов Иафетовых, и здесь предполагается один из важнейших горнов послепотопной металлургии. Впоследствии, когда Ассирияне простерли свое оружие до самого Понта, они рас­селились между сими Халибами, которые, кроме сплава меди с оловом, умели еще закаливать железо в сталь… От Фовела производятся скифы, обитавшие недале­ко от Иберии, которые впоследствии перешли на равнины южной России (Евро­пейская скифия), а отсюда перешли на Урал и там открыли богатое производство бронзовое, серебряное и золотое, в летописях слывя под именем Чуди…, и обни­мая весь север нынешней России от Урала до западной Двины. (На этом огромном пространстве, заметим, находится и точка Ананьинского Могильника). Но в заклю­чении Ружмон сам сознает несостоятельность этой теории, замечая…, что хотя по Ассирийским символам на Чудских бронзовых древностях и можно бы тамошнее бронзовое искусство производить от Иберии и Понта: но поелику Чудь не упот­ребляла и не закаливала железа, как это делали Халибы, то источник ее бронзы не был ли в другой противоположной стороне — у Мидян и Бактриан, также упот­реблявших Ассирийские символы? — На это и мы готовы склониться. Не говоря о неупотреблении железа и стали у Чуди, теорию Ружмона, хотя она много про­ливает света на наш темный вопрос, мы не можем принять по следующим особен­но причинам: а) что колыбелью скифов признается в ней Иберия и б) из Иберии или южной России переводятся они на Урал. Все сказанное в теории Ружмона от­носится к Европейской или Геродотовой собственно скифии; но у древних геогра­фов является еще другая Азиатская скифия. И специальные по сему исследова­тели скифам вообще дают Азиатское происхождение, производя их от Мидо-пер-сидского корня, или, как Нибур и другие, от какого-нибудь Монгольского смешан­ного или Финского племени, которое с Алтая распространилось по нашей Сиби­ри и северо-востоку Европы и здесь было известно под именем Чуди. Что касает­ся до Геродотовой скифии: то сам Геродот говорит, что движение скифов в Европу последовало из Азии, что от юго-восточных берегов Каспийского моря теснимые Массагетами скифы перешли реку Араке, скитались по степям на запад от Мео-тического озера (Азовского моря), выгнали отсюда Киммериан и здесь утверди­лись. Это было за 100 лет до Дария Истаспа… Как бы то ни было, Мела (I в.) ука­зывает…, а Птоломей… подробно описывает обширную Азиатскую скифию, с од­ной стороны от Персии и Индии до северной половины нашей Енисейской губер нии, с другой от Китая, Монголии и Иркутской губернии за Уральские горы к реке Каме и Волге, до устьев последней. Горами Имаус (или кряжем гор, идущих от Ги­малаев к северу до Алтайских гор и далее) Птолемей разделяет скифию на две по­ловины — скифию внутри и вне Имауса. В первой половине у Птоломея показа­но 33 названия скифских (?) племен: на самом севере (в нынешней Тобольской и Енисейской губ.) помещены Аланы, Суовены, Агафирсы, на восточном притоке реки Ра (Волги, т. е. на Каме, как обыкновенно объясняют, Робаски, Азаны, Иор-дии, при Уральских горах Мологены, Саммиты, Тибиаки, между Яксартом и Ок-сом (Сыр — и Амур Дарьей) Ариаки, Номасты и другие, за ними по берегу Кас­пийского моря Аорсы. В это же пространство скифии внутри Имауса входят зем­ли Саков и Массагетов: они по нынешнему занимали малую Бухарию и часть Тур­кестана. Хотя эти Саки и Массагеты были также скифского племени и, по край­ней мере, именем первых Персы называли всех скифов, однако Птоломей отделя­ет их от скифии и описывает землю их особо в предыдущей 13-й главе. В скифии вне Имауса по Птоломею были на севере (в Сибири) скифы-Абии, Иппофаги (ко-неедцы) и др., на юге к Гималайским горам Хэты, Хавраны-скифы. Из этого опи­сания видно, что Елабужская местность и Ананьин Могильник входили в состав первой, внутренней скифии. скифы этой половины были сопредельны и по делам войны и мира или торговли имели отношения к Персам, Мидянам и Ассириянам. О Массагетах, имевших скифскую одежду и оружие, Геродот… говорит, что зем­ля их богата медью и золотом и что все оружие их (стрелы, копья, секиры), шле­мы, поясы и самая конская сбруя были медные, украшенные золотом, а серебра и железа они вовсе не знали. Он же повествует… о войне Массагетов с Киром, Пер­сидским царем, кончившейся гибелью самого Кира со всей его армией. — Из это­го соприкосновения Азиатской скифии с Персами, Мидянами и Ассириянами мы производим в Ананьинской бронзе замеченное нами (особенно в амулетах и ре­лигиозных символах) сходство с Ниневийскими древностями.

Ананьинский могильник. Новый энциклопедический словарь. Второй том. Издатели: Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефрон. СПб., Типография Акционерного общества Брокгауз-Ефрон, 1911 стр.495-497

Статья в одном из известнейших энциклопедических изданиях дореволюционной России об Ананьинском могильнике, расположенном около г.Елабуги.

Ананьинский могильник, лежащий у с.Ананьина, в ближайших окрестностях г.Елабуги Вятской губ., принадлежит к числу тех немногих замечательных памятников старины, которые заслуживают особенного внимания исследователей. Предметы, находимые в нем при тех условиях их захоронения, которые удалось установить научно благодаря раскопкам целого ряда компетентных лиц, указывают, что эти предметы относятся к народу, имевшему, несмотря на такую сравнительно раннюю пору, как III в. до Р.Хр., довольно высокую и самобытную культуру, которая известна у нас на Ю под именем «сарматской», а в сев.-западной Азии – под именем «чудской». Типичным предметом этой  культуры является прежде всего вооружение большею частью бронзовое или медное, но переходящее в железное. Сюда относятся: кельты  особого типа, более плоские, чем на З. Европы, и украшенные выпуклым линейным орнаментом (указывающим, главным образом, на грани сточки в тех каменных орудиях, откуда они произошли); наконечники копий, в форме листа с широко раздутым стеблем или дулом для насаживания; наконечники стрел той же формы или формы трехгранной с тремя жальцами, которыми оканчиваются грани, и с дулом, где бывают особые отверстия для прикрепления к древку; секиры, напоминающие по форме нашу кирку, иногда художественно украшенные, например, головкой грифона, кабана; кинжалы бронзовые, с рукояткой в виде рогатки; рукоятки мечей, в которых рогатки эфеса стягиваются вверх в виде завитков, и пр. Между украшениями замечательны: жгутовые гривны, пуговицы медные, плоские, двойные, собранные иногда вроде ожерелья, бусы бронзовые, в виде сжатых горошин, и глиняные плоские, покрытые зеленоватой или голубоватой глазурью, стеклянные, желтые, янтарные и другие. Из отдельных вещей интересны: костяная рукоятка ножа с резной головкой барана и ажурная привеска, сделанная из какого-то серебряного сплава и дающая  группу сплетающихся драконов (Музей Академии наук). Весьма характерно и гончарство А. могильника. Всегда многочисленные в погребениях глиняные горшочки обыкновенно имеют небольшие размеры; они все с кругловатым или коническим дном, тонкостенны и хрупки, черного обжига: сделаны от руки из глины, с примесью хорошо измельченной раковины, но есть сработанные и с помощью гончарного круга. Мотивы орнаментации просты и изящны; украшалась обыкновенно верхняя часть сосуда; преобладает тонкий шнур (ниточка), зубчатый чекан и мелкий ямочный орнамент; встречаются, однако и более сложные, например изображения животных (коллекция казанского музея, раскопки Пономаренко). Всего более аналогий имеет это гончарство, несомненно, с ближайшими по месту нахождения гончарными изделиями древности: от глубочайших слоев костеносных городищ Прикамья, вплоть до позднейших наслоений могильников Вятского края (см. Поломский могильник и др.). Мнения ученых расходятся относительно времени, к которому следует приурочить А. могильник. Одни, как, напр., проф. Невоструев и Эйхвальд, видят здесь расцвет бронзового века, другие (Аспелин) – начало железного, третьи, напр. А.А.Спицин, датируют его третьим веком до Р.Хр. Причина такого разноречия кроется отчасти в том, что состояние науки еще не позволило ученым прочно обосновать свои мнения, отчасти в том, что раскопка этого обширного могильника велась частично и не всеми одинаково тщательно. Вследствие этого последнего обстоятельства инвентарь находок представлялся не всегда в полном комплекте и отсутствие ранее таких вещей, как серебряные гривны ни спирали, которые были найдены позднее при таких же самых бронзовых кельтах и даже при кремниевых  наконечниках стрел, легко вводило в заблуждение самого добросовестного исследователя. Поэтому из всех работ, имеющихся в нашей литературе по А. могильнику, следует отдать преимущество трудам Пономарева (см. «Изв. Общ. Арх. Истор. И Эт. при  И. Казанском универ.» т.Х, вып.4). Ожидается выход в свет очень интересного труда А.А.Спицина, которому посчастливилось в Воронежской губернии раскопать сходный с А. могильник Зуевский, где бронзовые кельты и вся обстановка погребений, очевидно, той же культуры и датируются черенками античной греческой вазы III в. доо Р.Хр.

См., кроме указанных выше: Нефедов, «Отчет об археол. Изслед. В Прикамье, 1893 г. («Мат. По археолог. Вост. Губ. России» т. III стр.42-74); Малахов, «К антропологии Вятского края» («Изв. Имп. Русск. Географ. Общ.»., т.18, вып.4. стр.199-228); Baron de Baye, «La necropole d^,Ananino» («Memoires de la Societe Nationale des Antiquaires de France» т. LVI).

Скачать в формате PDF

Жизнь Елабужского купца Ивана Васильевича Шишкина писанная им самим в 1867 году. Елабуга, 2007 с. 58-60

Глава XVII

Давно меня занимала история нашего города Елабуги. При всяком случае я старался узнать из исторических документов или из предания. А между тем заочно познакомился с проживающим в Москве профессором Капитоном Ивановичем Невоструевым, которого родина — наш город. И у него было желание узнать историю своей родины. К тому же — он имел хорошие источники по случаю им разбираемой в Москве патриаршей библиотеки, в которой он нашел несколько документов, относящихся к нашему городу. Именно, что сюда послан первый священник Зотик, для учреждения здесь мужского монастыря и кто был первый настоятель и прочее. Эти документы более его поощряли написать историю Елабуги. Он узнал от наших торговцев, что и я на это имею желание и даже собираю сведения. Он обратился ко мне с просьбою, нет ли каких-нибудь древних камней с надписями или каких-нибудь рукописей, также и курганов. По таковому началу я более начал узнавать о подобных предметах. Узнал у татарского муллы, что есть письменная, древняя история, в которой упоминается и Елабуга. Ее я купил и отослал к Невоструеву, который отослал для перевода в Академию. В Академии встретился такой же другой экземпляр, привезенный одним ученым из оренбургской губернии, экземпляр этот был переведен, и с него мне прислали один экземпляр, в котором точно значится Елабуга. И был город татарский, который был разорен будто бы Темир Аксаком. Сверх этого я посылал к Невоструеву все рукописи нашего покойного священника Петра Кулыгинского, которые от него были посылаемы и напечатаны в Вятских Губернских Ведомостях. Именно о чертовом городище, о войне башкирской под названием Алдарко, о пугачевском бунте, и к тому же описание нашего собора и иконы спасителя, писанную нашим покойным священником Федором Васильевичем Невоструевым, все их читали и более просил, чтобы еще поискать, не откроется ли чего-нибудь в нашем городе. Поэтому я обратил внимание на местность за Ананьином, называемую могильником. Стал о нем расспрашивать жителей, которые мне доставили несколько древнейших металлических вещей. Я отослал их к Невоструеву. Он показывал знающим людям, которые признали их очень древними. Поэтому я просил удельное начальство, которому принадлежит это место, чтобы мне позволили разрыть. Но по двукратной просьбе было отказано. Но на последок прислали своего довольно знающего чиновника г. Алабина, который пригласил меня, и мы вместе отправились для разрытия могильника. Разрыли довольно много и нашли очень много, не говоря о скелетах, а очень много медных или бронзовых вещей разных форм. Некоторые относились к оружию, некоторые к украшениям, а несколько вещей железных; кинжалы или ножи совершенно ржавые. Всех вещей найдено более ста штук, и все эти вещи увезены г.Алабиным. Сделано им подробное описание и представлено им же в Питер, в географическое общество, которое это описание включило в свое издание. И мне один экземпляр был прислан. На могильнике нам желательно было отыскать камень с надписью, но его не оказалось. Грамотности и признака не было, а сказывали жители, что давно был на могильнике камень и будто бы с надписью, и был увезен Елабужским мещанином Красильниковым, который отозвался тем, что точно камень им был увезен с надписями и положен был в печь в баню. Тут весь и уничтожился. Не очень давно приезжал технолог Лерн, рассматривал могильник и частью копался и тоже нашел и еще несколько медных вещей и от жителей приобрел древний тип каменных орудий. Этими действиями все наши труды для истории Елабуги и ограничились, и что-то Невоструев замолчал, а я более ничего приобрести не мог, хотя и много хлопотал о том предмете кроме приобретения древних разных вещей и отосланных в Питер и Москву. Но при всем том желание свое захотел исполнить и начал писать из собранных разных преданий, рукописей, историй и других фактов. Начал писать с самой древности, так чтo за 512 лет до Рождества Христова значился уже здесь город Гелон. На это есть факт и потом пошли разные доказательства о разорении и вновь построении. Потом в царствование болгар обозначается Бряхимов и потом далее и далее, дошло до Елабуги, потом Трехсвятского и города Елабуги. И все описано, что в настоящее время находится, все заведения и все пожертвования.

Читать полностью ЗДЕСЬ или в формате PDF

Шишкин Н.И. История города Елабуги с древнейших времен. Исторический очерк. СПб, 2014 г. Репринт 1901 г. издания с.5-8

Город Елабуга есть один из самых древних городов на реке Каме. Местность, на которой расположен город Елабуга, была с древнейших времен обитаема разными народами: скифами, болгарами, татарами и впоследствии русскими; что местность была заселенная в незапамятные времена, это доказывается рас копками, произведенными близ деревни Ананьино в 4-х верстах от города Елабуги, в так называемом знаменитом «Ананьинском могильнике» в 1868 году чиновником удельного ведомства Алабиным и известным Елабужским летописцем, бывшим Елабужским городским головой Иваном Васильевичем Шишкиным. Они дали много памятников существования народа, бывшего здесь задолго до нашего времени, жившего в так называемый «бронзовый период», который был за несколько столетий до Рождества Христова. Во время раскопок было найдено много человеческих и лошадиных костей, оружия и различных металлических вещей, которые ученые относят к скифам, жившим в глубочайшей древности в пределах Европейской и Азиатской России. Племя, хоронившее своих покойников в Ананьинском могильнике, сжигало некоторые трупы на кострах, что доказывается найденными в Ананьинском могильнике перегорелыми человеческими костями, а также и слоем угля. Во время раскопок в числе вещей были найдены некоторые с изображением бараньей и орлиной головки[1]. Глубокую древность Ананьинского могильника доказывает то, что положенные в нем железные вещи, как то: копья, ножи – все до половины и более проржавели, а некоторые так истлели, что от прикосновения распадались; но медь или, точнее, бронза не повредилась, только некоторые из сих вещей от окиси покрылись весьма глянцевитым зеленого цвета, как бы малахитовым твердым слоем.

В Ананьинском могильнике были найдены шейные из проволоки круги, которые надевали на грудь и шею и служили украшением. В 1870 году был в городе Елабуге известный ученый, археолог Капитон Невоструев, составивший описание раскопок Ананьинского могильника, напечатанное им в трудах Первого Археологического съезда, за 1871 год, под заглавием «Ананьинский могильник», изданное впоследствии отдельными оттисками. Капитон Невоструев нашел у одного крестьянина деревни Ананьино камень с изображением человека. Камень этот опоковый, найден крестьянином в главном или большом Ананьинском кургане, в земле на четверть от верха, высота от 6 четвертей 11 вершков, ширины внизу 8 вершков, а вверху несколько суженным и сверленым полукругом 7 вершков, толщины 1 четверть. Камень, по сказанию крестьянина, лежал в извращенном положении вниз головою. На лицевой выглаженной стороне камня вырезано вглубь, во весь рост, изображение человека, полагаем, современного самому могильнику, в полном его вооружении и украшении, каковые были и на скелетах, положенных в могильнике.

Именно, представлен на камне человек в остроконечной шапке. Такие остроконечные прямые шапки, по свидетельству Геродота, носили скифы. От шапки спускаются на плечи две какие-то покрышки, и мы из древних памятников достоверно знаем, что скифские остроконечные шапки концами своими спускались до самых плеч. На шее человека широкий круг с продольными по нему чертами, конечно, показывающими разные по нему фигуры и украшения. Эти шейные металлические круги в древности носили не только женщины, но и мужчины. На поясе покойника продольными чертами также показываются употребляемые на нем разные украшения. В правой руке человека или в боку кинжал и военная секира в виде кирки, насаженная на древко; кинжал такой же формы и величины, как и найденный в могильнике. На левом боку что-то полукруглое с продольными чертами, может быть, щит или чашка для питья, которую, по Геродоту, скифы обыкновенно носили на поясах. Глаза у человека большие, что указывает на его не чисто монгольское происхождение. Изображение человека, высеченное на камне, очень похоже на Геродотова скифа и на тех людей, которые погребены в Ананьинском могильнике. Все вещи, найденные в Ананьинском могильнике, относятся к бронзовому веку, так как состоят из сплава меди с оловом. На вещах не было найдено никаких надписей и монет.

Впоследствии, тысячу лет тому назад, на берегах Камы и Волги было основано Болгарское царство; болгары очень рано приняли от арабов магометанство. Из русских летописей мы знаем, что на реке Каме жили так называемые серебряные болгары. На месте Елабуги был в древности Болгарский город «Бряхимов» русских летописей, правильно называвшийся «Ибрагимовым», надо думать, что основателем города был булгарский хан Ибрагим, так как булгары были тюркского племени и в культурном отношении стояли выше своих завоевателей татар, покоривших Волжскую и Камскую Булгарию в XIII столетии, то татары подчинились их культурному влиянию и приняли от булгар магометанство.

Из древних татарских летописей мы знаем, что город Бряхимов был разорен Темир-Аксаком и единственно, что сохранилось до нашего времени от Болгарского города Бряхимова – это башня, находящаяся на Чертовом городище. В башнях и развалинах Бряхимова, как говорит Казанская летопись, было устроено языческое капище, где было прорицалище.

Вскоре после покорения Казани русские поселились на месте Елабуги и основали село, названное Трехсвятским, потому что вновь основанному селению Царем Иваном Васильевичем в дар был прислан образ трех Святителей и вскоре была зало-

жена первая деревянная церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы, а селение обведено валом и рвом, в середине селения устроен острог или крепость с башнями и воротами.

В первой половине XVII столетия были выстроены в Трехсвятском церкви Спасская и Никольская. Надо думать, что явление Чудотворного образа Спасителя было в первой половине XVII столетия или в начале XVII столетия. В 1614 году в развалинах так называемого Чертова Каменного городища был основан старцем Ионою, казначеем Костромского Богоявленского монастыря, мужской монастырь во имя Святой Живоначальной Троицы, а временно, до постройки храма, устроена была в башне церковь во имя Сошествия Святого Духа. Башня, в которой помещалась церковь, сохранилась реставрированная до настоящего времени. Троицкий мужской монастырь был упразднен в 1764 году.

[1] Кроме того, в Ананьинском могильнике было найдено изображение дракона, пожирающего птицу.