Записки Александрова (Дуровой). Дополнение к «Девице-кавалеристу». Москва, 1839 (Отрывок).

Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."

Белинский В.Г. Сочинения В.Г. Белинского в четырех томах.  Третье издание Ф.Павленкова. Том первый. 1834-1840. СПб., Типография Ю.Н. Эрлих, 1906 стр. 750-751, 806

Раздел II. Библиография, стр. 750 – 751

Записки Александрова (Дуровой). Дополнение к «Девице-кавалеристу». Москва, 1839[1] (Отрывок).

В 1839 (1836 – В.Б.) году появился в «Современнике» отрывок из записок Девицы-кавалериста. Не говоря уже о странности такого явления, литературное достоинство этих записок было так высоко, что некоторые приняли их за мистификацию со стороны Пушкина. С тех пор литературное имя Девицы-кавалериста было упрочено. Она издала «Девицу-кавалериста», потом «Год жизни в Петербурге», а теперь вновь является на литературную арену с дополнениями к «Девице-кавалеристу». Прежде нежели мы увидели эту книгу, мы прочли в одном из №№ «Литературных Прибавлений» прошлого года отрывок из нее, в котором Девица-кавалерист описывает свое детство: Боже мой, что за чудный, что за дивный феномен нравственного мира героиня этих записок, с ее юношеской проказливостью, рыцарским духом. отвращением к женскому платью и женским занятиям, с ее глубоким поэтическим чувством, с ее грустным, тоскливым порыванием на раздолье военной жизни из-под тяжелой опеки доброй, но не понимающей ее матери! И что за язык, что за слог у Девицы-кавалериста! Кажется, сам Пушкин отдал ей свое прозаическое перо, и ему-то она обязана этой мужественной твердостью и силой, этой яркой выразительностью своего слога, этой живописной увлекательностью своего рассказа, всегда полного, проникнутого какой-то скрытой мыслью. Глубоко поразил нас этот отрывок,  и по выходе книги мы вновь перечли красноречивые и живые страницы дико-странного и поэтического детства Девицы-Кавалериста. Мы приняли глубокое участие в ее потере Манильки и Тетери, равно как и всего, что любила она в детстве и что вырывала у ней злая судьба, как бы закаляя ее сердце для того поприща, на которое готовила ее; вместе с ней мы полюбовались ее Алкидом, гладили его по крутой шее, чувствовали у щеки своей горячее дыхание его пламенных ноздрей… Жизнь и странное поприще героини «Записок» поясняются несколько ее молодостью; но ее детство – это богатый предмет для поэзии и мудреная задача для психологии. Не все места в «Записках» так интересны, как «некоторые черты из детских лет», но нет ни одного незанимательного, неинтересного.

В средине «Записок» выпущен огромный рассказ, помещенный в «Отечественных Записках» под названием «Павильон». Для «Отечественных Записок» это очень выгодно, но для «Записок Александрова» это очень не выгодно. Поговорим об этой прекрасной повести. Прежде всего скажем, что она очень растянута, без чего ей не было бы цены, не как художественному произведению, но как в высшей степени мастерскому рассказу истинного события. Глубокое и резкое впечатление производит этот рассказ, за исключением излишнего обилия подробностей и некоторой растянутости, так энергически и с таким искусством изложенный!… Этот безрассудный отец, самовольно определивший своему сыну противное его духу поприще и зато проклинающий его труп за страшное злодейство; этот молодой ксендз, с его глубокой душой и вулканическими страстями, усиленными воспитанием и уединенной жизнью, — страстями, которые без этого может быть прониклись бы светом мысли и возгорелись бы кротким огнем чувства, а могучая воля устремилась бы на благое и в благой деятельности дала бы плод сторицей: какие два страшные урока!.. Не доказывает ли первый, что нравственная свобода человека священна: отец Валериан еще в детстве обрек его служению алтаря, но Бог не принял обетов, произвнесенных бессознательным и недоброжелательным повиновением чуждой воле, а не собственным стремлением выполнить потребность своего духа и в этом выполнении обрести свое блаженство. Не доказывает ли второй, что только чувство истинно и достойно человека; но что вская страсть есть лож, заблуждение, грех?.. Чувство не допускает убийства, крови, насилия, злодейства, но все это есть необходимый результат страсти. Что такое была любовь Валериана? – страсть могучей души и, как всякая страсть – ошибка, обман, заблуждение. Любовь есть гармония двух душ, и любящий, теряясь в любимом предмете, находит себя в нем, и если, обманутый внешностью, почитает себя не любимым, то отходит прочь с тихой грустью, с каким-то болезненным блаженством в душе, но не с отчаянием, не с мыслью о мщении и крови, обо всем этом, что унижает божественную природу человека. В страсти выражается воля человека, стремящаяся, вопреки определениям вечного разума и божественной необходимости, осуществить претензии своего самолюбия, мечты своей фантазии или порывы кипящей своей крови…

А эта милая, прекрасная Лютгарда! – Страшен конец ее, но мысль о нем не леденит души: не вотще жила Лютгарда – она могла бы дать о себе эту поэтическую весть с того света:

… Я все земное совершила,

Я на земле любила и жила.

Да, повторим еще раз: повесть «Павильон» представляет собой прекрасное содержание, увлекательно и сильно, хотя местами и растянуто изложенное, обличает руку твердую, мужскую.

Раздел: «Журнальная всячина» столб. 806

«… Теперь о прозе. Здесь замечательна статья «Записки Н.А.Дуровой, издаваемые А.Пушкиным». Если это мистификация, то, признаемся, очень мастерская; если подлинные записки, то занимательные и увлекательные до невероятности. Странно только, что в 1812 году могли писать таким хорошим языком, и кто же еще? женщина; впрочем может быть они поправлены автором в настоящее время. Как бы то ни было, мы очень желаем, чтобы эти интересные записки продолжались печататься…

[1] Вероятно опечатка и цитируемом источнике и речь идет об отрывке, напечатанном в Современнике в 1836 году, — В.Б.

Эрдман Ф.И. Замечания во время путешествия по берегам Камы и в Оренбургской губернии

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Эрдман Ф.И. Замечания во время путешествия по берегам Камы и в Оренбургской губернии. Заволжский муравей. Казань, в Университетской Типографии, 1834 № 2 стр. 76-78, 86-89; № 6 стр. 324-340   

ЗАМЕЧАНИЯ ВО ВРЕМЯ ПУТЕШЕСТВИЯ  ПО БЕРЕГАМ КАМЫ И В ОРЕНБУРГСКОЙ ГУБЕРНИИ

 

Ежели путешественник, возвратясь из своего странствования принимается за перо для того, чтоб или ознакомить любителей наук с собранными сведениями, или по край­ней мере удовлетворить любопытству праздных читателей, то прежде всего должен посоветоваться сам с собою, в каком порядке и виде надлежит представить ему опи­сание своих приключений. Занятый сею мыслию, которой часто предавался в уедине­нии, я решился не наводить скуки моим читателям одним сухим указанием дороги, или описанием виденных мною городов и селений, или рассказами о благосклонном и суровом приеме, сделанном мне во время пути и проч., а тем не менее теряешься в области Философских умствований или трогательных повестей, испещряя их блестящими цветами Иорика-Стерна; но сколь возможно более держаться Статистических, Исторических и Философских сведений, представленных в изящном целом, и тем оп­равдать древнюю золотую пословицу: miscuit utile dulci. В сем намерении решился я сделать описание поездки моей по берегам Камы и в Оренбургской Губернии, и озна­комить читателей с собранными во время оной замечаниями и наблюдениями.

Но не приступая к описанию путешествия, я почитаю нужным изъяснить при­чину моего странствования.

Президент Парижской Цельтической академии Граф Гранпре прислал к Г. По­печителю Казанского Университета рукописное сочинение о Цельтических древностях, найденных во Франции и состоящих в камнях и каменных обломках. Г. Попе­читель препроводил сие сочинение в Университет при вопросе: не находится ли и в России подобных древностей? Совет Университета потребовал от меня по сему случаю мнения и я донес оному, что хотя определительно и не могу сказать, нахо­дятся ли в России Цельтические древности такого рода, но по крайней мере можно по повествованию некоторых ученых-путешественников, бывших в южной России и Сибири, заключать, что должны быть подобные древности, кои при основатель­ном осмотре оных, могли бы доставить многие любопытные сведения. Чтобы в сем увериться, Университетское начальство отправило меня для осмотра и исследова­ния памятников, находящихся по берегам Камы и в Оренбургской Губернии.

Таким образом, 24 Апреля 1825 года, при довольно благоприятной погоде, я отправился в дорогу…

30-го числа по утру в 8-мь часов я отправился вперед моей повозки, которую везли Мамадышские лошади, и пришел чрез четверть часа к берегу Вятки, где уже ожидал меня перевозчик, уведомленный городским правительством о моем прибы­тии. На воде было довольно холодно, а мало помалу поднялся сильный ветер. Мы ехали вдоль правого крутого берега около четырех верст, чтоб легче можно было пе­реплыть реку, имеющую три версты в ширину и наконец счастливо пристали к по­логим берегам Вятской Губернии, которую, кажется, сама природа отделила от Ка­занской , положив между ними границею реку с одним столь крутым берегом, а дру­гим столь низким и пологим. Отсюда отправился я чрез Кистенево к Елабуге и весь­ма доволен был, нашед сверх ожидания широкую и прекрасную столбовую дорогу. С высоты, по которой мы ехали, представилась глазам нашим почти необозримая равнина, которая с Востока в большом отдалении оканчивалась сосновым лесом, со­ставляющим опять, как я узнал после, Восточную границу Елабужского уезда. Дос­тигнув самой высокой плоскости, на нашем холме увидели мы невдалеке лежащий в долине город Елабугу и вправе от него развалины так называемого Чертова Го­родища. Я нашел здесь самый благосклонный и дружеский прием у образованного, приветливого и почтенного Протоиерея Юрьева. С его-то помощью мне на другой же день можно было осмотреть вблизи живописное положение Чертова Городища. Признаюсь, я не без сожаления смотрел на бедные остатки сего древнего замка, ко­торый или всепожирающее время, или невежество черни обратили в жалкие раз­валины. Но прежде, нежели я приступлю к продолжению моего путешествия, нуж­ным почитаю несколько остановиться и изложить моим читателям все, что может им дать справедливое понятие о Чертовом Городище, и естьли кто-нибудь вздума­ет упрекнуть меня, что занимаюсь сказками, то пусть припомнит себе, что и самый благоразумнейший критик не пренебрегает ими, следуя всегда золотому изречению: non est de nihilo, quod publica fama susurrat, et partem veri fabula semper habet*.

На верху крутого утеса, перпендикулярно возвышающегося от подошвы на 24 сажени с аршином, находятся остатки древнего города. С южной стороны при скате сей горы протекает величественная Кама, а с восточной Пойма, впадающая в Каму, перебираясь подле самой Елабуги, омывает подошву горы с ее развалинами…

«Хотя не видно тут, как описывает Чертово Городище Г. Рынков, «никаких других зданий кроме стены, выстроенной из белого камня; но сие самое тем не менее заслу­живает внимания по своей правильности и столь редкой твердости, что удивитель­ное искусство прежних обитателей сего места до сих пор еще противится сокруши­тельной силе веков. Она построена по течению Тоймы вдоль крутой и неприступной горы. Длина, еще до сих пор довольно хорошо сохранившейся стены, простирается на 13 сажен, вышина ее более двух сажен, и в некотором расстоянии друг от друга стоят еще три крутые, довольно пространные башни, которые выдались из стен наподобие полукружия. Две из них вероятно пострадали от времени, ничем не покрыты и срав­нялись уже со стенами; а третья, лежащая к Югу, гораздо выше их и наподобие обык­новенной башни, покрыта досками. Вокруг нее видны 6-ть небольших окон, а внутри находится комната во все пространство башни. Из всего оного, кажется, можно за­ключить, что в сем месте были городские ворота, у которых доселе еще видно отвер­стие довольной величины, хотя оно и заложено уже внутри сей стены». Вот в каком состоянии Г. Рычков нашел сии развалины. Но теперь от двух Северо-Восточных ба­шен осталось только одно основание прочной каменной кладки, немного возвышаю­щееся над землею. — На Южной башни также нет уже крыши, однако ж с Северо-За­падной стороны видны ворота, которых верх поддерживается наподобие полкруга вы­сеченным камнем; а над оными окно, укрепленное вверху двумя дубовыми досками, сомкнутыми под тупым углом; прочие окна, особливо с Западной стороны, уже раз­рушились и потому более походят на ворота, нежели на окна. Следуя довольно веро­ятному предположению, башня сия заключала в себе два этажа, потому что и теперь еще во внутренности видно место, где из бревен сделан был накат. Она скреплена была вложенными внутри стен довольно толстыми дубовыми бревнами, которые и по сие время в некоторых местах еще приметны. Стены впрочем в толщину имеют немного более аршина, но весьма крепки. Они стояли бы еще долгое время, если бы не разби­вали их беспрестанно без нужды или из шалости; ибо известь, смешанная с алебаст­ром так затвердела, что превратилась в камень. Башня сия в поперечнике имеет 2 са­жени, в окружности 7 сажен и 2 аршина; а высота ее 3 сажени и 1 аршин, комната же и ворота, о коих упоминает Г. Рычков, не оставили уже по себе никаких следов.

По известиям, которые Г. Рычкову сообщил, в селе Сералях, в 7 верстах от Елабуги, живущий заводчик Красильников (коего завод, впрочем ныне уже при­шел в упадок), на сем месте был некогда храм древних язычников, обитавших в сей стране. Он славен был оракулом, который своими ответами приобрел такое уважение, что люди со всех сторон стекались для его вопрошения. Повествуют еще, что внутри сего капища обитал ужасной величины змей, которому бесче­ловечные жрецы для умилостивления приносили иноплеменных людей на съе­дение. Но незадолго до разрушения Царства Болгарского сей чудотворный змей неизвестно куда скрылся. Напрасно царь той страны умолял со слезами Бога сего храма спасти его отечество от нашествия Северного народа, который называл он Татарами и который, ворвавшись в пределы его опустошил уже некоторые земли: но не получил никакого ответа о судьбе своего народа, с горечью возвратился в свой город и со всеми подданными сделался жертвою неприятелей.

Все сие, еще и до сих пор повторяемое старожилами Елабуги, Красильников со­общил Г. Рычкову из преданий своих предков и из записок, собранных покойным его отцом, весьма любопытным человеком. Записки однакож или сгорели в пожаре, или утрачены по небрежению его домашних. Впрочем стены сии не только у здешних жи­телей, но и у всех отдаленных обитателей известны под именем Чертова Городища.

Можно, следовательно, положить, что прежде еще до сооружения сей стены, находился здесь храм и жил жрец, служивший своему идолу и прорекавший судь­бу, к нему приходивших; и что народ и владетель сей страны, водимые особенным почтением к идолу, или прельщенные различными его ответами, обнесли сие капи­ще высокими стенами. Камни же могли они получать в изобилии с верху и с низу Камы в недальнем расстоянии, и в полую воду весьма удобно на судах приставать к самой подошве горы. Возможно и то, что в сие самое время, когда народ занят был строением стен, Татары или другой народ принудили жителей оставить рабо­ту и искать спасения себе и имуществу от неприятелей. Наконец сии пришельцы, поселившись здесь и не находя никаких жителей около стен, вероятно и судя по пустоте страны приписали сооружение сих стен не людям, но водяным духам.

Престарелый крестьянин, живший в деревне Челнах в 15 верстах от Елабуги, рас­сказывал Г. Рычкову, по преданию народному, что Аксак-Темир, опустошив за Ка­мою многие города, нашел и на этот городок, и, полюбив его местоположение, про­вел здесь некоторое время среди веселия и покоя. Он прибавил еще, будто бы сам Темир воздвиг стены сии, но что он, по некоторым обстоятельствам, должен был ос­тавить их недоконченными и двинуться далее к победам. Однако ж такое предание, почерпнутое из пустого только мечтания и из слов черни, почитавшей Темир-Ак-сака более чудовищем, нежели человеком, не заслуживает никакого вероятия. Если бы он и действительно был на сем месте, чему молчание Истории не позволяет нам верить; то трудно было бы понять, зачем воздвиг он стены сии, и зачем вздумалось ему вдруг остановиться на пути своих побед. Он даже чрезвычайно, как явствует из Истории, ненавидел обитателей сей страны и без пощады разорял великолепные города их. Если бы он где-нибудь захотел остановиться и основать новую столицу своих владений; то бы конечно предпочел Болгары, которые положением при устье Камы во многом превосходят Чертово Городище. Укрепление сего города и пышные здания сберегли бы ему труды, употребленные на строение нового жилища.

В позднейшие времена внутри стен Городища сооружен был деревянный му­жеский монастырь, который однакож после известного узаконения о монастырских обителях со многими другими был упразднен. В сем монастыре были две деревянные церкви, одна во имя Живоначальные Троицы, а другая Успения Богоматери; по унич­тожении монастыря в 1764 году первая была перенесена на Елабужское кладбище, и в 1824 году по ветхости сломана. О монастыре рассказывают, что он был основан Ио­анном Васильевичем, по взятии Татарского города Казани. Намереваясь по Каме доп­лыть до гор. Соликамска, он сделался дорогою болен на том месте, где ныне Елабуга, и был принужден остановить свое путешествие. Так, по крайней мере, повествуют о сем здешние жители и к тому же времени относят начало пригородка (называвшего­ся прежде Тресвятским селом), где, во время пребывания Царя, заложена и освяще­на церковь во имя Покрова Божией Матери. Нет сомнения, что столь красивое положение городка должно было ему понравиться, и что он, находя начатки укрепления, видя изобилие в лесе, воде и рыбе, решился избрать оное обителью для монахов, и тем воздвигнуть первый (как говорят) памятник благодарности своей к Богу за столь­ко одержанных им в сей стране побед. Вероятно поселившиеся тут монахи, которые не могли без отвращения взирать на остатки идолопоклоннического капища, начали мало помалу разрушать оные. Впрочем, кроме каменной стены с Юго-Восточной сто­роны, Городище было обведено еще довольно глубоким рвом и укреплено значитель­ными валами, которые, обгибаясь вокруг монастыря, оканчивались у весьма крутой горы, из коей выходили прежде два источника чистой и свежей воды, разливавшие­ся по мелкому песку. Здесь не нужно было делать укреплений руками человеческими: сама природа, оградив место сие, сберегла тем труды жителей. Немалую красоту на­конец придавала сему Городищу приятная березовая роща, которая прежде с Южной стороны до самой ограды обведена была валом. Может быть язычники, следуя древ­нему обыкновению, сохранившемуся еще доселе между Черемисами, Чувашами и дру­гими народами, закоснелыми в невежестве и неверии, покланялись в сей роще некое­му божеству, избравшему когда-нибудь сие место по его красоте и приятности.

Но прежде, нежели кончу повествование о Чертовом Городище, почитаю нуж­ным привести здесь место из Казанской Истории (гл. 34), где говорится почти сле­дующими словами. «В некотором Улусе на высоком берегу Камы стоял небольшой каменный городок, остаток древних Болгаров. В нем обитал некогда бес, который, творя разные чудеса, привлекал со всех сторон Черемис и Татар, принимал жертвы, и наподобие оракулов древних язычников прорекал судьбу их. Сей прорицатель ис­целял также многих от тяжких болезней; но как скоро плывущие по реке, не исклю­чая и самых Христиан, ничего не хотели принести ему в дар; то он тотчас умерщвлял их, топил суда, наносил различный вред и до того простирал свое мщение, что уже никто не смел приблизиться к городку, не заплатив надлежащей дани. Вопрошаю­щим он отвечал невидимо чрез жрецов своих: одним предсказывал долгую жизнь и здравие, другим болезни, бедствия, погибель и покорение их земель. Готовившиеся на войну вопрошали его, возвратятся ли они с добычею или нет, и не будут ли раз­биты? Бес всегда открывал им судьбу их. Пока, наконец, Казанская Царица, по име­ни Сумбека или Сюхнибека таким же образом послала к нему своего знаменитей­шего вождя, спросить, победит ли он Московского Князя. Вождь, прибывши сюда, пал на землю и молился с бесовскими служителями в продолжение девяти дней, но все было напрасно; в десятый день услышали они голос Сатаны в капище, который возвещал им, что они тщетно тревожат его, и что им нет надежды, что он сам уда­ляется, изгоняем будучи силою Христовою, и что вскоре воцарится тут вера Хри­стианская. Голос умолк, и огненный змий в черном густом дыме поднялся из внут­ренности капища и, в виду всех присутствующих, устремив полет свой на Запад, скрылся. Вот почему и названо было после место сие Чертовым Городищем. Очевид­но, что разбитие судов должно приписать не волшебству прорицателя, но вероятно подводному камню, который находился недалеко от городка, и теперь еще известен под именем Быка. Вода стремится к нему с противоположного берега с ужасною си­лою, и суда даже ныне со всевозможным старанием должны издали держаться дру­гого берега, дабы по неосторожности своей не сделаться жертвою волн. Из сего догадываться можно, что жрецы, получив подарки от плывущих по реке Каме, отво­дили суда их и избавляли от погибели. По сим обстоятельствам Чертово Городище и до сих пор остается весьма замечательным местом для бурлаков.

Если я собранием всех столь несообразных известий о примечательном Черто­вом Городище извлек, может быть, ироническую улыбку или насмешку от читате­лей; то, несмотря однакож на чрезвычайную темноту и неизвестность происшест­вий, не дозволяющую сделать решительного заключения, не могу не объявить мое­го мнения, что Чертово Городище действительно было в древности капищем какого-нибудь языческого божества; ибо, сравнив различные о сем предания, мы находим, что большая часть оных согласны с сим заключением. Сие, кажется, доказывается еще и тем, что в то время, когда Божественная истина благотворного учения Хри­стова водворилась в сих странах, сооружен был среди сих стен монастырь Христиан­ский для скорейшего истребления всех следов ненавистного язычества. Далее место сие, где стоит Чертово Городище, слишком мало, чтоб вместить город; принимая же оное за крепостцу какого-нибудь независимого маленького владения, или за оборо­ну, основанную на границах земли каким-либо сильным Ханом, которого столица далеко находилась, опять непонятно нам будет, как первый в состоянии был ограни­чить себя в столь малом пространстве, или каким образом последний мог удоволь­ствоваться одною только крепостцою, столь слабою для защиты всех его границ, и не основал еще многих других в недальнем от сей расстоянии? Если же мы допус­тим первое мнение; то все полученные о сем сведения будут находиться в гармони­ческой связи с тем правдоподобным следствием, которое, несмотря на то, что иска­жено различными мечтами юного воображения обитателей сих стран, всегда оче­видно мелькает в преданиях народных… Впрочем для исследователей исторических происшествий всегда обширное открыто поле, всегда богатая пища останется для стихотворца, любящего чудесное и необыкновенное.

Воспоминая о Елабуге, я должен, как очевидец, отдать совершенную справедли­вость ревности и заслугам Господина Шляпникова, бывшего Штатного Смотрителя тамошнего Уездного Училища. Внутреннее и наружное устройство сего, почти им основанного заведения, могут показать, сколь много в короткое время готовность и усердие ко благу и просвещению своих сограждан могут произвести из ничего. Признаюсь, редко удавалось мне видеть Училище в таком хорошем состоянии.

Читать в формате doc/

Стахеев, Дмитрий Иванович по Энциклопедическому словарю Т-ва Бр. А. и И. Гранат и К.

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Энциклопедический словарь Т-ва Бр. А. и И. Гранат и К. Изд. 7-е. т.11. СПб., 1911 ст.707

Стахеев, Дмитрий Иванович, род. в 1840, сын купца Вятск. губ., получил домашн. образ. 14 лет С. был отправлен по торговым делам в Сибирь, но, разойдясь с отцом, уехал в 63 на Амур, где занимался некот. время хлебопашеством. Затем переехал в СПб., где служил по государств. контролю. В печати нач. выступать с полов. 60-х гг. Состоял ред. «Нивы» (75-77), «»Рус.Листка» (76-7) и «Рус. Вестн» (96). Собр. соч. в 12 т., изд.Вольфа, Спб. 904. Многие произведения выходили отдельно и сборниками: «На память многим». Рассказы. Спб. 67. «Глухие места». Рассказы. Спб. 68. «Наследники». Пов. Спб. 75. «Встревоженный город». Спб. 77. Сочинения. Спб.81. Сюда вошли: «Домашний очаг». Ром. («В.Е.» 79), «Законный брак». Ром. («Сл.» 80) и «Походы на доходы». Пов. («Сл.» 80). «На закате». Ром. Спб. 82. «Избранник сердца». Ром. Спб. 84. «Студенты». Спб.88. Повести и рассказы («Обновленный храм», «Неделя страсти», «Пустынножитель», «Нищета»). Спб.91. «Неугасающий свет». Спб.93. «Горы золота». Спб. 94. «Духа не угашайте». Спб.96. «Замоскворецкие тузы». Достовер. записки современника. Спб.903 и др. драм. соч. Спб. 69 (Луч света в темном царстве», «Знакомые все лица»).

 

 

Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861-1862 г.

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Экономическое состояние городских поселений Европейской России в 1861-1862 г. материалы для составления предположений об улучшении общественного управления в городах. Часть I. Выпуск X. Вятская губерния. СПб., в типографии К.Вульфа, 1863  стр. 9-12

Издание представляет собой систематическое собрание сведений экономического и статистического характера обо всех городских поселениях по губерниям. Сведения по каждой из губернии были сгруппированы в отдельные выпуски, имеющие собственную нумерацию страниц. В частности по Елабуге сведения изложены на стр-х 9-12 выпуска «Х. Вятская губерния». Изложенная информация позволяет узнать довольно подробные  сведения об общем количестве населения и его числе по сословиям, о числе обывателей приписанной к городу слободе Трехсвятской, данные о состоянии торговли в городе, о количестве купеческих капиталов по гильдиям, о елабужских ремеслах и количестве ремесленников, о числе фабрик и заводов, о сельских занятиях и общественном хозяйстве жителей, о существующих в городе общественных заведениях.

В целом, довольно ценный и информативный библиографический источник. Например, содержит сведения о количестве елабужских ремесленников по ремеслам:

«По сведениям губернского статистического комитета за 1861 год, считалось в городе ремесленников: калачников 30, кузнецов 14, портных 12, сапожников 11, башмачников 9, шорников 9, печников 8, красильщиков 8, булочников 7, шапошников 6, пряничников 5, стекольщиков 5, столяров 5, лудильщиков 4, маляров 4, штукатуров 4, белильщиков 4, живописцев 4, каретников 3, позолотчиков 3, золотых и серебряных дел мастеров 3, кондитеров 2, хлебников 2, пирожников 2, медников 2, трубочистов 2, коновалов 2, переплетчиков 2, цирюльников 2, модистка 1, шубник 1, бочкарь 1, обойщик 1, резчик 1, слесарь 1, часовых дел мастер 1».

Штукенберг А.А. Материалы для изучения медного (бронзового) века восточной полосы Европейской России

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Штукенберг А.А. Материалы для изучения медного (бронзового) века восточной полосы Европейской России. Известия Археологии, Истории и Этнографии при Императорском Казанском Университете. Том XVII, вып.4. Казань, 1901 стр.165-213

Статья действительного члена Казанского Общества Археологии, Истории и Этнографии А.А. Штукенберга. В статье содержаться описание медных предметов, находящихся в музее Общества. В числе прочего описываются два серпа (стр.170-171), боевой топор (стр.177), кайло (стр.194), долото (стр.195) и наконечники стрел (стр.201), найденные непосредственно около Елабуги. Так же к статье прилагаются четыре таблицы с изображениями описанных предметов.

стр.167. В восточной полосе Европейской России известно сравнительно очень мало могильников и отдельных могил этого времени. Между ними наиболее выделяется известный Ананьинский могильник в Вятской губернии, около деревни Ананьиной. недалеко от города Елабуги на правом берегу реки Камы.

 

Стр.170-171

Медные серпы, найденные в Вятской губернии.

В музее Общества Археологии, Истории и Этнографии сохраняются два серпа, купленные у медника в Елабуге. как говорили, эти серпы были найдены в окрестностях этого города. один из серпов, прекрасно сохранившийся, представлен на таб. 1 рис. 26; он нарисован уменьшенным в 5 раз. Серп этот довольно сильно изогнут; длина его по прямой линии от довольно тупого переднего конца до заднего конца, оттянутого в проволоку и загнутого, 35 см., а наибольшая ширина 5 см. Тупой внешний, довольно выпуклый, край этого серпа имеет толщину в 5 мм, а внутренний, вогнутый, край более или менее заострен. Заострение этого края было достигнуто частью уже во время отливки серпа, причем он вышел из формы уже скошенным.

Другой серп представляется менее изогнутым и этим только отличается от первого, причем длина и ширина его одинаковы. Конец его, обращенный к рукоятке, немного обломан. Режущий, внутренний край этого серпа сточен только с одной стороны.

 

стр.177.

Топор, нарисованный на табл.III, фиг. 4 и 6, в ¼ натуральной величины, имеет ¼ арш. длины и представляет вообще массивное оружие для боя. Единственный экземпляр топора этого типа был найден в Вятской губернии, в окрестностях города Елабуги, и был куплен у тамошнего медника.(Далее следует описание этого топора. —  В.Б.)

 

Стр.194. Кайла, найденная в Вятской губернии, около г.Елабуги, имеет в длину около ¼ аршина (20 см.). Эта кайла в конце заострена.

Стр.195. Длина долота с боковыми выступами, найденного около Елабуги, достигает 15, 5 см. при ширине лезвия в 3,5 см.

Стр. 201. Весьма любопытны наконечники стрел, находимые в окрестностях деревни Ананьиной, около г. Елабуги, в Вятской губернии; они очень разнообразны. Некоторые из этих наконечников изображены на таб. IV, фиг. 23, 24, 25, 26, 27 и 28 в 1/3 натуральной величины.

Шпилевский С.М. Древние города и другие булгарско-татарские памятники в Казанской губернии

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Шпилевский С.М. Древние города и другие булгарско-татарские памятники в Казанской губернии. Казань, в Университетской типографии, 1877 стр.32, 38, 120-122

стр.32.

  1. Елабужская рукопись. Невоструев приводит отрывок из татарской летописи, составленной в 992 г. (1584) и найденной у Татар Елабужского уезда; перевод этого отрывка сделан Невоструеву одним из елабужских мулл. Этот отрывок особенно замечателен тем, что указывает, как в разных списках и переделах татары переиначивали и перепутывали исторические факты и показания своих предшественников. Елабужская рукопись рассказанное Шериф-эддином и Ферхег Наме о Булгаре относит к Елабуге: Айдар, при котором принят ислам, называется ханом в Елабуге, при чем поясняется, что Айдар был из Черемис; 520 домов приписаны Елабуге. трое проповедников ислама называются посланными не от пророка Мухаммеда, а от завоевателя Константинополя, султана Мухаммеда II.

стр.38.

  1. Мамадышская рукопись. Невоструев передает о сообщении ему из г. Мамадыш Д.В. Хлебниковым, хорошо знающим татарский язык, что у одного тамошнего знакомого ему муллы есть какая-то дорогая летопись «Эль-борак тауйарих» (История об ослице Бораке). Здесь повествуется о начале Иерусалима, о происхождении ослицы Борак, на которой Мухаммед возносился в одну ночь из Иерусалима на седьмое небо, об Александре Македонском и построении им разных городов, о взятии Тамерланом Юнан Адрионовых городов – Сюдумма и Буляра (.т.е. Булгара) (Под Сюддумом, как видно из Шериф-эддина, разумели г.Елабугу, а относительно Буляра должно заметить, что в других источниках, при описании похода Тимура, упоминаются отдельно Буляр и Булгар), и об этом Адрионе, побросавшем несметные богатства в озеро, находящееся недалеко от означенного Булгара в Спасском у. Казанск. губ. и т.п.

 

стр.120-122

Рассуждая о местоположении летописного города Бряхимова, автор пишет:

…Также невозможно указывать этот город так далеко на восток, как указывает его г.Невоструев, который принимает Бряхимов за так называемое Чортово городище, находящееся близ Елабуги[1].

Основанием этому представляется упоминание в «Казан. истории неизвестного сочинителя» малого городка на Каме, бывшего жертвенным мольбищем старых Булгар и называемого русскими «Бесовским городищем». Это последнее городище г.Невоструев отождествляет с находящимся возле Елабуги, возможность такого отождествления подтверждается преданиями окрестных жителей. которые еще в прошлом столетии сообщили Рычкову об этом городище подобное тому, что в Казанской Истории говорится о Бесовском городище, именно: бес-прорицатель, живший в этом городище, оставляет его, по Рычкову, перед завоеванием Булгар Татарами, а, по Казанской истории, перед завоеванием Казани Русскими. Но считать Чертово городище за г.Бряхимов нет никаких оснований, кроме только того, что г. Бряхимов, городок, упоминаемый в Казанской истории, и ныне существующее Чортово городище полагаются на Каме. Казанская история, как выше указано, упоминает в другом месте о г.Бряхимове на Каме; но, упоминая о малом городище, она не отождествляет его с г.Бряховым. Сам г.невоструев видит, на основании Казанской истории, несообразность для отождествления этих двух местностей, поэтому считает необходимым представить следующее объяснение: «Хотя же повествователь (Казанск. истории) это Чортово городище и во времена старых Болгар называет только жертвенным мольбищем, но слова его, относясь к более или менее близкому для него времени, не исключают того, что в отдаленной древности был здесь знатный и большой город, от которого превратностями судьбы остался теперь только «градец малый и пустый» с знаменитым капищем».

Но отчего же, спрашивается, именно от этого города не осталось никаких признаком его прежнего величия, когда от других городов сохранились, по крайней мере, валы и рвы, указывающие на обширность этих городов. Эрдман в «Замечаниях во время путешествия по берегу камы и Оренб. губ» заметил, что «место сие, где стоит Чертово городище, слишком мало, чтобы вместить город». Впрочем Невоструев доказательством бывшего здесь большого города считает  и то, что говорится о г.Елабуге в некоторых татарских рукописях; но эти известия, как выше объяснено, смешивают г.Елабугу с г.Булгаром и относят к первому то, что собственно относиться к последнему.

Наконец опровержением предположения Невоструева и других о возможности предполагать Бряхимов около Елабуги представляется самое положение последней местности на крайнем восточном пределе булгарских владений, как видно из расположения доныне сохранившихся булгарских укреплений; трудно предположить столь отдаленное движение русских на восток, после взятия г.Булгарра, как предполагает Невоструев: г.Елабуга находиться от г.Булгара на расстоянии более 200 верст…

Далее Шпилевский продолжает анализ предположений других авторов, — переводчика Стрейса, Невоструева, Фукса, Арцыбашева, Голикова, Языкова и других, о местоположении города Бряхимова.

 

[1] «О городищах» в Труд. I Арх. Съезда. стр. 576-592. г.Невоструев объясняет, что автор Вятской истории Вештомов (Казанск. Вестник 1824-1827 г.) под Бряхимовым определительно указал Чертово Елабужское городище, что приняли и некоторые другие, например в Вятск. Губ. Ведомо. 1847 г. № 1-3 статья священника Кулыгинского «О месте чудесного явления, празнуемого церковью 1 августа.

указываемого г.Невоструевым места у Вештомова я не нашел, а в XIII т. Казанского Вестн. 1825 г. (стр.17,18) Вештомов указывает Бряхимов близ устья Камы.

Читать оригинал (фрагмент)

Шестаков П.Д. Попытка объяснения одного места из булгарской летописи Хисам Эддина Ибн Шараф Эддина

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Шестаков П.Д. Попытка объяснения одного места из булгарской летописи Хисам Эддина Ибн Шараф Эддина. Известия Общества Археологии, Истории и Этнографии при Императорском Казанском Университете. Том II. 1879 год. Казань, 1880 стр.147-154

Статья председателя Казанского Общества Археологии, Истории и Этнографии П.Д. Шестакова, представляющая собой анализ отрывков из древне-татарской рукописи, применительно к происхождению названия города Елабуги.

 

ПОПЫТКА ОБЪЯСНЕНИЯ ОДНОГО МЕСТА ИЗ БУЛГАРСКОЙ ЛЕТОПИСИ ХИСАМ ЭДДИНА ИБН ШАРАФ ЭДДИНА

С северной стороны от реки Белой (Белой татары называют не только Белую, но и Каму), пишет Хисам-Эддин ибн Шараф Эддин, на устье речки Туймы вышел из Сюдума или Алабуги Акбаш Ходжа (Сюдум на юнанском языке значит Алабуга), т. е. рыба окунь: это был большой город, его основал Искандер Зуль-Карнейн (двурогий). По поводу этого места летописи Хисам Эддина К.И. Невоструев заме­чает: В другой редакции той же татарской летописи (Шереф-Эддина Булгарского) говорится: «Сафиулла происходил из Касура. Это племя Касур называлося тогда Юнанами. А на юнанском языке Сюддум означает рыбу окуня, которая на татар­ском называется Алабуга. Первый царь в Алабуге был Алдар-хан из черемис», у ко­торого была больная дочь Туйбика. Невоструев возбуждает вопрос прежде всего о племени Касур, называвшемся тогда Юнанами, что это было за племя? Во всяком случае, видно, что это были не Греки (Юнанами восточные народы называли Гре­ков, но на греческом языке окунь не называется Сюддум). Далее из летописи вид­но, что первоначальное название Елабуги Сюддум взято из этого языка Юнанского племени и означало в нем рыбу окуня. Думая, что это слово из финского или чудского языка, мы, продолжает Невоструев, спрашивали о сем г. Тизенгаузена и, чрез одолжительное посредство его, г. Европеуса и других наших филологов, но по­лучили отрицательный ответ, что там нет такого слова». Сначала я тоже держался мысли К.И. Невоструева и тоже наводил справку о слове Сюддум, но также убе­дился, что ни в одном из финских наречий восточного края этого слова в смысле рыбы окуня нет. Тогда я задал себе вопрос: не спутал ли автор летописи, на что указал и Невоструев, можно ли доверять ему, как историку?

Хисам-Эддин ибн Шараф Эддин писал свою Булгарскую летопись (Таварихи Булгария) в 992 году гиджры, т. е. в 1584 году по Р. X., следовательно спустя 32 года после завоевания Казани русскими. Хисам Эддин не столько историк, сколько му­сульманский миссионер. Цель его летописи, по справедливому замечанию Г.С. Саблукова, показать достоинство веры, исповедуемой его единоплеменниками, и ох­ранить их от перехода в христианство, которое деятельно распространялось тогда русским правительством. Поэтому в его летописи мало достоинств исторических, но она достаточна для того, чтобы укрепить в татарах преданность вере предков. Этого Хисам Эддин достигает во 1-х перечислением лиц, признаваемых деятель­ными споспешниками исламизма, в числе которых он называет некоторых даже посланниками самого Магомета; 2) указанием места их подвигов и гробниц, где лежал прах тех из них, которые считались угодниками Божьими; 3) рассказом о чуде, обратившем Булгарского царя от идолопоклонства к исламизму, именно об исцелении дочери Булгарского царя Айдар хана, княжны Туй (Туйбикэ), которую исцелили асхабы (посланники) Магомета. Вообще предания, сообщаемые Хисам Эддином, возбуждают недоверие и обличают или легковерие рассказчика, или, что, вернее, задние мысли. Для миссионера-мусульманина Хисам-Эддина безраз­лично было, так или иначе назывался тот или другой город, в Алабуге или Булга­ре царствовал Айдар хан, племя ли Касур или шах Самаркандский. Увлеченный своею предвзятою мыслью, летописец легко мог спутать и переиначить название города. Такая судьба, по моему мнению, и постигла Елабугу. Постараемся же вос­становить истину, хотя и извращенную, но все же лежащую в основе рассказа Хи­сам Эддина об Алабуге.

На основании сведений, собранных нами в самой Елабуге, с достоверностью можно предположить, что Елабуг было туземное финское название урочища, а за­тем может быть и поселения, и составлено из двух слов: Ела (название озера близ нынешнего почтового дома) и Буг (названия ручья и оврага, проходящего мимо Никольской церкви и теперь слывущего под именем Безыменного). В архивных делах еще сохраняются эти древние названия озера и ручья, сохраняются и в па­мяти немногих стариков. Ела значит молочный; быг или буг, пена. Замечательно, что название соответствует цвету воды озера и ручья, особенно ручей Буг течет скорее пеною, чем водою. Что действительно эти урочища давали название мест­ности, это видно из официальных документов, в которых село Тресвятское, из ко­торого образовался город Елабуга, именовалось «Тресвятское, что на Елабуге», и древний город, если таковой был на этом месте, мог носить название Елабуга. Та­тары же, поселившись в этих местах, по созвучию назвали город по своему Алабуга, а их ученые, вроде Хисам Эддина, услышавши, что город называют так, как назывался он прежде, стали объяснять, что и прежнее название города означало то же, что татарское Алабуга, — рыбу окуня. На каком же языке было это преж­нее название? Этот вопрос ученый татарин решил в пользу юнанского, греческо­го языка, так как с греками у болгар были частые сношения.

Что болгарский город Алабуга существовал, это едва ли подлежит сомнению: Хисам Эддин мог спутать название города на незнакомом ему языке, но трудно предположить, чтобы он выдумал небывалый город с татарским названием Ала­буга. Но отчего же, спрашивается, именно от этого города не осталось никаких признаков его прежнего величия, когда от других городов сохранились, по край­ней мере, валы и рвы, указывающие на обширность этих городов? Такой вопрос задает известный автор замечательного сочинения «Древние города и другие булгарско-татарские памятники в Казанской губернии». На этот вопрос мы позволим себе ответить тем, — что видели другие и что видели мы сами. На месте, называе­мом ныне Чертово городище, в 1 ½ версте от Елабуги, еще в 1769 году Рычков ви­дел следы каменной стены, в 13 сажен длины и 2 вышины, с тремя башнями, что он и признавал за остатки древнего города. Кроме каменной стены, говорит Рыч­ков, от юго-восточной стороны укрепляет еще оное городище довольно глубокий ров с изрядными на нем валами. Профессор Эрдман в 1834 году также видел следы этих башен, но заметил, что «место, где стоит Чертово городище, слишком мало, чтобы вместить город». Теперь нет и следа каменной стены и двух башен, оста­лась одна третья башни, возобновленная в 1867 году усердием Елабужских граж­дан. Но стоит посмотреть на эту башню, чтобы убедиться, что способ ее построй­ки такой же, как и построек в Болгарах. Кроме того тройной вал (из которого один за 1 ½  версты от Чертова городища) и три рва, видимые до сих пор, убеждают нас в том, что здесь была крепость, которая представляла все удобства для стойкой защиты: с восточной стороны утес, с южной река Кама и также утес; с запада лес; только с северо-востока место ровное и сухое, по которому протекает речка Тойма и ручей Буг. Сопоставляя сказание Хисам Эддина и положение Чертова горо­дища и Елабуги, мы имеем основание полагать, что на месте теперешней Елабуги был болгарский город, крепость которого находилась на том укрепленном приро­дою возвышенном плато, что носит теперь название Чертова городища. Этот го­род, как видно из слов Хисам Эддина, назывался татарами Алабуга. Но под этим именем мы не встречаем Булгарского города ни в русских летописях, ни в других источниках, следовательно есть основание предполагать, что город Алабуга был известен под другим именем.

На основании указаний Лаврентьевской, Никоновской и Тверской летопи­сей и Степенной книги, на основании убедительных на наш взгляд доказательств К.И. Невоструева и недостаточности доводов contra, мы не сделаем, кажется боль­шой ошибки, признав Елабугу городом Бряхимовым, тем городом, о котором в Казанской истории неизвестного сочинителя говорится: «был на Каме град ста­рый Бряхов болгарский, ныне же ту городище пусто, его ж первое взял князь ве­ликий Андрей Юрьевич Владимирский рекомый Боголюбский и в конечное за­пустение предаде и болгары те под себя покори». Об этом же Бряхимове на Каме говорится и во многих изданиях и списках пролога и в четь-минеи, в сказании на празднество 1 августа. Для решения вопроса об особом городе Бряхове или Бря­химове — капитальное место представляет Лаврентьевская летопись под 1164: «Иде князь Андрей на Болгары, с сыном своим Изяславом и с братом своим Яро­славом и с Муромским князем Гюргем; и поможе им Бог и святая Богородица на болгары, самех исекоша множество, а стягы их поимаша и едва в мале дружине утече князь болгарский до Великого города; князь же Андрей воротился с по­бедою, видев поганые Болгары избиты, а свою дружину всю сдраву. Стояху же пешци с святою Богородицею на полчище под стягы; и приехав до святое Бого­родицы и до пешец князь Андрей с Гюргем и со Изяславом, и с Ярославом, и со всею дружиною, удариша челом перед святою Богородицею, и почаша целовати святу Богородицю с радостью великою, со слезами, хвалы и песни въздавающе ей, и шедше взяша град их славный Бряхимов, а переди 3 городы их пожгоша. Сеже бысть чюдо новое святое Богородицы Володимирское». На это место об­ратил внимание еще Кеппен: он на основании этого места противополагает Бул­гар Бряхимову на Каме и говорит, что булгарский князь ушел в великий город, т. е. Булгар, а русские взяли г. Бряхимов на Каме. Таково действительно значение приведенного места Лаврентьевской летописи. Что под великим городом в этом месте разумеется Бюлар, а не Болгар, это мнение еще требует доказательства: по­тому что следует указать, какие три, а по степенной книге четыре города пред Буляром взяло войско Андрея Боголюбского. Затем, если и признать, что Буляр назывался великим городом, — то нельзя не признать и того, что и Булгар так­же носил это имя: следовательно, нужны новые данные для решения мнения о том, что в походе 1164 года под великим городом разумелся Буляр (ныне Билярск), а не Булгар. Нельзя, наконец, не обратить внимания и на то, что Буляр (при­город Билярск) стоит не на самой Каме и, следовательно, к нему едва ли можно отнести то, что говорится о г. Бряхове, о котором прямо и во многих летописных сказаниях говорится, что он лежит на Каме. И так, нам кажется, нельзя не при­знать справедливым мнение Кеппена, что Булгар и Бряхимов на Каме не одно и тоже, и мы признаем, что Бряхов на Каме — отдельный город и стоял он на том месте, где Чертово Городище и Елабуга; в нем царем был тот же Алдар-хан, ко­торый был и в Булгарах, т. е. иначе сказать, город Бряхов был Булгарский город, подчиненный Булгарским царям, и особого царя не имел. Замечательно, что на­звание речки, протекающей близ Елабуги, Тойма или Туйма — напоминает пер вою своею частию имя дочери Айдар-хана княжны Туй (Туй-бикэ), и что у Во­тяков язычников до сих пор в числе женских имен есть Туй-бикэ.

Название Бряхо может быть несколько видоизмененное греческое слово Перхн, что значит окунь, следовательно, дословный перевод татарского Алабуга. Так мог­ли прозвать этот город Греки, переводя по-своему татарское имя Алабуги. Перхн, путем столь часто встречающейся перестановки гласной, стоящей перед плавною согласною, за плавную…, — могло обратиться в прекы, пракы, а посредством пе­рехода о , и в х — в брехы, брахы, брехов, бряхов. При таком предположении подтвердится показание Хисам Эддина, что название города Алабуги по-юнански, т. е. по-гречески, значит то же, что татарское алабуга — рыбу окуня. Он не выду­мал того, что писал, а только смешал название Бряхова с Сюдумом, потому что Бряхов — слово для него чужое, непонятное.

Откуда же взял Хисам Эддин слово Сюдум и почему он отнес его к Алабуге? Сюдум не переиначенное съундуръ-палати? Так могла называться поставленная на высоком утесе, на берегу Тоймы сторожевая крепость города Бряхова. Вот назва­ние этой-то крепости татарский писатель смешал с именем самого города; от чего и вышло, что, по его словам, юнанское слово Сюдум означает рыбу окуня, что по-татарски Алабуга.

 

Шестаков П.Д. Несколько слов о могильнике, находящемся близ деревни Ананьиной в 4 верстах от Елабуги

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Шестаков П.Д. Несколько слов о могильнике, находящемся близ деревни Ананьиной в 4 верстах от Елабуги. Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском Университете. Том II. 1879 год. Казань, в университетской типографии, 1870 стр.128-134

Статья представляет собой сообщение Председателя казанского Общества археологии, истории и этнографии Петра Дмитриевича Шестакова сделанное им на 10-м общем собрании Общества, состоявшемся 4-го октября 1879 года. В ходе обсуждения  сообщения на собрании состоялся небольшой диалог между докладчиком, и Действительным членом Общества, известным казанским краеведом и историком Андреем Федоровичем Лихачевым (стр.72-74). В частности, по поводу сделанного П.Д.Шестаковым замечания о том, что в Ананьинском могильнике не встречаются находки сделанные из золота. А.Ф.Лихачев заметил, что в настоящее время, по-видимому, уже невозможно утверждать, чтобы предметы из золота вовсе не встречались в могильнике. В  1877 г., во время бывшего в Казани IV-го Археологического Съезда, секретарь Финляндского Археологического Общества г.Аспелин ездил в Ананьино и приобрел там от крестьян разные предметы, добытые ими из Ананьинского некрополя. Между этими предметами в особенности была замечательна  одна вещь из золота, по всей видимости серьга. На это замечание П.Д.Шестаков возразил, что могло легко случиться, что предмет, приобретенный г.Аспелиным, найден был крестьянином с.Ананьино вовсе не в могильнике, а где-нибудь в другом месте, так как предметы древности находимы бывают и в других окрестностях с.Ананьина, например в окрестностях Чертова городища.

В заключение сообщения П.Д. Шестаков заявил о предоставлении им демонстрированной при чтении сообщения коллекции древностей из Ананьинского могильника – в дар музею Общества.

Следует отметить, что в протоколе этого же Общего собрания Общества (стр.69-70 рассматриваемого издания) имеется еще один момент, относящийся к тематике нашего библиографо-исторического  исследования. Пунктом вторым в протоколе отмечен доклад Секретаря Общества о поступивших в собрание Общества «новых приношениях», в котором отмечено, что:

«В музей Общества поступили вновь следующие предметы… от помощника Елабужского уездного исправника П.П.Пасынкова, через П.Д. Шестакова: 1) Три медные восточные монеты,  найденные в Елабужском уезде; 2) железный короткий меч с золотою насечкою, найденный в Граховской волости Елабужского уезда; 3) две медные чашечки, найденные в Ананьинском могильнике, 4) бронзовый чудской барашек, найденный близ с.Танайки, в 8 верстах от Елабуги; 5) каменные орудия – колотушка и долото, найденные там же».

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О МОГИЛЬНИКЕ, НАХОДЯЩЕМСЯ БЛИЗ ДЕРЕВНИ АНАНЬИНОЙ В 4 ВЕРСТАХ ОТ ЕЛАБУГИ

В 5-ти верстах от города Елабуги, если ехать в объезд по мосту через реч­ку Тойму, и не более как в 4-х верстах, если ехать прямою дорогою через Тойму в брод, лежат невысокие курганы, носящие у жителей название могильника. К под­ножию этих курганов ежегодно разливается Кама в половодие и вымывает мно­го древних каменных, бронзовых, глиняных и отчасти железных вещей. Место­положение могильника, особенно в древнее время, было весьма удобно для посе­ления: Кама близ могильника имела тогда, говорят, русло свое; за могильником и теперь еще большой сосновый бор; вся местность за Тоймой, прилегающая к мо­гильнику, представляет богатые луга с заводями и озерами, известными ныне под именем Луж и изобилующими дичью и рыбою; так что древние поселенцы име­ли вдоволь и рыбы и дичи, и зверей. А такие места они любили, чем и объясняет­ся богатство древних поселений на берегах Волги и Камы. Раскопки, произведен­ные г. Алабиным и Лерхе, (г. Аспелин, как передавали мне крестьяне, раскопки не производил, а просто прожил в деревне Ананьиной во время разлива вод дней 8 и покупал у крестьян вещи, ими находимые) дали богатые результаты и привели к убеждению, что этот могильник носит следы глубокой древности, что похоронен­ные в нем, как показали найденные там черепа, принадлежат к финскому племе­ни. «Построение Ананьинского могильника и содержание его по словам Ейхвальда, кажется, весьма много имеет сходства и с чудскими могилами на Алтае, как они прежде сего описаны Палласом и Сиверсом. Из разрытия и описания Анань­инского могильника у Алабина я, говорит Ейхвальд, хочу доказать, что народ, от которого остались эти гробницы, был древнее скифское или чудское племя, ко­торое принадлежало доисторическому времени, т. е. железному веку России, так как мы такое же точно описание обычаев скифов находим у Геродота в 4-й книге его исторического творения». Из 4-й книги Геродота, прибавлю я, мы усматриваем следующее сходство обычаев людей, похороненных в могильнике, с обычаями скифов: трупосожжение, убиение с умершим коней, собирание камней…, посыпа­ние семени каннобиса (род льна) на огонь. Алабин нашел в могильнике семь се­мечек, и когда посеял их, то получил листики, похожие на коноплю. Геродот, го­воря о каннобисе, прибавляет: посыпание каннобиса в огонь производит сильный дым… и скифы воют при этом. Затем на то же сходство указывают: отдельное по­мещение рук и трупа у пленников (в могильнике тоже находимы были отдельные головы), ставление горшков в могилу.

«Может быть, продолжает Ейхвальд, погребенные там на Каме скифы были современники еще Дария, Персидского царя, и, во всяком случае, это были пред­шественники происшедших из того же племени гуннов, которые под именем Угор­ской или Югорской Чуди занимали главные долины северного Урала, откуда по­шли на юг и под именем Угров поселились на Дунае».

Г. Аспелин, последний, писавший о могильнике, признает Ананьинский мо­гильник принадлежащим к эпохе, составляющей переход от бронзового века к же­лезному… «Этот некрополис, говорит он дальше, представляющий большую анало­гию с некрополисом Галльштадским в Австрии, образует на берегах Камы доволь­но большую возвышенность; он в особенности замечателен своими надгробными камнями, на которых выбиты человеческие фигуры». Долг справедливости побу­ждает нас заметить, что до сих пор, сколько известно, выбитая человеческая фи­гура найдена только на одной каменной плите, изображение которой находится на фиг. 3 (стр. 5) сочинения г. Аспелина… Других таких надгробных камней находи­мо не было. «Около пятидесяти скелетов, продолжаем слова г. Аспелина, извлече­но из этого могильника, из них одни сожжены, другие не имели следов сожжения. В этих могилах находили вместе с железным и бронзовым оружием, другие пред­меты, представляющие некоторую аналогию с находками, сделанными в скифских могилах до 4 века перед Р. X. Железное оружие, находимое в этом могильнике, так же как и находимое на берегах Енисея, имеет форму, характеризующую бронзо­вый век. Этот факт доказывает, что народ этого времени дошел до знакомства с железом без чувствительного переворота…». В другом своем сочинении г. Аспе­лин говорит: «Что касается до режущих орудий, то бронзовые кельты — доволь­но еще общего вида, кинжалы, также как и ножи — из железа, но они воспроиз­водят характеристические типы бронзового века, оконечности копий — из брон­зы и из железа, но последние — иностранные завезенные модели; большая часть оконечностей стрел бронзовые и трехгранные, тогда как железные, которые малы и в малом числе — все двугранные; заступы бронзовые и железные, одни заост­ренные, у других железо узкое, в форме секиры. Многочисленные украшения из бронзы (серебра и золота нет), которые найдены в этих могилах, доставят науке важные материалы для изучения конца бронзового века Алтае-Уральского и пер­вых времен железного века на берегах Камы. В числе главных мотивов украшений следует поименовать головы дракона, концентрические круги, рисунки спираль­ные и волчьи зубы». По некоторым типам этих изображений г. Аспелин находит возможным определить время могильника: в 1 выпуске своих Antiquites он отно­сит его к III-му веку до Р. X.

Из произведенной нами небольшой раскопки мы имели возможность убедить­ся в справедливости заключений о могильнике, сделанных прежде, именно в том, что трупы сжигались, — доказательством служат найденные нами обугленные че­ловеческие кости; что с покойником клались принадлежавшие ему вещи, а лоша­диные кости, найденные нами в могильнике, доказывают, что при погребении по­койников закалались и их кони; что в могильнике преимущественно находятся глиняные, каменные и бронзовые вещи (ни монет, ни письмен, ни серебра и золо­та нет); железных вещей мало и, кроме того, как справедливо указывает г. Аспелин, они носят тип бронзового века; что по предметам, находимым в могильни­ке, его вернее всего можно отнести к эпохе переходной от бронзового века к же­лезному; что предметы, находимые в могильнике и самый способ устройства мо­гильника имеют сходство с чудскими курганами, — из предметов укажем на ха­рактеристичный кабаний клык, найденный там, на форму, материал и украшения горшков и т. п.

После прекрасной и подробной статьи об Ананьинском могильнике К.И. Невоструева, помещенной в трудах Московского археологического съезда, мы не счи­таем себя вправе распространяться о могильнике, потому что нам пришлось бы повторить слова Невоструева. Произведенной нами в могильнике раскопке поме­шал дождь, и мы извлекли из могильника немного: несколько обугленных человече­ских костей, лошадиные кости, кабаний клык, глиняные черепки различной фор­мы и различного цвета камни, в которых мы отчасти видим… Геродота, отчасти точильные камни, — один из них по своей форме носит даже следы обработки, — конечник бронзовой трехгранной стрелы, каменную стрелку, несколько бронзовых продолговатых плашек, на лицевой стороне с двумя выпуклыми кружочками или пуговицами, а на другой стороне на средине с широким ушком (фигуры 483, 484, 485, 486, 487 рисунков г. Аспелина), бронзовые завитки разной величины, из ко­торых вероятно делались шейные и головные жгуты или обручи (на черепах тру­пов, по словам крестьян, находимы были такие обручи, — фигуры 444, 446, 447, 451 Аспелина). Бусинка, неизвестная бронзовая вещица, служившая может быть женским украшением, привеска, как она означена у Невоструева, — бронзовая в виде колокольчика с ушком вверху и четырьмя по бокам скважинами (фигура 457 Аспелина). Все найденные мною предметы при сем представляю для музея Обще­ства; к этому присоединяю осколки горшка, который, пока был в земле, казался целым, но как скоро его вытащили на поверхность — он развалился. Его осколки представляются здесь насколько можно склеенными; здесь же вы увидите и зем­лю, изсера черную, которая находилась в горшке, и которая, быть может, смешана с прахом одного из сожженных в могильнике. Один этот горшок обличает глубо­кую древность могильника. При этом для образца плит, какие находятся в могиль­нике, представляю одну плиту, найденную довольно глубоко на песчаном грунте: плита эта лежала не в ряду с другими (известно, что в могильнике плиты нахо­димы были рядами, как и мы, находили), но отдельно. Из представляемых мною из Ананьинского могильника предметов, обращают на себя внимание между про­чим две бронзовые чашечки, которые доставлены мне П.П. Пасынковым, а най­дены солдатом Софроновым, — по его словам под той плитою, на которой было изображение человека в остроконечной шапке. Эти чашечки, носящие следы древ­ности, кажется единственный в своем роде экземпляр; других подобных найдено в могильнике не было. Какое назначение они имели? Не были ли слезницами? Не служили ли при жертвоприношениях? Они напоминают нам жертвенные чашеч­ки Ламайского культа.

Сходство Ананьинского могильника с сибирскими могильными курганами и по внешнему виду и по содержимому — указывает на сродство древних насель­ников камских с сибирскими. Это сродство подтверждается и общностью языка (местности Камские носят финские названия, таковы н.п. Тойма, Ела, Буг) и общ­ностью преданий. Меня поразил рассказ Ананьинских жителей: «Наше Ананьино, говорят они, куда как древнее Елабуги. Когда наши пришли сюда, эти (указывают могильник) взяли да и закопались в могильнике со всем, что имели, со страху зна­чит». Этот рассказ напомнил мне существующее в Сибири предание: когда там по­казалось белое дерево (береза), чудаки спросили своих волхвов, что означает это явление; волхвы объяснили, что появление белого дерева предвещает пришествие белого царя, который покорит всю их сторону; услышав это, чудаки закопались в курганы со всеми своими сокровищами.

Предметы, находимые в Ананьинском могильнике и во многих местностях Елабужского уезда, обличают глубокую древность и могут служить доказатель­ством того, что в доисторическую эпоху здесь жили люди каменного и бронзо­вого века, может быть также чудь, которая оставила в курганах севера ясные о себе следы.

Находимые в изобилии в Казанской и Вятской губерниях не только отдель­ные каменные орудия, но целые фабрики таких орудий (из которых первая от­крыта близ г. Казани А.Ф. Лихачевым) наглядно доказывают, что в этих местах жили люди не только бронзового, но и каменного века. Да и трудно себе предста­вить, чтобы древние насельники, жившие охотою, не обратили внимания на бога­тые водою, лугами и лесом, обильные рыбой, дичью и зверями берега многовод­ных рек — Волги и ее притоков.

Шестаков П.Д. Выдержки из архива Елабужского духовного правления

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Шестаков П.Д. Выдержки из архива Елабужского духовного правления. Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском Университете. т.II. 1879 год. Казань, в университетской типографии, 1880   стр.155-170

ВЫДЕРЖКИ ИЗ АРХИВА ЕЛАБУЖСКОГО ДУХОВНОГО ПРАВЛЕНИЯ

 

г.Председателя Общества П.Д. Шестакова

В архиве бывшего елабужского духовного правления, хранящемся в соборе на верху, — дела с 1719 года. Много в них интересного, особенно для характеристики жизни духовенства того времени. Из дел, касающихся нравственности духовенства, многие на лицо. Дел же, весьма интересовавших меня, о Троицком монастыре, о преобразовании Трехсвятского села в город Елабугу и др. не оказалось: по словам почтенного протоирея о.Бехтерева дела о Троицком монастыре, находившемся на месте, носящим теперь название Чертова городища, взяты К.И.Невоструевым. По NB, поставленным рукою Невоструева, можно проследить. какие дела им взяты из архива. Но кроме этих дел из архива, к сожалению, исчезли без следа не только отдельные дела, но и связки за целые годы. Время не позволило мне воспользоваться многим из этого архива, и потому я ограничился извлечением из него скорбной страницы из истории христианского просвещения инородцев. которая может служить отчасти объяснением крайне медленного движения этого важного, в особенности для нашего края дела. Из находящейся в архиве книги входящей получаемых от главных команд в елабужский духовный приказ указов, я списал три интересные указа, касающиеся новокрещен. Из этих указов видно, что с новокрещенами обходились очень бесцеремонно. Даже священники, духовные пастыри которым они были вверены, обижали их, отнимали у них скот, хлеб и проч., венчали без венечных памятей, венчали брата на братовой жене, 10-тилетнего мальчика на женке, увезенной от живого мужа. Допускали жену и мужа в восприемники к одному ребенку, через это делали возможным расторжение их брака и т.д. Злоупотреблениями священнослужителей вызваны правительственные меры: издан указ 11 сентября 1740 года, послан из Синода советник Ярцов расследовать злоупотребления эти. Казанскою духовною консисториею составлена и разослана инструкция, которая мною здесь помещается и которую, под опасением жесткого штрафа, запрещается духовенству чинить новокрещенам какие либо обиды и озлобления. Эта инструкция, составленная при епископе Луке Конашевиче в 1748 году, сходна с инструкциею епископа Гавриила Кремнецкого 1756 года, а обе они основаны на указе от 11 сентября 1740 года. в котором изложена полная программа деятельности новокрещеной конторы. Инструкция Луки Канашевича, сколько нам известно, напечатана не была. Из сделанного нами ниже сравнения пункта 3-го инструкции Луки Конашевича с пунктом 4-м указа 11 сентября 11740 года – можно усмотреть, что инструкция есть не более как извлечение из указа; изменения в ней самые незначительные. Инструкция же епископа Гавриила в пунктах, касающихся миссионерства, буквальное повторение инструкции Луки Конашевича. Нового в ней – весьма важный пункт о том, «чтобы как священнослужители новокрещенских жительств, так  и дети их, неотложно обучались языкам тех народов». Поступки духовенства относительно новокрещеных и необходимость строгих правительственных мер против духовенства вызывались тогдашним нравственным состоянием священнослужителей. Пьянство и буйство было сильно распространено в среде священнослужителей, чему доказательством могут служить а) содержание трех указов, выписанных мною из дел архива  и б) подлинный приговор об избрании Казанской епархии Мензелинского уезда разных сел священнослужителями десятоначальника, который, как сказано в приговоре: «жития доброго и не пьянствующий». Это засвидетельствование повторяется и в других приговорах, мною читанных так что оное без сомнения требовалось, а требовалось, конечно, потому, что «пьянственное в кабаках пребывание» и «безмерное пьянство» были не редкость в то время между священнослужителями. Да как же таких людей держали в таком сане? Ответ на этот вопрос дается в приводимом здесь полным указом Казанской Духовной Консистории от 24 декабря 1747 года, где прямо говориться, что священнику за его крайнюю предерзость и безмерное пьянство «по необходимой в священнослужителях нужде», вместо лишения чина священнического, учинено «нещадное в духовной консистории плетьми наказание», и затем отпущен он в прежнее село, «где, — сказано в указе, — быть ему по прежнему и должность звания своего исправлять правильно и содержать себя трезвенно и благообразно». И так по настоятельной в священнослужителях нужде, даже и предавшиеся безмерному пьянству и буяны-священники были оставляемы при  должности, им только производилось в консистории нещадное наказание плетьми и бралась с них подписка. что впредь они будут держать себя «трезвенно и благообразно». За блуд, по крайней мере с пономарей, взыскивалось строже: их били нещадно плетьми да отрешали от должности, как видно из указа за № 92, выдержку из которого я привожу ниже.

Таким безотрадным положением духовенства, думается мне объясняется между прочим и тот факт, что несмотря на деятельные меры правительства, не смотря на разумность инструкций, даваемых епархиальными архиереями, утверждение инородцев в христианской вере не продвигалось вперед. Глядя на духовенство и мирское начальство, и народ обижал новокрещен, как это видно из прилагаемого мною подлинного прошения или. вернее, жалобы новокрящена из вотяков Федора Яковлева Байки, с которого, а равно и с брата его Тукея, не только неправильно  взяли подушные деньги, но кроме того. посланный из губернской канцелярии для взыскания подушных денег с инородцев сержант, бил и Байку и Тукея, по словам жалобы, смертельно палкою и велел сажать в колодки. Вот с каким смирением, тихостью и кротостью обходились с крещеными инородцами. как же им не обращаться к прежнему их идолаторскому и мухаметанскому нечестию, когда они не находили себе сочувствия и защиты ни в священнослужителях. ни в мирских начальниках, ни в народе, а от всех терпели обиды и притеснения, когда они даже в жизни духовных пастырей не находили примера достойного подражания, который показал бы им, на сколько христианство неизмеримее выше веры их отцов и дедов?

«Книга входящая получаемым от главных команд в елабужский духовный приказ указом в бытность правителя Троицкого елабужского монастыря игумена Иннокентия. Сего 1748 года генваря с первого числа». – Такое название носит связка дел, из которых взяты мною нижепоименованные указы.

«Указ Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийския из Казанской Духовной Консистории Елабужского Троицкого монастыря игумену Иннокентию: какова, по силе присланного Ея Императорского Величества из Святейшего Правительствующего Синода к его преосвященству указа, инструкция о смотрении и о наблюдательстве в заказах обретающимся архимандритом, игуменом и закащиком, каждому в ведомстве своем, над обретающимися у новокрещеных священно – и церковнослужительми, дабы они впредь никаких озлобдений тем новокрещенным чинять не могли, и о охранении их новокрещеных от того також и о всеприлежно тщательном оных в христианском законе наставлении и утверждении, в духовной консистории сочинена и сего 1748 года ноября 12 дня Его Преосвященством самоперсонально аппробовано; таковые, по определению Его преосвященства, велено для надлежащего по силе вышеобъявленного Ея Императорского Величества указа по оным исполнения написав, разослать к объявленным определенным смотрителем, архимандритом, игуменом и закащиком при указах и немедленно с таким подтверждением, дабы те данные им инструкции оные духовные правители всегда в памяти своей имели и для незабвенного и непременного по ним исполнения читали сами частовременно, також и имеющимся в ведоствах своих в новокрещеннских селах священно – и церковнослужителям во время смотрения своего те инструкции прочитывалиж, дабы и они, священнослужители, что по оным исполнять определено, точно и незабвенно ведать могли и исполняли, что до их должности касается, без всякого упущения ( чего ради вышеобъявленная инструкция к тебе, закащику, при сем и послана), и Елабужского Троицкого монастыря игумену Иннокентию чинить о том по сему Ея Императорского Величества указу и оной инструкции непременно, а о получении онаго указа и инструкции в духовную консисторию репортавать по указам незабвенно.

Тихон архимандрит Иоанновский.»

 

IСТРУКЦIA

 

№ 1052. По Указу Ея Императорского Величества из Казанской Духовной Консистории Елабужского Троицкого монастыря игумену Инокентию.

Понеже сего 1748 августа 7 дня в указе Ея Императорского Величества из Святейшего Синода к преосвященному Луке, епископу Казанскому и Свияжскому, написано: присланным де Святейшему Правительствующему Синоду, определенный в Казанскую и прочия губернии, для переселения некрещеных иноверцев от общежительства новокрещеных и защищении их новокрещеных от всяких обид, советник Ярцов доношения между прочим объявляет. Новокрещеным де от разных чинов людей происходят великие обиды и разорения, от коих де они приходят в крайнее разорение и нищету; а междо тем в некоторых местах и от самих определенных к ним священников бывает им не без озлобления. чего де ради необходимая нужда требует, чтоб, для смотрения над ними священники, а при том и для наставления и обучения в христианском законе в каждом уезде или провинции определить из духовных хотя по одному человеку, усмотря достойных мужей; ибо де многие из них новокрещеных, яко русского языка и обычаев малознающие, без таких наставников приходят в раскаяние и остаются в прежнем идолаторском нечестии а от коих де именно священников и какия озлобления чинятся и в каоих местах и кто ж именно из новокрещеных в идолаторском заблуждении остаются и где ж, о том им о чем точно не объявлено. И по указу Ея Императорского Величества Святейший Синод приказали учинить следующее: 1) оному советнику Ярцову о том, коих по званию мест и от кого именно священников и какие озлобления новокрещеным происходят, осведомясь, со всякою достоверностию представлять о том преосвященным епархиальным архиереям письменно, с требованием сатисфакций со всяким обстоятельством. А оным епархиальным архиереем по тем ево представлениям, определяя из духовных достойных людей, вельми немедленно изследовать, и по тем следственным делам разсмотрение и решение по святых отец правилом, духовному регламенту и Ея Императорскаго Величества указом чинить самим им преосвященным без всякого продолжения, дабы без священников те новокрещеные отнюдь оставлены не были. 2) Для всегдашнего над помянутыми обретающимися у новокрещеных священники, дабы они впредь никаких озлоблений тем новокрещенам чинить не могли, наблюдательства и охранения от того, також и наставления и утверждения их в христианском законе, в каждую провинцию, а буде можно и в каждый уезд определить же им, преосвященным, из духовных мужей по единому человеку, усмотря к тому достойных и благонравных людей, удовольствовав их, како им в том поступать, инструкциями с довольным наставлением в немедленном времени. 3) К новокрещенным же, кои без наставников, се есть без священников, пришед в раскаяние остаются в прежнем своем злочестии, священников преосвященным епархиальным архиереем определить без всякого умедления, удовольствовав же их, како с таковыми поступать, инструкциями и для того, где таковые новокрещеные в епархиях имеются, ему, Ярцову, представить тех епархий архиереем також и новокрещенной конторе письменно в самой скорости.

И в исполнение вышеописанного Ея Императорского Величества из Святейшего Правительствующего Синода Указа, преосвященный Лука, епископ Казанский и Свияжский приказал: 1) по подаче от вышереченного советника Ярцова надлежащих представлений, от кого именно священников какие новокрещенам озлобления происходят, для надлежащего о том в правость изследования определить имеющихся в тех местах духовных правителей. 2) Над оными обретающимися у новокрещеных священники, дабы они впредь никаких озлоблений тем новокрещеным чинить не могли, во всегдашнее наблюдательство и охранение от того иметь, також должное наставление и утверждение им, новокрещенам. в христианском законе чинить в каждом уезде обретающимся духовным персонам, а именно: в Свияжску, в Чебоксарах, в Цивилску, в Козмодемьянску, в Симбирску, и буде архимандритом самим, а протчих заказах игуменом и закащиком. А как оным духовным персонам в том поступать, о том дать им инструкции с надлежащими наставлениями (чего ради сия тебе, игумену, и дана), по которой чинити тебе следующее:

 

(1).

 

Обретающимся в оном Елабужском заказе у новокрещеных також и прочих сел, к коим те новокрещеные в приход приписаны, священником и церковным причетником объявить с подписями, дабы они имеющимся в приходах их новокрещеным никаких озлоблений и обид причинять отнюдь не дерзали, но наипаче по должности своей обучали оных всеприлежно и радетельно закону Божию, символа веры и молитве Господни и наставляли их должностям и обычаям христианским, без всяких от них за это требований и приметок. И для того, чтоб от них, священников и церковных причетников, тем новокрещенам никаких озлоблений и обид не происходило. в том иметь тебе, игумену всегдашнее над оными священнослужителями наблюдательство и неослабное смотрение. И буде от кого из тех новокрещен на кого из оных священников или же церковных причетников  представлять будут письменно или словестно в причиненных им от них обидах и озлоблениях жалобы, то по тем их прошениям немедленно следовать тебе, игумену, самоперсонально со всякой справедливостью. И буде кто по тем следствиям из оных священников окажуться виновны в насильном взятке скота, хлеба или прочего, то с тех обидимое взыскав возвращать оным челобитчикам при свидетелях, их же братии новокрещеных, с росписками; а для положения на виновных надлежащего штрафа представлять с показанием тех дел в духовную его преосвященства консисторию без всякого о них, виновных, прикрытия; а о вящих и следующих до рассмотрения его преосвященства делах по надлежащем изследовании для решения доносить его преосвященству без умедления.

 

(2).

 

По утверждению вышеобъявленных, обретающихся в ведомстве твоем новокрещен в христианском законе, чинить тебе игумену, наичастее самоперсонально благопристойным образом должное оным наставление, показуя им путь спасительный  о хранении заповедей закона Божия с обстоятельным оных изъявлением, и о прочих должностях христианских и таинствах церковных, дабы оные через таковое наставление о всем том, что до исправления христианского касается, ведать и содержать могли без преткновения.

 

(3).

 

Оным же новокрещенам наичастее подтверждать[1], чтоб они в церковь святую к славословию Божию приходили неленостно, а наипаче во дни недельные и в господские и богородичные, двенадесятые праздники и в высокоторжественные дни, також в некоторые и нарочитых святых, а во дниж великого поста у приходских своих священников исповедовались и  приобщались святых тайн повсягодно, и с некрещеными от сообщения сколько возможно, удалялись. А которые от безстрашия, лености же и нерадения своего в церковь в вышеобозначенные дни приходить не будут, на таковых, по силе имянного блажения и вечнодостойныя памяти Государыни Императрицы Анны Иоанновны. Самодержицы Всероссийския состоявшегося в прошлом 1740-м году сентября 11 дня Указа, вместо денежного штрафа, полагать легкую церковную эпитемию, например велеть в церкви публично класть по нескольку поклонов, и прочим тому подобным склонять[2], а особливо того усматривать над восприемшими веру христианского благочестия из махометанского народа, понеже оные, как во объявленном Ея Императорского Величества имянном указе прописано[3], во обычаях своих бывают весьма замерзелы и ко крещению никто из них по благоволению не придет, разве кого привлечет к тому какая нужда. А в которых деревнях между такими новокрещенами жить будут русские люди, тем накрепко приказывать, чтобы они на поступки таких новокрещен, что касается до христианской веры и закона, накрепко смотрили [4], и ежели кого из новокрещеных усмотрят, что он поступает не так, как правоверному[5] христианину надлежит и в церковь Божию для моления в дванадесятые, господские праздники и в воскресные и высокоторжественные дни не приходят и мохаметанские и прочие свои обычаи содержат, таких в начале увещевать, дабы от того перестали, а буде не послушают. тогда священникам того приходу объявлять, которые и сами, по долгу звания своего, должны над оными новокрещенами накрепко смотреть и от всякого неверия и лености отвращать и к истинному пути христианского закона приводить и наставлять, а на непокорных вышеобъявленные епитимии полагать, а буде и по таковым духовном наказании явятся непослушны, тогда[6] им, священникам, представлять на  таковых к тебе, игумену, описывая все их непотребные и закону христианскому противные поступки по самой справедливости, по которым их доношения таких новокрещеных пути истинному поучать, а буде по свидетельству явиться великая вина, то, по силе вышеобъявленного имянного указа, церковным покаянием или другими по рассмотрению своему штрафами штрафовать, однакож таких дел, что до новокрещеных иноверцев о вере и неисполнении христианского закона касаться будет, далее трех дней отнюдь не продолжать и по приказному обычаю ничем их не завызывать, но всякое снисхождение, сколько возможно, им показывать, дабы через такие ласковые к ним поступки и наставление праведном и беспорочному житию прочим иноверцам к восприятию христианского закона придать охоту.

 

(4).

 

Оных же новокрещен, как возможно, увещевать, чтобы они ко крещению детей своих восприемниками брали русских людей, кто кому из них приятен, и всячески тщиться сей между ними водить обычай, и всячески склонять их, чтобы они, новокрещеные, с русскими брачились  и через то свойство и дружбу между собою возобновляли, а наипаче для того, что имея в доме своем зятя или невестку русских, таких дел, которые христианскому закону противны. в домах своих чинить опасаться будут и прежнее свое заблуждение от времени до времени покидать и забывать станут. Також и русских людей следует склонять, чтобы они дочерей своих за крещеных иноверцев давали, не требуя за них по иноверческому обычаю приданого, но чтоб по прежним российским обычаям за дочерьми приданное давали, а напротиву того и тех крещеных иноверцев склонять же, чтоб они таким же образом поступали.

 

(5).

 

В прочем во всем поступать тебе, игумену, так, как честному и во оном деле проверенному человеку, а самому тебе вышеобъявленным новокрещенам обид и озлоблений никаких не чинить, но показывать им всякое благоусердие и обучать их вышепомянутым христианским должностям по образу апостольской проповеди со всяким смирением, тихостию и кротостью без всякого ничем угрожения и страха, и никаких излишностей, кои противны указам и честной совести, как самому тебе, игумену, не производить, так и обреьающимся у них новокрещен, приходским священником чинить не допускать, и того тебе накрепко смотреть под опасением за оное по указу жестокого штрафа.

 

(6).

 

Ежели что в государственных делах подлежать будет тайности, онаго отнюдь в партикулярных письмах никому не писать, ниже к тому, от кого отправлен, кроме настоящих реляций.

Иоанникий, архимандрит Спасоказанский. Тихон, архимандрит Иоанновский.

Ноября 11 дня 1748 года. (Получен ноября 24-го дня 1748 года).

 

№ 985. «Указ Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийския из Казанской духовной консистории Елабужского заказа закащику Троицкого монастыря игумену Инокентию.

Понеже по производимому в духовной консистории следственному делу оказалось, что козмодемьянского уезду новокрещенского села Богоявленского, Большое Кузнецово тож, новокрещен Савелий Сидоров с женою своею Марфою допущены по неведению при крещении рожденного онаго ж села Кузнецова у новокрещена Герасима Сидорова младенца в кумовство, почему оные и в правильное попали запрещение, которая погрешность ни от чего инаго точию от неопасного в том от священника учинилась разсмотрения; которой при том крещении помянутых восприемников, что они не в супружестве между себе, о том и не спрашивал, и что они, восприемники, по ому кумовству, имеют быть уже между собою в духовном родстве, того им, новокрещенам, что должно б им знать, яко неведающим христианских должностей, нимало не объявлял. А надлежащее дело есть всех священников. При действии таковых церковных таинств, то есть при крещении младенцев, так и при бракосочетании, зело опасное и достоверное надлежит чинить им, священникам испытание. При крещении о восприемниках, что оные между собой не суть ли в супружестве, а при бракосочетании – жених и невеста свободныль ко браку и совершенных ли лет, и не имеют ли между собою какова родства и кумовства, тогда правильно и законно оные таинства и совершать должно. Но все то от крайнего священников небрежения и безопаства бывает, и тако многия неудобства (как и выше показано в допущении мужа с женою в кумовство) погрешительно происходит. И тго ради, по указу Ея Императорского Величества и по определению преосвященного Луки, епископа Казанского и Свияжского, велено отныне впредь для показанных случаев в новокрещенских селах у крещаемых младенцев быть восприемником точию мужеска пола одним, а жен для кумовства за вышеописанными погрешностями не требовать, и о том закащиком объявить указами, которым от себя тех новокрещенских сел священником обстоятельно указами ж подтвердить, а в старорусских селах оставить то на их произволение. И Елабужского заказа закащику Троицкого монастыря игумену Инокентию чинить о том, по Ея Императорского Величества указу. – Иоанникий, архимандрит Спасо-Казанский.

Ноября 4 дня 1748 года.

Получил ноября 24 дня 1748 года».

 

В указе под № 1106 от 19 ноября 1748 года определено: «каждому правителю и закащику ведомства своего всем священнослужителям указами объявить, дабы оные желающие брачитися как старорусских, так и новокрещен, конечно венчали по венечным памятем в надлежащее, как правилами повелено, время и должное по оным повеленное разсмотрение и свидетельство чинили правильно сво всякою предосторожностью и крайним опаством, дабы в тех браках никакой христианскому благочестию и правилам святым противности отнюдь не было. Всем оным правителям и закащиком тех священников при объявлении указов обязать надлежащим с вышеописанным подтверждением подписками точию при отпуске тем новокрещенам венечных памятей, по силе указов Ея Императорского Величества – венечных и лазаретных пошлин не брать и убытков при том никаких им новокрещенам не причинять и ни для чего тех памятей не удерживать под взысканием с тех, кто противно тому поступать, по указам Ея Императорского Величества, штрафа».

 

В начале этого указа значиться: «Понеже по имеющимся в духовной консистории следственным делам оказалось, что некие в епархии его преосвященства, а особливо в новокрещенских жительствах, пребывающие священнослужители венчают многих как старорусских, так и новокрещен без венечных памятей и без должного по оным рассмотрения и свидетельства, також и не в надлежащее, как правилами святых апостол и святых отец повелено, время, которые браки потом оказуются неправильные и законопреступные, а именно: 1) Города Уфы Троицкой церкви священник Павел Дмитриев венчал приходу своего Уфинского провинциального магистрата президента Алексия Курятникова Уфинской провинциальной канцелярии с толмачевской дочерью Оксиньею Васильевой в противность церковных правил, ведая, что оны брак сумнительный, в нощное время. 2) Симбирского заказа села Бедцкаго, Полдамасово тож, священник Лев Никифоров обвенчал приходской к селу Максимовке леревни Вышки новокрещена Дмитрия Алексеева со снохою ево братней женою новокрещенною Устиьею Федотовою, без венечной памяти и без надлежащего рассмотрения и свидетельства. 3) казанского уезда новокрещенского села Нократ священник Данила Васильев венчал деревни Кошки новокрещеннаго сына Архипа Алексеева десяти лет на женке, увезенной от жива мужа, в совершенном возрасте находящейся и в замужестве уже бывшей, без венечной же памяти и без изследования после полудня».

 

№ 2075. «Указ Ея императорского Величества Самодержицы Всероссийския из Казанской Духовной Консистории Елабужскому закащику Троицкого монастыря Игумену Инокентию с товарищем.

Сего 1747 года декабря 11 дня во оную Духовную Консисторию прислано от вас при доношении произведенное следствие по поданному в Елабужский духовный приказ доношение ж десятоначальника, села Николаевского, Бережные челны тож, священника Стефана Афанасьева, того ж Елабужского заказа села Покровского, Афанасово тож, на попа Михаила Иванова в причиненной им, попом, оному десятоначальнику в бытность его в том селе Афанасове, при  смотрении церковного благочиния, обиде, в дерзновенном ево, десятоначальника, в трапезе за волосы драни и в брани скверною матерною бранию, при котором де случае был он, поп, пьян, в чем он и при допросах своих не заперся и показал, что у него, попа, с тем десятоначальником, при смотрении им того церковного благочиния, ссора и драка в трапезе была, и он де поп тогда пьян был. И тако он, поп, как по оным допросным своим речам, так и по показательству бывших при том свидетелей, в показанном бою того десятоначальника в трапезе и в брани ево матерно оказался весьма виновен, и тем своим дерзновением правилом святых апостол и святых отец учинил немалую противность за что подпал тягчайшему истязанию. И хотя он, поп, за тое учиненную им вышеперечисленным дерзновением своим крайнюю предерзость и безмерное пьянство, по силе оных правил святых. и подлежал лишению свящества: но понеже в епархии его преосвященства в священнослужителях не малый недостаток, того ради, по указу Ея Императорского Величества, Его Преосвященство приказал: оному попу Михаилу Иванову, по необходимой в священнослужителях нужде, вместо того лишения чина священнического, учинить за оную ево весьма тяжкую предерзость нещадное в духовной консистории плетьми наказание (что ему и учинено) и отпустить паки в то село Афанасово. где быть ему по прежнему и должность звания своего исправлять правильно, и содержать себя трезвенно и благообразно без наималейшего в том пристрастия под опасением. если впредь он, поп, в каковых преступлениях явиться, не точию тягчайшего телесного наказания, но и лишения вовсе в\священства, и в том при отправлении ево, попа, обязать надлежащею с вышеписанном подтверждением подпискою (которою он здесь и обязан) и о том послать к вам указ и Елабужскому закащику Троицкого монастыря игумену Инокентию с товарищем о том ведать, а оной поп отправлен при сем.

Герман, архимандрит Раифский.

Декабря 24 дня 1747 года».

 

Под № 92. Указ о вдовом пономаре Елабужской Соборной Спасской церкви Афанасии Гаврилове которому, «За блудное его житие с женкой Авдотьей Ивановой, учинить в Духовной Консистории нещадное плетьми наказание и от причта церковного отрешить, о том для ведома послать к вам указ и Елабужскому закащику Троицкого монастыря игумену Иннокентию с товарищем о том ведать»

Подписал: Иоанникий, игумен Кизический.

Генваря 7 дня 1748 года.

 

В той же связке указ под № 110 с такою резолюциею: «попа села Ицкого устья Алексия Федорова за брань им, попом, крестьян, за обезчещение крестьянина Максима Матвеева, и другие, причиненные им крестьянам обиды, також и за брань в церкви во время служения того села пономаря Матфея Федорова, и за прочие его, священному чину непристойные, поступки и пьянственное его в кабаках пребывание, Казанский  и Свияжский епископ Лука приказал: учинить сему попу наказание (что и учинено), от того села Ицкого устья отрешить (и послать на священническое же место в пригород Мензелинск), дабы впредь вящего безпокойства и ссоры с упомянутыми обывателями произойти не могло».

С него так же взята подписка. Указ подписан игуменом Кизическим Иоанникием.

 

Здесь же прилагается жалоба новокрещена из вотяков Федора Яковлева Байки, поданная им в Елабужский духовный приказ, с приложенною при прошении копиею с указа помощника, протопопа Иоанна Орловского священнику села Воздвиженского относительно новокрещенина Федора Байки с братом его Петром Тукеем «о научении оных новокрещен надлежащих христианских должностей и о неимании с них подушных и других чрезвычайных поборов».

[1] Напечатанное курсивом дословно взято из указа 11 сентября 1740 года.

[2] В указе: «по рассмотрению определенных к ним духовных персон».

[3] В указе вместо неподчеркнутых слов стоит: «как упомянутый архимандрит Алексей представлял».

[4] В указе, вместо «смотрили» — «смотрели».

[5] Вместо правоверном – «православному».

[6] В указе после слова «тогда» — «вышеупомянутому архимандриту Сеченову и определенным для проповеди протопопам доложить».

Шаховская Н. В.Г.Короленко. Опыт биографической характеристики — в Елабуге

Из книги: 
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи. 
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."

Шаховская Н. В.Г.Короленко. Опыт биографической характеристики. М., 1912 стр. 105-107

стр.105-107

В последних числах октября 1895 года В.Г.Короленко приехал в Елабугу на вторичное разбирательство этого дела по приглашению своих товарищей по провинциальным газетам, «намереваясь», по его словам, «впоследствии изложить в печати свои впечатления».

Суд снова вынес обвинительный приговор. Но В.Г. не ограничился ролью корреспондента. В Елабуге он исследовал место убийства, сделал снимки, исходил окрестности, изучил в мельчайших подробностях данные обвинительного акта и нашел, что следствие велось небрежно, что улики недостаточны и самое обвинение несправедливо. «Я еще весь охвачен впечатлением ужасной, таинственной, неразъясненной драмы», писал он тотчас по возвращении оттуда, «я привез с собой… тяжелое чувство, с каким был выслушан обвинительный приговор – и мне хочется крикнуть: нет, этого не было» («Рус. Вед.», 1895 год, № 288).

В.Г. и товарищи его Баранов и Суходеев в течение трехдневного судебного разбирательства, записывали все происходившее, по возможности, слово в слово, и, сверив потом свои записи, составили общий отчет. Он печатался в «Русских Ведомостях», а затем вышел отдельной книжкой под редакцией и с предисловием В.Г.Короленко («Дело мултанских вотяков, обвинявшихся в принесении человеческой жертвы языческим богам. М., 1896»).

В «Русских Ведомостях» отчету предшествовала горячая статья В.Г. с изложением обстоятельств дела.

В ноябре в «Русском Богатстве» появилась его вторая статья «Мултанское жертвоприношение».

Статьи и отчет сразу сделали процесс 7-ми мултанских вотяков предметом общественного внимания и горячего интереса.

В печати обсуждались связанные с этим процессом вопросы, причем не было недостатка и в обвинениях В.Г., будто бы исказившего отчет, но обвинения эти были разбиты его новыми выступлениями. перенесенное в сенат, постановление елабужского суда было отменено решением от 22 дек. 1895 года и снова, уже в третий раз, рассматривалось в заседании выездной сессии казанского окружного суда 28 мая 1896 года. В.Г. выступил в нем одним из 4-х защитников. Вотяки были оправданы.