Из книги: "Белов В.Н. «Кавалерист-девица» глазами современников. Библиографическое исследование печатных источников XIX – начала ХХ вв. о Надежде Андреевне Дуровой./ В.Н.Белов, Елабуга, Издание Елабужского Отделения Русского Географического Общества, 2014. – 311 с."
Пушкинский сборник. (В память столетия дня рождения поэта). СПб. Типография А.С.Суворина, 1899
Письмо А.С. Пушкина Надежде Андреевне Дуровой[1] (1836 г.)
Очень вас благодарю за ваше откровенное и решительное письмо. Оно очень мило, потому что носит верный отпечаток вашего пылкого и нетерпеливого характера. Буду отвечать вам по пунктам, как говорят подъячии.
1) Записки ваши еще переписываются. Я должен был их отдать только такому человеку, в котором мог быть уверен. От-того дело и замешкалось.
2) Государю угодно было быть моим цензором; это правда; но я не имею права подвергать его рассмотрению произведения чужие. Вы, конечно, будете исключением, но для сего нужен предлог, и о том-то хотелось мне с вами переговорить, дабы скоростью не перепортить дела.
3) Вы со славою перешли одно поприще; вы вступаете на новое, вам еще чуждое. Хлопоты сочинителя вам не понятны. Издать книгу нельзя в одну неделю; на то потребуется по крайней мере месяца два. должно рукопись переписать, предоставить в цензуру, обратиться в типографию, и проч., и проч.
4) Вы пишите мне: действуйте, или дайте мне действовать. как скоро получу рукопись переписанную, тотчас и начну. Это не может и должно мешать вам действовать с вашей стороны. Моя цель – доставить вам как можно более выгоды и не оставить вас в жертву корыстолюбивым и не исправным книгопродавцам.
5) Ехать к Государю на маневры мне не возможно по многим причинам. Я даже думал обратиться к нему в крайнем случаем, если цензура не пропустить ваших записок. Это объясню я вам, когда буду иметь счастие вас увидеть лично.
Остальные 500 рублей буду иметь вам честь доставить к 1-му июлю. У меня обыкновенно (как и у всех журналистов) платеж производится только то появлении в свете купленной статьи.
Я знаю человека, который охотно купил бы ваши записки, но, вероятно, его условия будут выгоднее для него, чем для вас. Во всяком случае, продадите ли вы их, или будете печатать от себя, все хлопоты издания, корректуры, и проч. – извольте изложить на меня. будьте уверены в моей преданности и ради Бога не спешите осуждать мое усердие.
С глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть, Милостивый Государь,
вашим покорнейшим слугою
Александр Пушкин.
- PS. На днях выйдет 2-й № Современника. Тогда я буду свободнее и при деньгах.
ПРИМЕЧАНИЯ К ПИСЬМУ ПУШКИНА Л.Н. Майкова
Письмо это получено редакцией «Пушкинского сборника» не в подлиннике, а в старой, четко переписанной копии; тем не менее, сомневаться в его достоверности и подлинности нет никаких оснований. Кто несколько знаком с перепиской Пушкина, легко узнает здесь характерные черты его деловой корреспонденции.
Письма Пушкина, без сомнения, одно из удивительнейших проявлений его гения. Чуждые всякой искусственности, всякого сочинения, они поражают разнообразтем своих особенностей: те из них, которые писаны к жене или друзьям, отличаются горячностью чувствства, задушевностью, порывистою откровенностью и нередко блеском остроумия; другие же письма, обращенные к лицам официальным или по крайней мере мало знакомым поэту, по преимуществу носят на себе печать ясности и благородной простоты выражения; Пушкин умеет в них быть приветлив и приятен, отменно учтив и даже, когда нужно, почтителен, но решительно никогда не впадает в приторную любезность и всегда умеет избежать сухости, если только не ставит себе целью быть сухим. Эти-то письма второго типа мы и называем деловыми и к числу их причисляем то, которое здесь напечатано.
Оно поражает прежде всего тем, что лишено обычной в начале приветственной формулы. Дело объяснится, если мы скажем, что оно обращено к лицу, к которому Пушкин применял латинское выражение: «modo vir, modo foemina», и которое известно в литературе под именем «кавалерист-девицы»; такая особа действительно находилась в военной службе, и с 1808 по 1815 год. — сперва гусарским юнкером, а потом корнетом, — совершила все славные компании того времени.
Еще в августе 1835 года Пушкин получил письмо, в котором некто Александров предлагал ему купить его, Александрова, записки. «Прекрасное перо ваше» — было сказано в этом письме – «может сделать из них что-нибудь весьма занимательное для ваших соотечественников, тем более, что происшествие, давшее повод писать их, было некогда предметом любопытства и удивления». Нет сомнения, Пушкин легко понял смысл этого намека и немедленно догадался, что под именем Александрова следует разуметь Надежду Андреевну Дурову, с чудаком — братом которой ему случилось познакомиться в 1829 году на пути с Кавказа. как бы то ни было, с 1835 года между кавалеристом – девицей и поэтом завязалась переписка, предметом которой были записки первой. Рукопись их была доставлена Пушкину; он их читал и давал на просмотр П.А. Плетневу; оба они признали их достойными печати, о чем и было сообщено Н.А.Дуровой. Но приготовления к изданию, переписка рукописи, сношения с цензурой и проч. казались ей слишком медленными, так что в письме от 24 июня 1836 года она выразила Пушкину свое нетерпение:
«своеручные записки мои прошу вас возвратить мне теперь же, если можно: у меня перепишут их в четыре дня, и переписанные отдам вам в вашу полную волю в рассуждении перемен, которые прошу вас делать не спрашивая моего согласия, потому что я только это и имел в виду, чтобы отдать их на суд и под покровительство таланту, которому не знаю равного; а без этого неодолимого желания привлечь на свои записки сияние вашего имени, я давно бы нашел людей, которые купили бы их или напечатали в мою пользу.
«Вы очень обязательно пишете, что ожидаете моих приказаний. Вот моя покорнейшая просьба, первая, последняя и единственная: действуйте без отлагательства. Что удерживает вас показать мои Записки Государю, как они есть? Он ваш цензор. Вы скажете, что его дома нет, он на маневрах. Поезжайте туда: там он верно в хорошем расположении духа, и Записки мои его не рассердят.
«Действуйте или дайте мне волю действовать; я не имею времени ждать. Полумеры никуда не годятся. Нерешительность хуже полумер; медленность хуже того и другого вместе. Это – червь, подтачивающий корни прекраснейших растений и отнимающий у них возможность принесть плод. У вас есть враги; для чего же вы даете им время помешать вашему делу и вместе с тем лишить меня ожидаемых выгод?
«Думал ли я когда-нибудь, что буду говорить такую проповедь величайшему гению нашего времени, привыкшему принимать одну только дань похвалы и удивления? Видно, время чудес опять настало, Александр Сергеевич! Но как я уже начал писать в этом тоне, так и хочу кончить. Вы и друг ваш Плетнев сказали мне, что книгопродавцы задерживают вырученные деньги. Этого я более всего на свете не люблю; это будет меня сердить и портить мою кровь. Чтобы избежать такого несчастия, я решительно отказываюсь от них. Нельзя ли печатать и продавать в императорской типографии? Там, я думаю, не задержат моих денег.
« Мне так наскучила бездейственная жизнь и бесполезное ожидание, что я только до 1 июля обещаю вам терпение; но с 1-го, пришлете или не пришлете мне мои Записки, действую сам.
«Александр Сергеевич! Если в этом письме найдутся выражения, которые вам не понравятся, вспомните, что я родился, вырос и возмужал в лагере. Другого извинения не имею. Простите. Жду ответа и рукописи[2]».
На эти-то горячие строки Пушкину и пришлось отвечать тетм письмом, которое напечатано выше. Ему не трудно было охладить пыл своей корреспондентки, обнаружившей своим посланием большую, впрочем вполне извинительную неопытность в издательском деле; но в то же время ему, по-видимому, не хотелось тратить много сил и времени на больбу с упрямством и нетерпеливостью девицы-кавалериста. Между тем Н.А. Дурова приехала в Петербург, и ее пререкания с Пушкиным разрешились некоторым компромиссом: во второй книжке Современника, вышедшей в июле 1836 года поэт поместил отрывок из Записок Дуровой со своим предисловием, а вслед затем, осенью того же года, эти Записки в полном виде появились отдельным изданием, в двух частях, под заглавием: «Кавалерист-девица. Происшествие в России». Изданием этим заведовал двоюродный брат Надежды Андреевны Иван Григорьевич Бутовский, напечатавший в двадцатых и тридцатых годах несколько переводов с французского. Есть впрочем основание думать, что и это издание было сделано не без участия Пушкина: по крайней мере, кроме впервые печатаемого здесь письма его к Н.А. Дуровой, существует еще одно письмо его[3], в котором он советует ей дать своему сочинению самое простое заглавие: «Записки Н.А. Дуровой» (что однако исполнено не было) и заключает свою речь напоминанием ее же присловья: «Будьте смелы – вступайте на поприще литературное столь же отважно, как и на то, которое вас прославило. «Полумеры никуда не годятся».
[1] Примечание источника: «Письмо это доставлено через посредство П.А.Сергеенка, которому редакция Сборника приносит искреннюю благодарность».
[2] Русский Архив 1880, кн. II, стр. 516 и 517
[3] Сочинения Пушкина. Издание литературного фонда. т.VII, стр. 408