Из книги:
"Белов В.Н. Елабужский край на страницах печатных изданий Российской Империи.
Библиографическое исследование. /- М: Издат. «Перо», 2014. – 428 с."
Новое слово. Журнал научно-литературный и политический. № 4. Январь 1896. СПб., 1896 стр.185-186
Елабужские нравы второй половины XIX века характеризует приведенный отрывок из материала (без указания авторства), помещенный в данном номере этого повременного издания:
Фрагмент (стр.185-186):
«Приведем еще следующий факт. В той же Вятской губ., крестьянин дер. Яковлева, Елабуж. у.. Чернышев отправился по какому-то делу в дер. Новую Мурзинку (имеется ввиду Мурзиха – В.Б), выпил там и домой не возвратился. Стали искать его на другой день, но не нашли и решили, что, по всей вероятности, он где-нибудь замерз, так как в это время был «жестокий буран». Елабужский же исправник, на основании дошедшей до него «народной молвы», решил, что тут должно быть убийство и начал дознание. При обыске в доме мельника Денисова, к которому ходил Чернышов за получением 1 рубля, были усмотрены на полу в сенях «подозрительные пятна», как будто кровяные. Привлекли поэтому Денисова, а так как у Денисова был еще хороший знакомый Борисов, с которым пировал покойный, то привлекли и Борисова. затем был привлечен еще крестьянин Фуженков, к которому заходил Чернышов. Словом, все убийцы были налицо, недостовало только собственного сознания.
И «полицейское дознание» его добыло. И Денисов, и Борисов, и Фуженков, находясь в елабужской полиции и в исключительном распоряжении елабужских полицейских, в конце концов уступили-таки искусству производивших дознание и «чистосердечно признались в убийстве Чернышова». признались и подробно поведали, как убили, как убитого увозили и как его в полынью Камы бросили. Сознание было до того «чистосердечно», что Борисов, например, не отказался от него даже тогда, когда допрашивающий его урядник выразил сомнение в том, что Борисов мог спустить труп в полынью, не рискуя утонуть сам. Борисов не преминул рассеять это сомнение. рассказав, что он не доехав до полыньи сажен десять, остановил лошадь, взял труп в охапку и сажен восемь пронес его к полынье, а потом уже жердью сдвинул труп в полынью. дело было ясно. Убийц посадили в тюрьму, началось следствие, с обычными увертками преступников от первоначальных чистосердечных признаний, затем предание сарапульскому окружному суду и самый суд… Но тут произошло нечто, уже от провидения, вмешавшегося в дело:
«На 97 день после убийства Чернышова родной брат его Ананий Чернышов нашел труп его (вместо полыньи р.Камы) в поле, в 2 верстах от дер. Мурзихи, в 60 саж. от дороги. Труп лежал в снегу, вниз лицом, со скрещенными руками. По наружному медицинскому осмотру, никаких наружных признаков насильственной смерти не оказалось; по вскрытии же трупа Чернышова уездный врач пришел к заключению, с которым согласились на суде и врачи-эксперты, что Чернышов умер от асфиксии (высочайшая степень обморока). Далее: медицинское исследование нескольких лоскутков платья. найденного у подсудимых, лоскутков с кровяными пятнами, дало в результате решительное свидетельство, что эти пятна ничего общего с кровяными не имеют»…
Как же, однако, все это произошло: вопреки чистосердечному сознанию, труп, вместо Камы, оказался в поле, и Чернышов оказался вовсе не убитым, а просто замерзшим, как сначала и предполагали крестьяне?
— «Меня так жестоко били в полиции, что не только в одном, но даже в десяти убийствах я бы сознался», — объяснил суду Денисов, — «Когда меня свели с Борисовым, — объяснил, в свою очередь, Фуженков, — то я даже и говорить не мог, потому что у меня был полон рот крови…. Меня несколько раз доводили побоями до бессознательного состояния. Я все, что угодно, готов был подтвердить». То же самое объяснил и третий «убийца». («Бирж. Вед.». № 355 1895 г.).
Словом, исправнику, становому, уряднику и двум служителям оставалось только развести руками и сознаться в недоразумении.»