Значение и роль сельского православного духовенства в жизни крестьян Зай-Шешминского междуречья во второй половине XIX – начале ХХ века

Из книги «Очерки из истории Зай-Шешминского междуречья. От Заинска до Акташа – Кара-Елга и ея соседи.»

%d0%b1%d0%b5%d0%b7-%d0%b8%d0%bc%d0%b5%d0%bd%d0%b8-1

Значение и роль сельского православного духовенства в жизни крестьян Зай-Шешминского междуречья  во второй половине XIX – начале ХХ века. – Строительство караелгинской церкви. – Жалование сельского причта второй половины XIX  в. — Территориальное деление по духовному ведомству. – Нагрузка настоятеля сельской церкви. — Роль и функции, возлагавшиеся на сельского пастыря светскими властями. – Участие священничества в сборе средств на нужды военных компаний. – «Доходы» и повинности сельской церкви. — Священно-церковно-служители Вознесенской церкви села «Караилги»

На всем протяжении нашего повествования я старался, по возможности, придерживаться хронологического характера изложения. Однако специфика как предыдущей, так и настоящей главы, объединенных единой тематической составляющей и охватывающих значительный временной отрезок, определила и их некоторое отличие от основного содержания книги.

В предшествующей главе я рассказал об исторических данных, извлеченных в результате работы с архивными документами, из Метрических книг интересующего нас региона. Однако в ходе рассказа я умышленно упустил один аспект, которому я уделил особое внимание в своей, ранее упоминавшейся книге[1].  Вопрос о роли и значимости православного духовенства в жизни наших предков —  крестьян, настолько, на мой взгляд, важен, что не может быть рассмотрен в контексте рассказа о чем бы то ни было другом. Именно ему и посвящена настоящая глава.

Значительная часть данной главы изложена на основании материала вышеупомянутой книги, выпущенной, как я говорил, небольшим тиражом, а потому вряд ли доступной заинтересованным читателям. Материал при этом значительно  исправлен, и дополнен новыми сведениями, полученными в ходе архивной работы.

Как и во всем нашем предшествующем повествовании акцент в настоящей главе сделан на причт и церковь, располагавшуюся в селе Кара-Елге, так как собирание и изложение подробных сведений по ВСЕМ селениям интересующего нас региона сделало бы книгу громоздкой по содержанию и неудобочитаемой. Кара-Елга же в силу своего географического положения (примерно в центре региона), размера (одно из крупнейших селений района) и других факторов, выступает, как бы прообразом, усредненным селением, на примере которого показываются особенности и специфика жизни сельских пастырей, духовных отцов наших благочестивых и Боголюбовых предков – крестьян селений бассейнов рек Зай и Шешма.

Говорить об истории отдельно взятой сельской приходской церкви дело, возможно и благодарное, но весьма не простое. Данных по отдельным церквям до середины XIX века практически не было. как мы вкратце  упоминали в одной из предшествующих глав – одним из источников сведений о наличии или отсутствии  в селении церкви могла быть карта, но и то источник это был весьма ненадежен. Об этом говорит  и неоднократно нами упоминавшийся историк – краевед XIX века  Руф Гаврилович Игнатьев в статье «Монастыри Уфимской Епархии», напечатанной в части 2 (Исторической) «Памятной книжки Уфимской губернии» в 1873 году:

 «Сказав о монастырях в настоящее время существующих в Губернии, обращаемся к приходским уездным церквам, заимствуя сообщаемые сведения из клировых ведомостей[2] благочиний за 1869 год, находящихся в Духовной Консистории. При этом должно оговориться, что о времени построения церквей, судя по клировым ведомостям, нельзя найти бесспорные факты, потому что редко где встречается известие о прежде бывших церквах; если церковь сгорела или разрушена и на место ея выстроена новая, то в клировые ведомости уже вносят о новой церкви, не упоминая о прежней. Чтобы иметь точные сведения о церквах, необходимо разве разобрать все церковные архивы и архив Духовной Консистории, где дела с  1800 года, как учредилась в Уфе епархия. Но Уфимская губерния по делам духовным переходила то к Казанской епархии, то Вятской, следственно о здешней церковной старине нужно искать в Казани и Вятке, а между тем Казань неоднократно выгорала, и едва ли сохранились там в целости старинные архивы. В настоящем сведении о церквах, полагаем, современно важен теперь поднятый и правительством и литературой вопрос – о средствах содержания церковных причтов[3]. Эти средства покуда кроме доходов с треб[4] и служения молебнов и т.п. состоят из весьма недостаточного жалования от казны, редко от помещиков. Те большею частью после 1861 года отказались, даже заводчики, от платы жалования причту, которое прежде до разрешения крепостного вопроса платили. Кроме жалования духовенство собирает по заведенному из-стари обычаю хлебную ругу с каждого семейства, что называется «ругой с венца» т.е. с мужа и жены. Для причта в большей части приходов есть дома, построенные на общественной или владельческой земле от сельских обществ и помещиков. От тех и других отводятся в пользование духовенства пашенные земля и луга. Но есть церкви, которые ничего этого не имеют или имеют только дом для причта, а причт существует на одни доходы за требы и молебны. Значительные доходы за молебны, составляющие почтенную цифру, пали только на долю церквей села Березовки и Табынского и отчасти села Богородского, — только духовенство этих 3-х церквей может считаться вполне обеспеченным.

В настоящее время уездные церкви разделяются на 11 благочиний[5]; но теперь Святейший Синод нашел необходимым открыть еще 3 новые благочиния, о чем уже предложено Преосвященному сделать распоряжение. В 1871 году расписание церквей должно измениться. Теперь мы видим, что церкви в заведении иного благочинного состоят часто в 2 уездах. Кроме того обширность пространства благочиний лишает возможности надзора, так например в ведении 2 благочинного Мензелинского уезда (В состав которого как раз и входили храмы Акташской и соседних волостей интересующего нас региона В.Б.) священника села Акташ пространство на 300 верст. Благочиние Белебеевского уезда простирается на Восток – 80 верст, на запад – 40 верст, на Север – 150 верст и на Юг – 60 верст. По новому распределению здесь должны быть 2 благочиния.

Приходы, т.е. приходские деревни часто бывают отдалены от церкви на 10, 15 и даже 20 верст, редко бывают деревни 3 или 4 версты, в особенности разбросаны приходы единоверческих церквей, где прихожане, живя посреди раскольников, потом часто и сами совращаются в раскол. Все это конечно произошло от исторических причин: церквей было мало, а православное население не вдруг, а постепенно, стало возникать среди нехристианских инородческих племен. Теперь и число православных жителей и число церквей год от году увеличивается».

Таким образом, сообщаемые в настоящей главе сведения были собраны из доступных источников, до архивов же Духовной Консистории добраться нам пока, к сожалению, не удалось, в частности и по причинам, изложенным автором вышеприведенной статьи.

Известные же сведения о Вознесенской церкви Кара-Елги заключаются в следующем:

До построения каменной церкви в селе стояла церковь деревянная. Где именно она стояла точных сведений нет, и лишь совокупность некоторых отрывочных данных позволяет предположить, что  стояла она не на том самом месте, где была построена каменная. Было ей, думается, не менее 70-ти лет.

О времени постройки каменной церкви различные источники сообщают, что строительство продолжалось в период с 1860 по 1867 год, в котором она и была освящена.   Церковь, по имеющимся данным, большей частью на средства прихожан – жителей Кара-Елги и соседних селений, а так же  на средства местного землевладельца генерал-майора артиллерии Греви, имение которого «Отрадное», находилось в нескольких верстах от Кара-Елги, близ деревни Шумыш.

Как и большинство приходских церквей, Вознесенская церковь строилась «всем миром». Прихожане – жители Кара—Елги  и окрестных деревень, относящихся к приходу, — Шумыша, Савалеево, Утяшкина, не ограничиваясь пожертвованиями, сами активно участвовали в строительстве. Имеются данные о том, что многие жители Кара-Елги славились как каменщики далеко за пределами села. Народная память жителей сохранила свидетельства того, что даже дети принимали посильное участие в строительстве новой церкви. Так по рассказам старожилов, мой прадед, — Роман Евлампиевич Чугунов вместе с двоюродным братом Данилой ежедневно объезжал на лошади все село, собирая куриные яйца для замеса раствора на строительство храма. Найденные мной исторические материалы в источниках 1870-1890-х годов о строительстве других приходских церквей в Мензелинском уезде свидетельствуют о том, что имевшаяся в те годы практика предполагала, что «наряд на строительство» жители получали не только на добровольной, но и на добровольно-принудительной основе. Конечно, следили за этим и обязывали исполнять этот «наряд» не представители духовенства, а сами крестьяне – представители сельской общины, в частности церковные старосты, которые избирались «миром» на сходе каждые три года и утверждались в должности епархиальным архиереем.

По окончании строительства в 1867 году новая церковь была освящена Епископом Уфимским и Мензелинским Филаретом[6]. Несмотря на то, что мне не удалось разыскать конкретных свидетельств об освящении именно Вознесенской церкви, но обнаруженные материалы близкого к тому времени (освящение новостроенных церквей в 1870-1880-х годах) однозначно свидетельствуют о том, что, без сомнения, это было знаковым Событием с большой буквы, как для прихожан, так и для духовенства. Как правило, собирались все прихожане села и окрестных деревень (а применительно к приходу тех лет это было ни много ни мало – более 2000 человек), обязательно присутствовало Уездное духовное руководство и руководство благочинного округа, к которому относился приход, представители светского волостного и уездного начальства. Практически никогда подобные события не обходились без награждения настоятеля новопостроенной церкви, и для молодого священника Арсений Васильевича Желвицкого, которому на тот момент шел 27 год это событие наверняка было одним из самых знаменательных.

В вышеупомянутом списке, помещенном в Приложении о Вознесенской церкви имеется следующая информация:

«п.79. Вознесения Господня, в с. Караилга, каменная. Освящена в 1867 году. Причта: священник и 2 причетника, без жаловании от казны. Есть дома для причта. Прихожан, в с. Караилга, деревнях Савалеевой, Шумыш и Утямкиной – государственных крестьян 341 двор., — 1045 муж. И 1180 женщ. Училище с 1861 года. В 1869 году было 7 мальч. Церковь от г.Уфы — 300 верст, благочинного (в селе Акташ – В.Б.) – 10 верст

Итак, мы видим, что через пять лет после освящения приход Вознесенской церкви составляет 2225 прихожан, проживающих в основном в четырех населенных пунктах: селе Караилга, деревнях Савалеево, Шумыш и Утямкиной (современное название – Утяшкино).

На размышления наводит информация о том, что причт Вознесенской церкви: священник и 2 причетника – псаломщик и дьякон, содержится без  жалования от казны. Напомним, что в статье Р.Игнатьева, цитата из которой приведена в начале главы, говорилось о том, что причты сельских приходских церквей содержались зачастую лишь на средства от доходов с треб и служения молебнов (ну и «руги с венца» — см. выше), а также более чем скромного жалования от казны. В данном же случае мы видим, что жалования от казны причту Вознесенской церкви вовсе не установлено. При этом в соседних приходских церквях жалование причту установлено в размере 168 рублей в год (в некоторых и того меньше – 122 рубля). Например, причту церкви Казанской Богородицы в селе Поручиково, с количеством прихожан 1445 человек. В другом соседнем селе — причту церкви святого Николая Чудотворца в селе Онбии с числом прихожан (в с.Онбия и деревне Чебуклы) 1054 человека, то есть  вдвое меньше чем в Кара-Елге вновь устанавливается содержание «без жалования от казны». То есть ни прямая, ни обратная пропорция не позволяет с уверенностью предположить, — по какому же принципу епархиальное начальство устанавливало, кому и в каком размере платить жалование от казны.

Думаю, будет небезынтересно узнать, сколько же указанное «жалование» составляло в так сказать «продукто – вещевом» выражении. Для начала давайте посчитаем какая доля приходилась на каждого члена причта. Чуть забегая вперед, можно сказать, что спустя 30 лет, в 1903 году жалование платилось уже всем причтам в размере 300 рублей в год – священники и 100 рублей – причетнику (Иногда – 380 и 120 рублей соответственно). По аналогии сумма в 168 рублей в год, скорее всего и распределялась таким же образом: 126 рублей священнику и 42 рубля в год причетнику (несмотря на то, что в Кара-Елге был установлен штат в 2 причетника, как правило, обязанности, возможно в целях экономии, исполнял один – либо псаломщик, либо дьякон). Соответственно, следуя привычной нам помесячной оплате труда, ежемесячная оплата священника составляла 10 рублей 50 копеек, а причетника – 3 рубля 50 копеек (напомним, —  там, где таковое жалование вообще имело место быть!). Ну и для сравнения приведем цены на основные продукты питания и вещи, действовавшие в рассматриваемые (начало 1870-х) годы.

Пуд (16 кг) пшеничной муки – 86 коп.

Пуд крупы перловой – 3 руб. 50 коп.

Огурцы свежие сотня – 4 рубля.

Огурцы соленые ведро – 40 коп.

Капуста свежая 100 вилков – 2 руб. 75 коп.

Лук репчатый 100 головок – 22 коп.

Курица живая – 37 коп.

Курица колотая – 33 коп.

Сено, пуд – 11 коп.

Соломы воз – 55 коп.

Картофель пуд – 30 коп.

Индейка – 1 руб. 14 коп.

Яйца за 100 – 1 руб. 38 коп.

Молоко ведро – 1 руб. 35 коп.

Масло коровье пуд – 4 руб. 53 коп.

Рыба свежая стерлядь пуд – 11 руб. 50 коп.

Рыба свежая судак пуд – 5 руб. 25 коп.

Рыба свежая налим пуд – 3 руб. 40  коп.

Соль молотая – 1 руб.

Свечи стеариновые пуд – 11 руб. 20 коп.

Воск желтый фунт – 72 коп.

Светильная лампа – 20 коп.

Веники (пара) – 2,5 коп.

Шерсть русская пуд – 11 руб. 40 коп.

Холст рубашечный аршин – 12 коп.

Чернила канцелярские штоф – 50 коп.

Исходя из представленной информации (по состоянию на 1874 год) каждый желающий может с калькулятором в руках посчитать, сколько и чего мог приобрести священник и причетник, которым посчастливилось получать «жалование от казны». Напомним: у Арсения Васильевича Желвицкого и причетников Вознесенской церкви, служивших в это время, – не было и этого.

Как зачастую доставались средства на жизнь священникам  «без жалования от казны», замечательно иллюстрирует рассказ сельского священника одной из приволжских губерний (предположительно – Самарской или Уфимской), напечатанный в одном из выпусков издания «Русская старина» в конце 1870-х годов (действие происходит в начале 1860-х годов):

«После чаю я пошел по селу славить. Идти в одном теплом кафтане было холодно, а шуба моя, хоть и теплая, но страшно тяжелая. Я пошел в шубе. Пришлось, из двора во двор, лазать по сугробам. Местами по колено. Я измаялся, шубу измочил. Но к вечеру все-таки прошел все село. Ходить было трудно невыносимо; но не в пример тяжелее того была нравственная пытка, которую терпишь при этом. Приходишь в дом. Помолишься, пропоешь, дашь приложиться к кресту и стоишь. Мужик-хозяин не торопясь полезет в карман. Не торопясь вынет оттуда кожаный мешочек, бессмысленно посмотрит на него, не торопясь начнет рассматривать и развязывать кожаный ремешок, засунет в мешок руку, начнет перебирать там деньги и, наконец, не торопясь вынет и подаст грош. Что чувствуется в то время, когда мужик возится со своим мешком, а ты стоишь. Смотришь и ждешь, — так это не передаваемо. Чтобы понять это, нужно иметь порядочное образование и то безвыходное и безнадежное состояние, в которое поставлены мы. Но до такого состояния – не дай Бог никому!… В этот день я набрал около полутора рубля медью (43 копейки). Домой пришел я поздно вечером. Совершенно обессилевший, голодный, изломанный, мокрый и почти без памяти… Отдохнувши немного я решился не ходить по деревням. А их у меня было девять (!). Думаю: моя шуба стоит дороже того. что я могу собрать – не пойду! Но потом: да чем же мы с женой будем существовать? Ведь у нас нет ни угла, ни хлеба. Ни соли, ни чашки, ни горшка – ровно ничего. А ведь все это надобно покупать. А на какие средства покупать? Люди мы брошенные совершенно на произвол судьбы… Надобно идти! Но, может быть, без всего этого можно будет пока обойтись? Чаю и хлеба на неделю хватит, а там. Может быть случиться какой нибудь доход – побольше крестин, похороны…. Ну, а если не будет ничего, тогда что? Может случиться и это. Надобно идти.»

Думаю, что для общего понимания необходимо несколько слов сказать и об территориально-административном делении по религиозно-духовному ведомству, которое имело место в рассматриваемый временной период (с конца 1860-х годов и до 1917 года).

Так, Уфимская и Мензелинская Епархия включала в себя пять уездных Благочиннических округов – Уфимский, Бирский, Белебеевский, Златоустовский и Мензелинский, каждый из которых, в свою очередь, делился на ряд благочиннических округов. Все округа были абсолютно разными как по обсуживаемой территории, так и по количеству приходов. Так, например, 1-й благочиннический округ Златоустовского уезда включал в себя лишь 4 прихода. Самым большим и территориально (вновь можно сослаться на статью Р.Игнатьева, который пишет, что в ведении священника села Акташ  – 300 верст) и по количеству приходов был как раз 2-й благочиннический округ Мензелинского уезда, к ведению которого относился приход Вознесенской церкви села Кара-Елги и всех соседних церквей.

По состоянию на 1876 год, Благочинным Мензелинского уезда являлся протоирей Мензелинского Николаевского собора Павел Петрович Желателев. Его помощником и благочинным первого округа был священник села Мысовых Челнов Алексей Петрович Алфеев.

Второй благочиннический округ Мензелинского уезда на указанный год включал  в себя  Благочинного, которым являлся священник села Акташ, Исаак Семенович Миролюбов. В ведении благочинного находились приходы, расположенные в селах: Акташ, Новотроицкое, Новоникольское, Александровка, Ляки (Петропавловское), Налим, Слобода Александровская, Заинск, Алексеевка, Токмак, Лебяжье, Сухарево, Уратьма, Поручиково, Кара-Илга, Омбия (ныне – Онбия), Малыклы, Багряш, Старя Елань, Буты. Таким образом, в округ входило 20 приходов!

Следует отметить, что административным центром благочиннического округа являлся тот населенный пункт, священник церкви которого назначался на должность благочинного. Соответственно территориально он довольно часто менялся. Например, как было сказано выше, в 1876 году Благочинным являлся священник церкви села Акташ (расположенного в 10 верстах от Кара-Елги), в 1878 году – Благочинным второго округа назначается священник села Новоспасского Дмитрий Семенович Суздальский, позднее, в разные периоды времени, Благочинными являлись священники сел Буты, Старая Елань, пригорода Заинска и т.д. Ведением дел благочинного округа занимался благочинный совет, в который входили, кроме благочинного, его помощник, член благочинного совета (один из священников церквей, входящих в округ) и духовно-судебный следователь.

Так, в 1882 году в состав благочинного совета 2-го благочинного округа Мензелинского уезда входили:

— Благочинный, священник села Буты Владимир Евфимиевич Фелицин.

— Помощник благочинного Протоирей села Акташа, Исаак Семенович Миролюбов.

— Член благочиннического совета Протоирей села Ново-Спасского Дмитрий Семенович Суздальский.

— Духовно-судебный следователь Священник села Малыклов Николай Семенович Надеждин.

Вознесенская, как и любая иная сельская приходская церковь, являлась для села не просто православным храмом, а, фактически, центром и духовной, и светской, и культурной, и просветительской жизни села и его жителей. Никогда не оставалась она в стороне и от значительнейших событий, происходивших в стране. В период русско-турецкой войны 1877-1878 годов Уфимский комитет для попечения о вдовах и сиротах, убитых на войне, учрежденный 28 сентября 1877 года, выпустил приглашение к пожертвованиям, написанное его председателем – Екатериной Петровной Бестужевой. Это приглашение, отличающееся искренней теплотой и сердечностью, свойственной истинно русской женщине, горячо любящей свое отечество, согласно предписанию Уфимского Епископа было распространено по всем приходам Епархии, и висело, надо полагать на дверях всех храмов Акташской и соседних волостей. В нем в частности, говорилось:

«Всем известно, что в настоящее время наши братья – воины, исполняя свой гражданский долг, сражаются за отечество и падают тысячами.

Вообразим себя в положении воина, пораженного на смерть. Вот он еще имеет несколько томительных мгновений сознания, перед его окончательною потерею… «Кончено!….. расчет с жизнью окончен… Боже!…. там, на далекой родине, дорогое существо – жена, ранняя вдова, горемычные сироты – дети… Тебе, Отец Небесный, Их поручаю…. Покидаю их Царю – Отцу – Отечества и Матери – России, за которых я умираю!…..»

Заметьте, это к нам обращены такие предсмертные заветы; к нам обращены теперь тысячи таких, никем. кроме Бога, неслышимых, но несомненных, предсмертных завещаний наших братьев – воинов, умирающих на поле брани.

Кровь, проливаемая ими, вопиет на небо о милосердии. А к нам – о сердоболии к их вдовам и сиротам.

Заметьте: Россия – это мы с Вами – живые люди, а не географическое название! Это за нас теперь, за Россию, проливается кровь этих доблестных людей.

Жертвуя своей жизнью, полагая душу свою за нас – выше этой жертвы – по слову Христа – они принести не могли, как и никто не может.

В замен этого, —  в ничтожной замене, нам, нашей признательности, нашей любви, нашему родственному попечению завещаны ими эти преждевременные, горемычные вдовы их и сироты! Мы уже не воротим им их героев – мучеников, мужей и отцов; не воротим их кровных ласк, любви, нежной попечительности, которых ни на какие деньги не купить, никаким способом искусственным не создать!…. Воротим же этим несчастным, что можем, что мы в силах дать: заботу об их благосостоянии, о пропитании. О пристанище и воспитании детей – сирот, об устройстве их судьбы.

Мы можем, мы обязаны это сделать!….

Обязаны не из одного только чувства долга и признательности, но и из чуства родственной любви.

Все эти вдовы, эти сироты – наши! Нам не чуждые! Наши родные! Свои!…. Мы для них отечество! Мы для них – Мать – Россия, за которую мужья и отцы их отдали свою жизнь.

Мы обязаны им отеческим попечением, материнскою ласкою.

Горе – разделенное – половина горя, или даже того меньше.

Обращаемся ко всем жителям здешнего края, ко всем народностям и вероисповеданиям, ко всем сословиям, званиям и состояниям.

Помогите нам все, добрые люди!

Обращаемся к дворянству, которое всегда, во всяком патриотическом деле, идет впереди, предводительствуя народом.

Купечество, всегда готовое на обильные жертвы отечеству, вероятно не откажется помочь нам.

Обращаемся к сельскому населению, которое сильно не богатством своим, но численностью: пусть они помнят русскую поговорку: «С миру по нитке – голому рубашка».

Обращаемся к православному духовенству, прося его помочь нам делом и, особенно, словом своим духовным, которое до сих пор всегда находило доступ к сердцу нашего христолюбивого народа; тем более, что попечение о вдовах и сиротах всегда было особенным призванием христианских пастырей.

Обращаемся к мусульманскому духовенству, прося его объявить нашим мусульманским соотечественникам, что наш комитет обязан пещись о вдовах и сиротах. Павших на поле брани воинов, мусульманских столько – же, сколько и христианских.

Всех граждан Уфимского края приглашаем записываться в члены нашего комитета, извещая, что на звание члена дает право внести и эту сумму – пусть жертвует на общее благое, святое дело – кто чем может – «всякое деяние благо!».

Пастырь, батюшка, отец, священник, настоятель, иерей – вот лишь некоторые из благозвучных наименований, которыми именовались как в быту, так и в духовной и светской литературе XIX века настоятели приходских церквей. Однако, достаточно широко распространено было и другое наименование: «Поп»,  ставшее после Октябрьского переворота именем нарицательным. По сути своей, оно не представляло собой ничего отрицательного и означало «Пастырь Овец Православных».

Несмотря на все потрясающие трудности повседневной жизни,  в условиях которых приходилось нести свой крест сельскому православному духовенству, имеющиеся сведения говорят о том, что в подавляющей своей массе духовенство с этим справлялось.

Мне приходилось встречать разочарование у некоторых людей, интересующихся своей генеалогией, которые не обнаруживали своих корней в дворянских родах, а предков находили лишь в крестьянском сословии. Хочу предложить таковым ознакомиться с любопытной статистикой, опубликованной в «Юридическом вестнике» в 1881 году: «по уголовно-статистическим сведениям, изданным министерством юстиции за 1873-77 года, получается 36 осужденных на 100 000 крестьян. Между тем, другие сословия дают гораздо большие цифры: так дворяне осуждаются в числе 910 на 100 000 дворян; почетные граждане и купцы дают 58 осужденных на 100 000; мещане – 110; отставные нижние чины и их семейства так же 110, духовенство осуждается лишь в размере 1,71 (т.е.  менее 2-х человек) на 100 000 духовных лиц, и относится к крестьянам в этом  отношении приблизительно как крестьяне к дворянам».

Учитывая количественное соотношение крестьян к иным сословиям, проживавшим в Российской Империи, нетрудно предположить, чья же заслуга в том, что крестьяне совершали преступления в десятки раз реже, чем те же дворяне. Вряд ли полицейских урядников, которые в лучшем случае находились в волостных правлениях, а то и исключительно в уездных городах в количестве одного человека на многие тысячи крестьян. В Кара-Елге и других селениях должность полицейского стражника, как мы писали в предыдущей главе, была ведена лишь в 1904 году.

Конечно, основная задача, которая стояла перед сельским духовенством в целом и настоятелем сельской приходской церкви в частности, — это духовно-нравственное воспитание прихожан, паствы, подавляющее количество которых составляло крестьянское население. Служение в церкви, исполнение треб, проповедование слова Божия, православных заповедей, личный пример смирения перед житейскими невзгодами и трудностями крестьянской жизни – вот те «инструменты», имевшиеся в руках у сельского пастыря. И при их лишь наличии, большинству священнослужителей удавалось выполнять эту миссию.

Кара-Елга – большое и богатое село. Многие прихожане – зажиточные крестьяне, намного состоятельнее своего «батюшки». При этом религиозно-нравственная атмосфера, которая могла поддерживаться исключительно настоятелями Вознесенской церкви, культивировалась и сохранялась в жителях села на протяжении многих и многих десятилетий. И даже лихолетия всех страшных событий XX века не смогли истребить в потомках караелжцев те морально-нравственные основы, которые были заложены  в наших предках. Об этом свидетельствует и вышеприведенная статистика об осужденных крестьянах. Но если это общая тенденция, то  есть и частные свидетельства о высоконравственной и духовной атмосфере, царившей в Кара-Елге до Октябрьского переворота.

Об этом, в частности, говорят свидетельства о том, что жители села периодически совершали пешие паломничества в Святые Земли. Это и свидетельства о нетерпимости многих караелжцев  к употреблению алкоголя, что, в общем-то, в те годы в крестьянской среде являлось нонсенсом, — чего греха таить, случалось, что и сельское духовенство «злоупотребляло», чему есть непреложные свидетельства но, безусловно, не в Кара-Елге.

Для того, чтобы представить себе нагрузку священника, связанную только с исполнением треб по крещениям, бракосочетаниям и отпеваниям прихожан предлагаю ознакомиться с некоторыми статистическими данными, выявленными на основе анализа записей метрических книг по Вознесенской церкви села Караилги за вполне среднестатистический, с этой точки зрения, 1913 год[7].

Итак, в указанном году состоялось 157 крещений младенцев (80 мужского пола и 77 женского), из которых 78 младенцев родились в Караилге, остальные по другим деревням прихода.

Венчаний (бракосочетаний) за год состоялось 34, из них 22 брака – жителей села Караилги.

Как всегда ужасающая статистика по смертности, в основном – детской.

Общая статистика выглядит следующим образом:

Всего по приходу было зарегистрировано 113 умерших лиц мужского пола и 124 лица женского пола. Таким образом, было совершено 237 отпеваний. При этом напомним, что заменить священника можно было лишь в исключительных случаях при крещении, отпевать же умерших мог только настоятель и никто иной. Если учесть при этом, что из указанного общего числа умерших по Караилге было 86 душ, остальные же – в иных деревнях прихода, то можно представить насколько часто в любое время года, в любую погоду, священнику приходилась разъезжать по окрестным деревням только для совершения отпеваний. В период эпидемий часто умирало от 2 до 5 человек за один день!  Таким образом, как видим за год  священнику необходимо было совершить 428 обязательных требоисправлений, значительное количество из которых – за пределами места своего жительства и служения!

Неправда ли впечатляет документальное и статистическое подтверждение того, что о.Василию Петрову, бывшего в рассматриваемом году настоятелем храма, не приходилось долго оставаться без дела?

Однако, давайте посмотрим, ограничивались ли юридические и фактические обязанности настоятеля сельской приходской церкви только лишь духовно-нравственным и религиозным наставничеством прихожан?

Отнюдь! И священники, служившие в приходах 2-го благочиннического округа, конечно не были исключением. Было бы лукавством и исторической неправдой идеализировать жизнь селений интересующего региона и их жителей. Среди многотысячного крестьянского населения, конечно, попадались разные люди со своими недостатками, пороками склонностями и слабостями. И пастырю приходится заниматься делами весьма, казалось бы, далекими от его основных обязанностей:

— Священнику приходится убедить крестьян изъявить желание открыть школу: он должен найти помещение, приискать средства на отопление, прислугу, учебные пособия и содержание учителя, убедить отцов и матерей отпускать детей своих в школы, убедить самих детей ходить в них, сам должен учить  и наблюдать за преподаванием других. Словом он должен быть попечителем и учителем народной школы. В конце 1870-х годов Министерство Народного Просвещения Российской Империи пришло к убеждению, что «успехи народной школы, по самой задаче ее, состоящей в утверждении религиозных и нравственных понятий среди народа, естественно обуславливаются степенью участия, какое в ведении её принимает наше православное духовенство. Нет сомнения, — говорилось в министерском распоряжении, —  что сословие сие, призываемое на поприще народного образования и долгом пастырства и волею монарха, и историческим значением православной церкви в судьбах отечественного просвещения, обязанного ей высокими заслугами, может, по своему умственному развитию и по близости к народу, при должном на него влиянии, оказать в сем отношении большие заслуги.». Тем самым фактически духовенству в целом, и сельским священникам в частности, вменялось в обязанность принимать участие, а то и непосредственно обеспечивать деятельность не только церковно-приходских школ, но и народных земских школ. (которая, кстати, в частности и действовала в Кара-Елге с 1861 года.)

— Между крестьянами, как и между другими сословиями, очень нередки семейные неприятности: то сын нагрубит своей матери, то отец выгонит из дома сына, то пьяница муж искалечит жену. Где искать защиты и помощи несчастным? Единственное лицо – местный священник. Он непременно должен быть умиротворителем семейных неприятностей.

— В народе усиливается пьянство, безнравственность, азартные игры, воровство, — местные же светские власти, зачастую, бывают  пьяны прежде других. Единственное лицо – это приходской священник, который есть и должен быть наставником и блюстителем народной нравственности.

— Иногда в приходе получается такое начальственное распоряжение от светских властей, которое крестьяне считают притеснительным и обременительным для себя. Местным же своим властям они не всегда доверяют, и поэтому недоумевают, что им делать дальше – исполнять его или нет. И они идут к своему батюшке-священнику за беспристрастным и справедливым словом. Стало быть: священник должен быть руководителем в делах общественных.

— Крестьяне бывают крайне небрежны в обращении с огнем и не предпринимают никаких предосторожностей против пожаров. Сельские власти, из тех же крестьян, рожденные и воспитанные среди беззаботного в этом отношении народа, относятся к этому делу так же небрежно, как и их подчиненные. Поэтому единственное лицо в приходе, которое может сделать что-нибудь полезное, — это приходской священник. И действительно, многие священники следили, чтобы при каждом доме были постоянно наготове кадки с водой, осматривали пожарные инструменты, велели чинить старые и покупать новые, и по нескольку раз в течение лета осматривали все дома по деревням и все пожарные сараи.

— Во время падежа скота опять только один священник может повлиять, чтобы были предпринимаемы все необходимые предосторожности и исполнялись предписанные врачом меры.

И это еще не все! Кроме этих текущих ежедневных забот, которые сельские священники практически добровольно брали на себя сами, есть еще заботы обязательные, которые взваливали на них различные светские и духовные учреждения через непосредственное начальство церковного причта – Уфимскую Духовную Консисторию, нимало не заботившуюся о том, имеется ли у священника время и возможность выполнить все взваленные на него поручения:

— Всевозможные статистические комитеты за сведениями всех возможных родов непременно обращались к священнику.  Так губернский статистический комитет ежегодно требовал сведений о числе родившихся вообще, о родившихся по временам года, о числе незаконнорожденных, двойней, тройней, уродов; о брачующихся холостых с девицами, холостых со вдовами и прочее, умерших по возрастам и временам года. Если в наш «продвинутый» век такие подсчеты занимают достаточное количество времени, можно представить каково это было делать в веке XIX, имея в распоряжении лишь листок бумаги с пером?

— Другие комитеты требовали сведений этнографических, топографических и метеорологических, — о направлении господствующих ветров, средней температуре зимы и лета, времени вскрытия рек, количестве выпадающей влаги и прочее. Стало быть священник должен был иметь и барометры, и термометры и дождемеры и т.д., наблюдать, вести журналы, сообщать сведения.

— При ремонте церквей, постройках и ремонте квартир причтов, от благочинного и местного священника требовалась смета, надзор за производством работ и строгая отчетность. Стало быть, священник должен был быть инженером и техником, и знать работы каменные, плотничные, столярные, малярные и пр. и пр.

— Очень часто поручалось священникам делать дознания или производить следствие. Стало быть, священник должен был основательно изучить следственную часть, и вообще изучать законы. Духовная Консистория же при этом  священникам, назначаемым следователями, спуску не давала и карала их штрафами за самый малый недосмотр или упущение.

Для наглядности и примера, возьму на себя смелость привести перечень сведений, которые требовало от сельских священнослужителей так называемое «Вольное Экономическое Общество» (Предписания о предоставлении сведений направлялись священникам от имени Духовной Консистории через благочинного, как правило, с пометками «срочно», « к такому то времени» и т.п. при этом часто подчеркивалось, что неисполнение карается штрафами, выговорами и иными взысканиями).

Итак, оно требовало:

«Количество ревизских душ – мирских и окладных, наличных по семейному списку; число рабочих 50-60 лет; в каком году кто отделился; сколько имеет усадебной земли; сколько имеет земли казенной или надельной, наследственной или четвертной, купленной самим хозяином, артелью. Общиной; сколько земли нанимает пахотной, луговой, огородной; сколько за какую платит; сколько удобряет земли и по скольку вывозит навозу на полевую землю; сколько продает земли. Т.е. отдает в наймы; сеет ли лен, коноплю, табак и пр. Сколько засевает этими растениями и по скольку пудов на десятину высевает; сколько пудов получил в прошлом году хлеба и какого с десятины; сколько четвертей и какого хлеба продал и на какую сумму. Сколько скота: рабочих лошадей и волов, сколько молодых и гулевых, рогатого скота: лошадей и коров, сколько овец и свиней, сколько скота держит на чужой земле и по какой цене платит за каждую штуку. Сколько грамотных и учащихся; каким промыслом занимаются – отхожим или кустарным, сколько средним числом зарабатывается в год, сколько человек из семьи было в заработках – в своей деревне, на стороне, сколько времени пробыли в заработках; сколько членов семьи кабалилось и на какие сроки; сколько членов семьи нищенствовало. Сколько платиться на душу повинностей: выкупного платежа или оброчного за землю сбора, подушного или государственного земского сбора, земских сборов, волостных сборов, сельских сборов за пастьбу скота, сторожам на школу, пожарные инструменты. Сколько недоимок, до какого времени хватило своего хлеба….» и проч. проч. и проч.

Не правда ли, что масса сведений страшная! Прошу при этом иметь в виду, что эти сведения требовались по каждому дому отдельно! Учитывая количество дворов в Кара-Елге, Савалеево, Шумыше и Утяшкино, Акташе, Онбии и других селениях Акташской волости в 1870-х годах, можно представить объем работы, которую необходимо было проделать священнику для предоставления запрашиваемых сведений.

 

Мы уже приводили образец воззвания к пожертвованиям, которое распространялось, в том числе, и через сельское духовенство церквей селений Акташской и других соседних волостей в период русско-турецкой войны. Не осталось в стороне оно в Русско-японскую войну. Тем более примечательно, что священники и церковнослужители именно 2-го благочинного округа Мензелинского уезда, выступили инициаторами в Уфимской            губернии отчислений из своего скромного священнического жалования на нужды войны. В № 17  «Уфимских Епархиальных Ведомостей» (от 1 сентября 1904 года), в разделе «Епархиальные распоряжения и известия» был опубликован следующий документ:


 

Его Преосвященнейшему Христофору,

Епископу Уфимскому и Мензелинсткому,

Благочинного 2-го округа, Мензелинского уезда,

священника Иоана Миролюбова.

 

РАПОРТ

 

Сим долгом имею почтительнейше доложить, что духовенство вверенного мне округа, послушное Архипастырскому голосу Вашего Преосвященства, призвавшему всех в эти переживаемые тяжелые дни отечественной войны к сердечному участию и к посильным жертвам на Алтарь Отечества, с искренней готовностью изъявило желание делать %-е отчисление из получаемого казенного жалования во все время войны на нужды ея, что и выразило сначала в прилагаемых при сем рапортах. Сумму, образовавшуюся от этого отчисления удобнее было бы удерживать в Консистории при распределении жалования, направляя таковую по усмотрению Вашего Преосвященства. После сего, собравшись 1-го июля на окружном съезде, духовенство уполномочило меня почтительнейше просить Ваше Преосвященство повергнуть к Священным стопам Помазанника Божия, Нашего Обожаемого Царя-Батюшки от лица пастырей и пасомых крепчайшие верноподданнические чувства с непрестанной теплой молитвой о даровании победы над коварным врагом.

При этом духовенство округа, собравши по настоящее время на нужды войны более 800 рублей и много вещевых пожертвований, обещает и впредь собирать равные вдовичей лепты от скудности деревенской и вметать их в общую сокровищницу с большими и богатыми жертвами – в уверенности, что и малая лепта от многих миллионов лиц составит много и многое сделает.

При сем же долгом имею представить список священно-церковно-служителей, пожелавших делать %-ное отчисление из жалования.

Вашего Преосвященства, Милостивейшего Архипастыря и отца, всепочтительнейший послушник, Благочинный, священник Иоан Миролюбов.

1904 года 12-го июля, № 818-й.

 

На сем рапорте последовала резолюция Его Преосвященства от 16 июля с.г. таковая: «В Консисторию. Пример достойный подражания. Пропечатать о сем в Епархиальных Ведомостях в ближайшем № к сведению духовенства епархии».

К рапорту был приложен:

 

СПИСОК

Священно-церковно-служителей 2-го благочинного округа, Мензелинского уезда, изъявивших желание делать 5-ное отчисление из получаемого казенного жалования на нужды войны России с Японией, начиная с января сего 1904 года и до окончания войны.

 

Наименование села и имя и фамилия членов причта Количество процентов
1 Пригорода Заинска:

священник Иоан Миролюбов. Псаломщик Евгений Лавров, псаломщик Александр Орлов

10 %

 

2 Села Кузайкина:

священник Алексей Виноградов. И.д. псаломщика Илья Кандарицкий

5 %
3 Села Ерсубайкина:

священник Иоан Смирнов, псаломщик-диакон Тимофей Яковлев

3 %
4 Села Сиренькина:

священник Владимир Котельников. И.д. псаломщика Дмитрий Рождественский

5 %
5 Села Малыклов:

священник Николай Теплов, псаломщик Георгий Аникин

5 %.
6 Села Старой Елани:

священник Федор Петров, и.д. псаломщика Никита Веденин

3 %
7 Села Буты:

священник Александр Фелицин, псаломщик – дьякон Иоан Громов

5 %
8 Села Караилги: священник Василий Петров,

псаломщик Федор Котлов

4 %

2 %

9 Села Акташа:

священник Федор Родосский, священник Николай Агров, дьякон Александр Миропольский, псаломщик Александр Воздвижениский

5 %
10 Села Налим:

священник Афанасий Ермолаев, псаломщик-дьякон Иаков Кузнецов

5 %
11 Села Верхнего Акташа:

священник Николай Менщиков, диакон Александр Колокольцев и и.д. псаломщика Николай Котлов

2 %
12 Села Новоспасска:

священник Андрей Винтилин, псаломщик – диакон Иоан Желвицкий, псаломщик Иоанн Лёшин

3 %
13 Села Онбии:

священник Исаак Миролюбов, и.д. псаломщика Александр Румянцев

2 %
14 Села Багряш-Никольского, священник Павел Сельский из годового оклада жалования 7 рублей.

            Благочинный, священник Иоанн Миролюбов».

Какие бы ни сложились у приходского священника доверительные и уважительные отношения с паствой, всегда оставался камень преткновения – взносы, пожертвования или платы за различные требоисправления, на которые фактически и должны были существовать священник и причетники (дьяконы, пономари, псаломщики), а так же их семьи.

Как мы уже говорили в водной части, в начале 1870-х годов «жалование от казны» назначалось далеко не всем приходам, а кому оно и назначалось, было таким мизерным, что существовать на него не было практически никакой возможности.  Если настоятелю храма жалование платилось хотя бы в том размере, чтобы не умереть с голоду, то суммы, которые «жаловались» причетникам, были и вовсе несуразны. Я упоминал сумму в 42 рубля в год (псаломщику), но в других источниках  приходилось встречать и такие размеры жалования,  – настоятель – 140 рублей в год; его помощнику (там, где в штате причта было утверждено два священника, один из них назначался настоятелем, другой, его помощником) устанавливалось жалование в 108 рублей в год, псаломщик – дьякон получал 36 рублей, а псаломщик пономарь и вовсе 24 рубля в год.

Должность причетника (псаломщика, дьякона и т.д.), для христианина – должность высокая. Это единственный чтец-певец при богослужении в церкви. Мало того: это приходской нотариус, утверждающий действительность и время событий рождения, брака и смерти тысяч прихожан и от исправности и неисправности которого может зависеть многое, — он являлся письмоводитель церковных актов.

Не смотря, однако же, на важное значение для церкви, государства и общества тех функций, которые выполняли причетники, очень часто случалось, что люди, считавшие себя и высокопоставленными, и умными, и христианами, причетника считали хуже собаки. И это не аллегория и не преувеличение. Например, приходит священник с крестом в дом барина: ему подают руку, а пономарю нет, — а в то же время ласкают и гладят собаку. Садятся закусывать – собака тут же возле ног, а причетника отсылают в лакейскую….

Самая обыкновенная кухарка, неграмотная  деревенская баба, получала не менее 3-4 рублей в месяц жалования, имея при этом помещение, стол, чай, кофе и праздничные подарки. Самый последний мужик-работник, даже крепко выпивающий, получал 80-90 рублей в лето и опять же имеет помещение, стол, водочные подачки. Псаломщик же пономарь получал 2 рубля в месяц жалования  и был пущен на произвол судьбы: жить где примут, и есть, что соберет по миру… При этом, в причетники направлялись епархиальным начальством лица, окончившие как минимум несколько классов духовной семинарии, а то и полный курс. Вовсе уже нелепым являлось то, что из жалования причетников вычиталось ежегодно по две копейки в «пенсионный капитал», пенсия же им не полагалась вовсе….. Как бы это ни выглядело дико сегодня, но это были реалии быта священнослужителей тех лет о которых  мы говорим.

 

В настоящей главе о сельском духовенстве мы постарались рассказать о тех, весьма и весьма скромных доходах, на которое оно вынуждено было существовать.  Но рассказ был бы не полон, если бы мы кратко не упомянули и о расходах, которые несло духовенство помимо своего собственного содержания.

Сельские приходские церкви, по большому счету имели лишь три вида доходов: это доходы от продажи восковых свечей, от кошелькового сбора и от частных пожертвований прихожан. Лишь на эти средства церковь содержалась по всем своим  статьям расходов: ремонтировалось само здание, покупалась ризница, книги и прочее. Вполне понятно, что расходов иногда требовалось столько, что полученных средств недоставало на покрытие самых необходимых нужд. Но кроме расходов, так сказать, внутренних, собственных, она имела и весьма значительные расходы на сторону: например по распоряжению Святейшего Синода отчислялись средства на содержание духовных училищ, на содержание миссионеров и т.д. Священникам и церковным старостам приходилось употреблять все усилия и к увеличению доходов церкви, и к сокращению ее расходов.

Кроме же обще-церковных расходов сельское духовенство несло и другие материальные повинности, говоря современным языком, налоги, сказывающиеся весьма существенно на семейном бюджете священнослужителей.

Одной из специфических повинностей именно сельского духовенства являлась так называемая «подводная» повинность (не от слова «подводный» а от слова «подвода», как средство передвижения). По делам службы священник ездил к благочинному, в консисторию, в земские собрания, в уездный город (который отстоял от Акташской и Заинской волостей более чем на 100 верст) исключительно за собственный счет. Священник оплачивал подводы благочинным и следователям,  даже если они ехали через села прихода совсем по чужим делам.

Несло духовенство и прямые денежные повинности: на жалование благочинным, на училищные и обще-епархиальные съезды, письмоводителям «попечительства о бедном духовенстве»[8], на содержание духовных мужских и женских училищ, миссионеров епархии. Перечисленное являлось платежами вполне определенными и обязательными. Но кроме них были и такие, которые хотя и считались «добровольными», но от которых духовенство отказаться не могло. Например,  на бедное духовенство, на постройку где-нибудь, вне Руси, храма, на бедных учеников, отправляющихся в академию и т.д.

В среднем, в благочинном округе Мензелинского уезда, на налог от каждого священнослужителя в конце 1870-х годов приходилось по 15 рублей в год. Фактически же священники платили от 18 до 27 рублей в год, а псаломщики от 6 до 9 рублей. Таким образом, если пересчитать на ежемесячный доход каждого, священник отдавал примерно двухмесячное жалование, а несчастный причетник на налоги отдавал свое жалование более чем за четыре месяца! А учитывая то, что жалование священникам платилось раз в полгода, да и то весьма несвоевременно, а налог взыскивался единовременно раз в год, псаломщик, отдавши свое пятимесячное жалование на жалование другим он с женой и детьми должен жить на 2 р. 66 коп целых шесть месяцев. Ему приходилось существовать на 44 коп. в месяц!

Мало того, зачастую горемычному пономарю  – единственному чтецу и певцу при сельско-приходском богослужении – не доставалось и этих 44 копеек. Они уходили все целиком на наем подвод должностным лицам и на «добровольные» пожертвования. А если, вдобавок он делал ошибку при записи в метрической книге, то оставался еще и должен в размере может быть вроде месячного жалования в уплату штрафа за второе полугодие, за которое неизвестно еще когда и получит. Вот такая грустная арифметика, господа!

Штрафы, накладываемые на сельское духовенство, о которых я упомянул, вообще отдельная тема для разговора, как и отдельная, потенциальная статья расходов. Угроза быть оштрафованным, — что над причетником, что и над настоятелем приходской церкви висела чуть не ежедневно. Причем штрафы налагались за совершенно различные провинности, которые в общем-то нигде не были перечислены в полном объеме, а значит могли налагаться практически по одной только прихоти духовного начальства. Штрафы налагались за ошибки и небрежности в ведении метрических книг, за несвоевременное предоставление запрашиваемых Консисторией сведений (коих, как мы уже видели, было просто немереное количество), за то, что при ремонте церкви не уложились в предварительно утвержденную смету (хотя ремонт все равно всегда осуществлялся на средства, собранные непосредственно церковью), за упущения в ходе порученного дознания по какому-либо делу, даже не духовного свойства и прочее, и прочее, и прочее.

Естественно, подобная «демотивационная» система, так же не способствовала благополучию и размеренности жизни сельских священников.

И все таки, не смотря на скудность доходов, обилие различных мирских и духовных обязанностей, весьма непростые отношения с духовным начальством, а иногда и с прихожанами и иные трудности, отягчающие несение нелегкой пастырской службы, сельские священники предпочитали находиться на своих должностях до последней возможности, — пока дряхлость и болезни не истощат уже их последние силы. И лишь при абсолютной невозможности нести свой крест, уходили «за штат».

Объяснение этому весьма простое, — состоя на должности, они могли ходить по миру и выпрашивать подаяния: вышедши же за штат лишались и этой горькой возможности к своему существованию. Заштатным уже никто не подавал. Доходы за требоисправления прекращались совсем, — и человек буквально оставался без куска хлеба.

Дом для причта, имеющейся, например, при Вознесенской церкви, предназначен был лишь для штатных священнослужителей. Иные же священники, состоя на должностях, по неимению церковных и общественных домов, вынуждены были строить дома свои. Но так как продажной земли под усадьбы в селах не бывает, то и строились они на земле церковной или общественной. Пока  служили, — жили в них, но как только оставляли службу – приходилось оставить их и убираться куда угодно.  И приходилось продавать их на снос или  своим бывшим прихожанам за бесценок.  И разоренный, может быть больной и дряхлый старик, не знал, что ему делать и куда идти теперь. Лишь в селах, состоящих из государственных крестьян, к которым и относилось село Кара-Елга, принято было все-таки выделять небольшой клочок земли и ставить келью, где-нибудь на краю села.

До 1866 года пенсии вышедшим на покой священнослужителям не полагались вовсе. С 1866 года священникам, прослужившим не менее 35 лет, стали назначать пенсию в размере 90 рублей в год, и то по прошествии нескольких лет после выхода «на покой». С 1879 года пенсия священникам была увеличена до 130 рублей в год. Дьяконы получили право на пенсию в размере 65 рублей в год лишь с 1880 года. Псаломщикам же (мы об этом уже упоминали) пенсии не полагалось вообще, хотя и все годы их служения у них вычитались 2 копейки из их мизерного 24-х рублевого жалования на «пенсионный капитал». Правда, было положение, согласно которого в том случае если причетник вышедший на покой, не состоял под судом и не имеет родственников, состоящих на службе (хоть бы это был брат, служащий в приходе на другом конце епархии) ему давалось пособие из попечительства епархии «О бедных духовного звания», но размер его был таков,  что, пожалуй, иначе, как издевательским назвать его было сложно – 3 — 4 рубля в год!

Объектом нашего повествования является достаточно небольшой регион, географически расположен в междуречье рек Зай и Шешма, в котором, в свою очередь, располагались большей частью сельские поселения. Выше я постарался достаточно кратко обозначить и показать на примерах роль и значение, которое имели православные священнослужители сельских приходов изучаемого региона в XIX – начале ХХ веков. В завершение этого рассказа хотелось бы назвать поименно служителей храма Вознесения Господня, имена которых большей частью были установлены благодаря изучению метрических книг по приходу этой церкви. Более подробно рассказано о них в моей книге, посвященной этому храму и ее служителям, однако их имена (так как и сами они и их близкие родственники служили зачастую в различных селениях, расположенных в описываемом регионе), их судьбы, которые они разделяли со своей паствой и со всей Россией настолько характерны для региона нашего повествования, что без рассказа о них, повествование будет неполным.

 

Священно-церковно-служители Вознесенской церкви села Караилги

Священно и церковнослужители храма Вознесения Господня, о которых нам удалось разыскать сведения, оказали неодинаковое влияние на жизнь села и селян. В связи с этим, — о некоторых из них здесь упомянуто лишь кратко или конспективно, о других же будет рассказано более подробно.

 

Самые первые сведения о служителях храма, доступные нам, относятся к 1863 году. В этом году в метрических книгах имеются упоминания, что в строящемся на тот момент храме иереем служил Иоанн (или Иона) Лявин. Супругу его звали Глафирой Николаевной. При настоятеле в состав причта входил дьячек Виссарион Боголюбов, пономарь Платон Сильванов (известно имя его супруги – Александра Ивановна) и причетник Игнатий Сильванов[9].

В 1863-64 году настоятелем остается И. Лявин, имя же дьячка В.Боголюбова более не упоминается. В 1865 году иереем является уже другой священник – Иоанн Жданов, которого в свою очередь, в 1866 (возможно — в конце 1865) году сменяет Арсений Васильевич Желвицкий.

 

Арсений Васильевич Желвицкий.

Про батюшку Арсения Желвицкого мы можем сказать уже более определенно и уверенно, хотя сведений о нем самом и о его семье так же не очень много. Он, как и подавляющее большинство священнослужителей того времени, являлся представителем большой династии священно-церковно-служителей. О служивших представителях этой фамилии мы упомянем чуть ниже. Имеется информация, что он родился в 1841 году и в 1864 году закончил Уфимскую духовную семинарию. Не исключено, что корни рода Желвицких идут из Тамбовской губернии, так как именно туда несколько раз Епархиальное начальство «увольняло в отпуск» Арсения Васильевича.

Годы его служения настоятелем Вознесенской церкви села Кара-Елги я бы определил ориентировочно с середины или конца 1865 года по 1889 год. Служение его началось в  новостроящейся Вознесенской церкви и бесспорно первые годы его служения, с 1865 по 1867 год, когда строительство церкви было закончено и состоялось ее  освящение, были связаны с каждодневными заботами как  духовного, так и строительно-хозяйственного характера. Столь продолжительное служение (почти 25 лет) в одном приходе говорит  о том, что именно этот батюшка оказал существенное влияние и на развитие самого села и на духовное, нравственное, культурное и просветительское развитие не одного поколения караелжцев.

В период служения в селе Кара-Елге, А.В.Желвицкий был награжден скуфьей[10]. Есть предположение, что перевод о.Арсения, состоявшийся в октябре 1889 года был связан с жалобами на него местного землевладельца Генерал-майора артиллерии Греви. И не смотря на то, что основательность жалоб была проверена лично епископом Уфимским и Мензелинским Дионисием, посетившим Кара-Елгу в июне 1889 года и нашедшим, что они не имеют под собой никакого основания, Консистория, куда были переданы жалобы, все-таки удалила А.В.Желвицкого от прихода. Он был переведен «на священническое место к Свято-Троицкой церкви с. Шильны того же (Мензелинского – В.Б.) уезда[11]«.

С момента перевода и до апреля 1908 года о. Арсений служил священником  указанной церкви и также же неоднократно поощрялся епархиальным начальством. Так в 1897 году он был награжден камилавкою[12], а в 1905 году – наперстным крестом[13]. Упоминание об Арсении Васильевиче обнаружено мной в Выпуске № 13 (от 1 июня 1904 года) Уфимских Епархиальных Ведомостей, где, в официальном отделе размещена информация о том, что «Священник Троицкой церкви села Шильны, Мензелинского уезда, Арсений Желвицкий, согласно прошению, Епархиальным начальством уволен в Тамбовскую губернию сроком от 1 июля впредь на один месяц».

В апреле 1908 года А.В.Желвицкий, по его прошению, перемещается в село Старая Мазина Мензелинского уезда, где прослужив еще чуть более года, в июне 1909 года, опять же по его прошению в 68-летнем возрасте увольняется за штат.

Супругу Арсения Васильевича звали Екатерина Алексеевна. Достоверно известно о сыновьях А.В.Желвицкого – Петре, Александре, Николае, Иерониме и Дмитрии, а так же дочери Клавдии. Все они рождались в Кара-Елге.

Первый сын Арсения Васильевича – Петр Арсениевич Желвицкий. Родился 23 сентября (по старому стилю) 1869 года в селе Кара-Елга.  Запись в Метрической книге Вознесенской церкви (Национальный архив РТ, Фонд 4, Опись 153, Дело 303):

«23 сентября. Петр. Родители: села Караилги священник Арсений Желвицкий, его законная жена Екатерина Алексеева. Восприемники: села Акташ священник Иоан Семенов Миролюбов, священника села Токмак Алексия Тиховидова дочь девица Анна.»

В 1883 году окончил Уфимское епархиальное училище. В 1886 году был определен псаломщиком в Саткинский завод Златоустовского уезда Уфимской губернии, откуда в 1889 г. был переведен на ту же должность к Христорожденской церкви Кусинского завода того же уезда. В 1897 году был по его прошению переведен на должность дьякона Никольской церкви села Николаевки Стерлитамакского уезда и в этом же году – в село Покровское-Дурасово этого же уезда. В 1900-1901 г.г. П.А.Желвицкий служит в Христорождественской церкви Усть-Катавского завода Уфимского уезда. В 1901 г. Петр Васильевич переводиться на должность дьякона Успенского собора г.Уфы, и в этом же году – в Мензелинский Никольский собор, в 1903-1916 годах он служит сначала в Пантелеймоновской церкви с.Симбугина Уфимского уезда, а затем в селе Иваненкова, Белебеевского уезда, где П.А.Желвицкий и скончался 6 февраля 1916 года. Супругу его звали Марией Тимофеевной Желвицкой[14].

 

Второй сын — Александр Арсеньевич Желвицкий, родился 23 февраля 1871 года. В 1883 году обучался в Уфимском епархиальном мужском училище. В 1891 году посвящен в стихарь и утвержден в должности псаломщика Троицкой церкви  с.Новотроицкого Мензелинского уезда. В 1903-1907 г.г. А.А. Желвицкий служит дьяконом сначала в с.Федоровка Стерлитамакского уезда Уфимской епархии, а затем с. Покровского-Дурасова того же уезда. С 1907 по 1909 год он служит в должности псаломщика-дьякона Казанско-Богородского собора г.Стерлитамака, а 2 августа, по выходу его отца А.В.Желвицкого на покой, Александр Арсениевич «Его Преосвященством рукоположен в сан священника с назначением на священническое место в с. Старо-Мазино Мензелинского уезда[15]».  В 1916 году он «для пользы службы» перемещается на священническое место в с.Маткауш того же уезде, где и служит до 1917 года после которого сведений мы, к сожалению не имеем.

Сын его, (соответственно – внук о. Арсения), по имеющимся сведениям в 1903-1914 годах обучался сначала в Уфимском епархиальном мужском училище, а затем в Уфимской духовной семинарии, которую и окончил в 1914 году[16]. В качестве священника он числится в списках членов Уфимского епархиального комитета православного миссионерского общества[17].

На приведенном в начале статьи  фото (ориентировочно 1904-1906 гг.) – отец Александр Арсеньевич Желвицкий с семьей. Фотография любезно предоставлена правнучкой А.В.Желвицкого – профессором Московского Государственного Университета Природообустройства Светланой Александровной  Скачковой.

 

Третий сын Александра Васильевича – Николай, родился в 1873 году в Кара-Елге, где и скончался в 7-летнем возрасте 4 июля 1880 года от золотухи.

Сыновья Иероним (15.04.1874 – 26.12.1875) и Дмитрий (23.10.1877 – 19.04.1878) скончались в младенчестве, чем разделили участь многих и многих крестьянских детей.

Известно так же, что у Арсения Васильевича была дочь, по имени Клавдия (записана восприемницей крестьянского младенца в мае 1889 года). Кроме имени иных сведений о ней обнаружить не удалось.

 

Упоминания об иных представителях этой династии встречаются в различных источниках в период, начиная с 1860-х годов и до 1917 года. Так в 1882-83 годах дьяконом, состоящим на должности псаломщика Богородицкой церкви села Поручикова Менезелинского уезда, служил Аркадий Дмитриевич Желвицкий. В источниках этого же года имеются данные о священнике Василии Дмитриевиче Желвицком, служившим помощником настоятеля церкви села Новоселовки 2-го благочинного округа Бирского уезда Уфимской губернии. Позднее, в 1891 году, этот же Василий Дмитриевич Желвицкий перемещен на служение в новостроящуюся церковь сельца Казанцева 1-го благочинного округа Бирского уезда. Согласно  Епархиальному распоряжению от 15 декабря 1904 года: «Заштатный священник Василий Желвицкий, согласно прошения, резолюцией Его Преосвященства на 20 ноября с.г. допущен к исполнению обязанностей псаломщика к церкви села Шарана, Белебеевского уезда». Запись 1897 года гласит о том, что учителем Ново-Тепляковского училища Бирского уездного земства является Михаил Аркадьевич Желвицкий. В источниках 1904 года находим данные о том, что дочь священника Павла Желвицкая исполняет обязанности учительницы при Тастубинском сельском одноклассном начальном женском училище. Есть и иные данные о представителях этой фамилии служивших на различных должностях в духовных и мирских учреждениях Уфимской губернии. Но, пожалуй, названными и ограничимся.

Платон Павлович Сильванов. В 1860-х (возможно и ранее) – 1870-х годах служил в Вознесенской церкви пономарем. Скончался в Кара-Елге 28 июля 1884 года в 71-летнем возрасте[18], где и похоронен.

Василий Платонович Еварестов. Представитель священнической фамилии, многие из носителей которой служили в Уфимской епархии. Служил дьячком в 1871-1881 годах. Жена – Евгения Михайловна.

Николай Евлампиев. Известно, что в 1871 году некоторое время (точно период службы установить не удалось) служил помощником настоятеля Вознесенской церкви, священником.

Афанасий Ермолаевич Ермолаев.

Исключительно мало сведений о священнике, помощнике настоятеля  Вознесенской церкви отце Афанасии Ермолаевиче Ермолаеве. С достоверностью мы можем сказать, что служил он в качестве второго священника, вместе с Арсением Васильевичем Желвицким, в течение примерно семи лет с 1884 по 1891 год. Супруга – Ирина Евфимовна.

Александр Васильевич Малиновский. Служил с начала октября 1881 года по 1884 год исполняющим должность псаломщика Вознесенской церкви села Кара-Елги.  Супругу звали Евдокия Ильинична.

Иван Сацердотов. Служил псаломщиком при помощнике настоятеля Вознесенской церкви с 1884 года до (ориентировочно) 1888 года. Супругу звали Марией Степановной. Известно о двух детях рождавшихся в Кара-Елге в этот период: дочь Анна, 3.07.1885 года рождения и сын Иван, 15 мая 1887 года, скончавшийся в возрасте 3,5 месяцев от поноса.

Иван Веселицкий. В середине 1880-х годов некоторое время служил псаломщиком при настоятеле Вознесенской церкви (одновременно с И.Сацердотовым, служившем при помощнике настоятеля).

Капитон и Николай Уваровы.

Дьякон Капитон Уваров служил в Вознесенской церкви села до 1892 года. Сведения, полученные из записей в Метрических книгах, говорят от том, что скончался он от «катара желудка» в возрасте 65 лет (то есть был ориентировочно 1826-1827 года рождения). После его смерти исполняющим должности псаломщика назначается его сын Николай Капитонович Уваров. Служение Николая Капитоновича в качестве псаломщика, а позднее дьякона Вознесенской церкви продолжается до его смерти, последовавшей 18 сентября (по старому стилю) 1902 года. Умер он в возрасте 34-х лет и был погребен, как и положено священнослужителям и членам их семей «в церковной ограде». Известна дочь Капитона Уварова – Екатерина Капитоновна.

Виктор  Степанович Константиновский

С февраля 1891 года после А.Е.Ермолаева к служению в Вознесенской церкви в качестве священника приступает Виктор Степанович Константиновский. Виктор Степанович происходил из большой священнической династии, — и отец его и братья так же служат в духовном ведомстве Уфимской епархии на различных должностях. Родился Виктор Степанович в Уфе, в 1868 году, окончил Духовную семинарию, после чего и был назначен в приход Вознесенской церкви села Караилги Мензелинского уезда.

Об отце Виктора Степановича – Степане Яковлевиче Константиновском известно следующее. В «Адрес-календарях лиц, служащих в Уфимской губернии, за 1873 -1876 года» он упоминается как Благочинный городских церквей 2-го округа г.Уфы, а так же как законоучитель 2-го Приходского уездного училища г.Уфы. В 1883-1891 годах священник Степан Яковлевич Константиновский упоминается в качестве протоиерея (на священнической вакансии) градо-Уфимской Успенской церкви. В 1891-1893 годах он одновременно является сверхштатным членом Уфимской духовной консистории, а также членом училищного совета Уфимского женского епархиального училища от духовенства.

Брат Виктора Степановича – Павел Степанович Константиновский в 1889-1891 годах – священник Никольской церкви села Мана-Гора 3-го благочинного округа Уфимского уезда. В 1897 году Павел Степанович является законоучителем и учителем Манагорской церковно-приходской школы и т.д. В 1912-1915 годах священник Павел Степанович является настоятелем Феодоро-Студийской церкви села Языково Уфимского уезда.

Второй брат – священник Иоан Степанович Константиновский служит в 1889 году экономом в Уфимском мужском духовном училище.

Сравнительно непродолжительное служение в Вознесенской церкви села Кара-Елги, которое, по имеющейся информации, явилось началом его служения в священническом сане и первым приходом, дало старт дальнейшей карьере батюшки. За время его службы в Кара-Елге у отца Виктора и его супруги, матушки Агрипины Исааковны[19] родилось как минимум двое детей – сын Александр в 1991 году и дочь Надежда в 1893 году, которая скончалась в том же году в возрасте 3-х месяцев. Служение его в Вознесенской церкви продолжалось ориентировочно по 1895 год, после чего он был  перемещен в г.Уфу, где занимал следующие должности:

— 1899 год – Член (он же делопроизводитель) Уфимского уездного отделения училищного совета;

— 1903 год – Благочинный всех(!) градо-Уфимских церквей (количество коих в тот период составляло 9 церквей – В.Б.), настоятель градо-Уфимской Успенской церкви. В этом же году с должности Благочинного его перемещают, однако уже в начале 1904 года вновь назначают на эту должность.

— 1905 год – Законоучитель 2-го городского четырехклассного училища, а также член Распорядительного отдела Епархиального братства Воскресения Христа (он же делопроизводитель и  казначей братства);

— 1904 год – «*Резолюцией Его Преосвященства от 23 февраля, Благочинный градо-уфимских церквей, священник Гавриил Грамаков, согласно прошению, освобожден от занимаемой им должности Благочинного; исправление — же таковой поручено бывшему Благочинному, священнику градо-уфимской Успенской церкви Виктору Константиновскому» (Уфимские Епрахиальные Ведомости № 6 от 15 марта 1904 года).

— 1904 год – Член временного Епархиального Ревизионного Комитета для проверки приходно-расходных книг и отчетов Уфимской Духовной Консистории, Епархиального Попечительства, Духовной Семинарии Епархиального женского училища и мужского Духовного училища;

-1904 год – Действительный член Уфимского Комитета Православного Миссионерского общества

— 1904 год – Депутат Уфимского Епархиального Съезда духовенства 1904 года, член комиссии по ревизии отчетов прихода, расхода и остатка сумм и смет по содержанию мужского училища.

— 1904 год – член Совета Уфимского Епархиального женского училища.

— 1905 – 1917 года – священник Успенской (городского благочиния) церкви города Уфы.

— 1912-1915 годы – законоучитель второго городского четырехклассного училища г.Уфы;

— 1916 год – член педагогического собрания от духовенства Уфимской Духовной Семинарии, законоучитель второго высшего начального училища.

О послереволюционной судьбе священника Виктора Степановича Константиновского, начавшего свое служение в скромной Вознесенской церкви отдаленного села Кара-Елги Уфимской губернии, как и о судьбе многих служителей алтаря, подвергшихся репрессиям и гонениям в годы советской власти известно, что в начале 30-х годов он служит в Церкви Святого Сергия Радонежского в Уфе. 20 ноября 1937 года весь причт церкви и Виктор Степанович в том числе, арестовывается (к моменту ареста В.С. был уже вдовцом). Уже через 10 дней после ареста Тройкой при НКВД Башкирской АССР он осужден по ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР по обвинению «в участии в контрреволюционной группе, возглавляемой Уфимским Епископом Григорием (Козловым)», и приговорен к расстрелу. 10 декабря 1938 года приговор был приведен в исполнение. 19 августа 1958 года решением  Военного Трибунала Приволжского Военного округа Виктор Степанович Константиновский реабилитирован.

Василий Андреевич Мелихов. О священнике, назначенном к приходу Вознесенской церкви села Караилги у нас имеется единственная информация, обнаруженная в официальном разделе Уфимских епархиальных ведомостей в № 22 за 1894 год (стр.748): «Окончивший курс в Рязанской духовной Семинарии Василий Мелихов Его преосвященством, Епископом Уфимским и Мензелинским, рукоположен в сан священника 1 сего октября и определен на священническое место к Вознесенской церкви с. Караилги Мензелинского уезда». Отец В.Мелихов служил в приходе весьма непродолжительное время, и скончался 2 апреля 1896 года от чахотки в возрасте 27 лет. После него, опять же непродолжительное время священником был некий Петр Алфеев, про которого, кроме имени более ничего не известно.

Василий Федорович Петров

Священник Василий Федорович Петров был назначен на должность в Вознесенскую церковь села Кара-Елги после перемещения В.С.Константиновского, ориентировочно в 1896 году, и служил в селе как минимум по 1916 год. Ни о предшествующей, ни о последующей судьбе батюшки Василия Федоровича нам не известно. Что же касается его родственников, то известно, что его отец – Федор Петров в 1904 году занимал должность священника церкви села Старой Елани Мензелинского уезда. Супругу Василия Федоровича звали матушка Мария Алексеевна Петрова[20] и с достоверностью мы знаем о следующих детях, родившихся в семье: дочь Елизавета и сын Николай (родившиеся в 1895-1900 годах), дочь Ольга 1903 года рождения, дочь Варвара 1911 года рождения (скончалась в 1913 году в возрасте 2-х лет) и дочь Любовь 1913 года рождения. Последнее упоминание о Василии Федоровиче датировано 1916 годом и, как я уже сказал, иных данных о нем и его семье у нас нет.

Федор Алексеевич Котлов

Отдельного рассказа заслуживает последний (из служивших в церкви до ее закрытия-разграбления-посрамления) священнослужитель Вознесенского храма, на долю которого пришлись, пожалуй, самые страшные годы, переживавшиеся когда либо русским православным священничеством.

Федор Алексеевич Котлов родился в  1877  году в деревне Моширово (Можаровка то ж) Мензелинского уезда Уфимской губернии, в котором с 1874 года служил его отец Алексей Степанович Котлов. Происходил он из большой священнической династии, представители которой в XIX – XX веках служили на территории Уфимской губернии, большей частью – в Мензелинском уезде. У его деда Степана Котлова, по всей видимости, так же имевшего духовное звание, было три сына – Алексей Степанович, Григорий Степанович[21] и Никифор Степанович. Известно о трех сыновьях Алексея Степановича – Федоре, Михаиле и Петре, все они были священно-церковно служителями.

Алексей Степанович[22], как было сказано выше, служил в селе Мажарово, в 1890 году был переведен в село Александровскую слободу, где служил настоятелем церкви до своей смерти. Последовавшей в 1910 году. Супругу его (матушку Федора Алексеевича) звали Клавдия Георгиевна Котлова.

Федор Алексеевич, окончив 2 класса Уфимской духовной семинарии в 1902 году, после скоропостижной и ранней смерти псаломщика Николая Капитоновича Уварова он попадает на служение в Вознесенскую церковь села Кара-Елги, под начало священника Василия Федоровича Петрова. В 1908 году Федор Алексеевич был рукоположен в сан дьякона с оставлением на паломническом месте. На протяжении 14 лет с 1902 по 1916 годы Федор Алексеевич служит сначала исполняющим делами псаломщика, затем псаломщиком, а позднее дьяконом Вознесенской церкви села Кара-Елги. Супруга Ф.А.Котлова – матушка Александра Ивановна родила ему трех дочерей, — Нону 30.07.1906 г.р., Марию 22.06.1909 г.р. и  Клавдию, 23.10.1913 года рождения. В период с 1916 по 1920 годы точных данных о служении Ф.А.Котлова нет, однако нет и причин предполагать, что в эти годы прекращалось его служение в церкви, поскольку точно известно, что в 1920 году он рукоположен в священнический сан и продолжает службу в Караелжской церкви в новом гораздо более ответственном качестве.

Подробностями служения священника Ф.А. Котлова  в последние 13 лет своего 31-го летнего служения в Вознесенской церкви села мы, к сожалению, не располагаем. И лишь благодаря «Книге памяти Республики Татарстан» известно, что приостановилось оно 26 марта 1933 года, когда он был арестован и обвинен по ст.ст. 58-10 ч.1, 58-11 и 58-13 УК как «член братства святого Гурия». Так же доподлинно не известно, получил ли Федор Алексеевич реальный срок, который отбыл и вышел на свободу. Известно, например, что житель Кара-Елги, Бутяев Дмитрий Петрович, арестованный по этому же делу как «участник религиозно-монархической контрреволюционной группы истинно православных церковников», 16 июля 1933 года был приговорен к 5 годам ссылки и отправлен в Севкрай. По крайней мере приговоры начала 30-х годов были далеко не так суровы, как в 1936-39 годах, что вполне позволяет предположить, что после отбытия срока (если таковой имел место быть) Федор Алексеевич продолжал служить в церкви.

По крайней мере, по состоянию на 1 января 1937 года священник Федор Котлов еще числился в «Списке Приходов – церквей Казанской Епархии и состоящего в них штатного и заштатного духовенства», как священник Караелжской церкви.

Прекратилось же его 35-летнее беззаветное служение приходу Вознесенской церкви, надо полагать,  10 июля 1938 года, когда он вновь арестовывается  и будучи обвиненным в «антиколхозной агитации», 20 ноября 1939 года 62-х летний батюшка приговаривается военным трибуналом Приволжского Военного Округа к 8 годам лишения свободы с поражением в правах сроком на 4 года.

Скончался Федор Алексеевич Котлов 18 октября 1940 года в Исправительно-трудовой колонии № 5, расположенной на острове Свияжск.

21 мая 1993 года священник Федор Алексеевич Котлов реабилитирован.

О судьбе семьи Ф.А. Котлова к сожалению ничего не известно.

Кое-что известно и о родных братьях Федора Алексеевича, краткий рассказ о которых, полагаю, не нарушит канву настоящего повествования, поскольку непосредственно касается службы и судеб сельского духовенства Уфимской епархии.

Младший брат Федора Алексеевича Котлов Петр. Обучался в Уфимской духовной семинарии. В 1901 г. оставлен в III классе на повторный курс. В 1904 г. допущен к исправлению должности псаломщика при церкви с. Ново-Макарово Стерлитамакского уезда Уфимской губернии. В 1905 г.   перемещен с тем же званием к церкви с. Налим Мензелинского уезда и в этом же году  перемещен к церкви с. Новая Елань того же уезда. В 1906 г. был допущен к исправлению должности псаломщика с. Акташ Мензелинского уезда [Уфимские епархиальные ведомости, 1903г., №13, с.852]. В 1911 г. назначен псаломщиком 2-го штата к церкви с. Новоспасское Мензелинского уезда. Иными сведениями о Петре Алексеевиче, как и о его семье мы пока, к сожалению не располагаем.

Больше известно о старшем брате о.Федора – Михаиле Алексеевиче Котлове.

Михаил Котлов родился 7 февраля 1874г. в с. Можарово Мензелинского уезда Уфимской губернии. Его отец служил священником в этом селе. Обучался в Уфимском епархиальном мужском училище. В 1896 г. окончил Уфимскую духовную семинарию. В августе этого же года был рукоположен в священника и определен на священническое место к церкви с. Дурасово[23] Уфимского уезда. Первое назначение молодого 22-х  летнего священника оказалось для него единственным. В этом селе он прослужил  до 1937 г.  В 1909г. Михаил Котлов был награжден скуфьею [Уфимские епархиальные ведомости, 1909 г., № 7, с. 308].

Священник Михаил Котлов, по воспоминаниям его внука пользовался большим уважением в селе. Люди шли к нему за советом и за медицинской помощью.

Прослуживший в Дурасовском приходе более 40 лет о. Михаил Котлов 11 ноября 1937 г. был арестован, с 12 ноября находился под стражей  в Уфимской тюрьме. Считаю возможным привести текст характеристики, выданной работниками сельсовета на арестованного священника:


 

Характеристика

На Котлова Михаила Алексеевича  деревни Дурасово того же c/совета Чишминского района.

До Революции в хозяйстве имел 2 лошади, выездного жеребца, держал работников, коров имел 3 головы. Пчел имел 50 ульев.

Служил попом в Дурасовской церкви. После Революции хозяйство то же самое. Это хозяйство с целью дабы не забрали все попродал. Оставил только один дом. Так же до настоящего времени работает попом церковного совета. Кроме того был оштрафован за невыполнение налогов. Кроме этого был осужден за крекатуру (возможно карикатуру? /авт./) c/совета на 500 рублей. А сейчас ведет агитацию против избирательного закона, против Советской власти. Организует вокруг себя группу верующих для извращения сталинской конституции Мальцева Александра, Грибова Мария, Лось Григорий, Банный Никита, Худяков Егор и др.  В октябре  месяце 1937г. была ими послана по деревне Дурасовой старушка (фамилия неразборчива /авт./) Анисья с агитацией что с/совет собирает собрания для закрытия церкви.

Выдана 26 ноября 1937 г. Дурасовским сельсоветом.

В обвинительном заключении, в отношении о.Михаила в частности говорилось: «Начиная с весны 1936г.на территории Дурасовского с/совета Чишминского района БАССР существовало и проводило активную деятельность к/р группа б/кулаков и активных церковников, руководимых попом-кулаком Котловым Михаилом Алексеевичем. Котлов имел связь с Уфимским центром повстанческой к/р организации и был руководим непосредственно членом центра епископом Бреховым…. будучи враждебно настроен по отношению сов.власти и являясь членом к-р. повстанческой организации Котлов М.А. создал повстанческий отряд из кулацко-церковного актива и проводил работу по подготовке свержения сов.власти».

Через 18 дней после ареста, 29 ноября 1937 года Михаил Алексеевич Котлов был осужден.

Приговор был приведен в исполнение 15 января 1938 г. в 23 ч.14 мин.

Посмертно реабилитирован Михаил Алексеевич Котлов был в 1959 г.

Женой священника Михаила Котлова была Анна Ивановна Котлова (1874 — ? после 1937г.). У Михаила Алексеевича и Анны Ивановны была дочь Вера Михайловна в замужестве Попова. В 1937г. она жила с семьей в Москве. Ныне в Москве живут потомки о. Михаила Котлова[24].

 

Полагаю, что сведения, приведенные в настоящей главе позволят некоторым из читателей по новому взглянуть на духовную жизнь наших предков накануне великих потрясений первых десятилетий ХХ века, к рассказу о которых мы и переходим в следующей главе.

[1] Белов В.Н. Вознесенская церковь села Кара-Елги и жизнь сельского духовенства второй половины XIX — начала  ХХ века. Казань, центр инновационных технологий, 2013

[2] Клировая ведомость (списки лицам духовного ведомства) — документ о службе лиц духовного сословия. По закону считался актом, удостоверявшим состояние лиц духовного звания. Впервые они были введены в 1769 г. под названием «именных списков всем лицам духовного звания православного исповедания». Форма клировых ведомостей была установлена в 1829 г., а в 1876 г. была дополнена графой о собственных имущественных владениях духовного лица, а также его родителей и жены.

[3] Причт — состав лиц, служащих при какой-либо одной церкви (приходе): как священнослужителей (священник и дьякон), так и церковнослужителей (псаломщики и др.); в позднейшем словоупотреблении иногда означает только последнюю категорию лиц.

Причт каждой церкви образовывался по положенному для неё штату, который составлялся консисторией и архиереем по просьбам прихода и при непременной наличности достаточных средств содержания для всех членов причта. На учреждение нового причта, а равно на изменения в его составе каждый раз испрашивалось архиереем разрешение Святейшего Синода. Содержание сельскому причту доставляли главным образом доходы за требоисправления у прихожан (разделяемые между членами причта по утверждённым Синодом правилам), земельная церковная собственность, иногда — готовое помещение в церковных домах, жалованье (не во всех епархиях).

Право прихожанам избирать членов причта, как общее, отменено, но за прихожанами остается право заявления епархиальному епископу своего желания иметь известное лицо членом причта своей церкви.

[4] ТРЕБЫ — богослужения, совершаемые не ежедневно (т.е. не входящие в суточный богослужебный круг), а по их необходимости (по требованию). Требы делятся на содержащие совершения таинств — крещение, миропомазание, венчание, исповедь, елеосвящение; и не содержащие — отпевание, панихида, постриг, различные молебны, освящение дома. колодца и т.п. Совершителями треб являются священник или архиерей (за исключением крещения, которое в крайних случаях может совершаться мирянином). Чинопоследования треб содержатся в требнике.

[5] Благочи́ние (благочиннический округ) — в Русской православной церкви — часть епархии, объединяющая группу приходов и церквей, находящихся в непосредственной территориальной близости друг от друга. Возглавляется благочинным. Если территория епархии Русской церкви как правило совпадает с размером региона, то благочиние может совпадать, например, с размером района. Однако некоторые епархии не имеют благочиний.

[6] Филарет (Малышевский) (1807 — 1873), епископ. В миру Малышевский Фома Федорович, родился в 1807 году в селе Рогине Рогачевского уезда Могилевской губернии в семье униатского священника. С 1836 года состоял членом Литовской духовной консистории. 15 июля 1837 года был возведен в сан протоиерея. 15 сентября 1837 года был вторично назначен в Полоцкую духовную семинарию на должность инспектора и профессора библейской и церковной истории и нравственного богословия. Вскоре после Полоцкого Собора, провозгласившего присоединение униатов Российской империи к Православию, 6 марта 1839 года был принят в общение Православной Церкви. 13 сентября 1860 года был назначен епископом Уфимским и Мензелинским. С 1864 года — присутствующий в Святейшем Синоде. 28 февраля 1869 года был переведен епископом Нижегородским и Арзамасским. Скончался 7 февраля 1873 года. Был погребен в Нижегородским Преображенском соборе.

[7] НА РТ Ф.4, Оп.176, д.1626

[8] Попечительство о бедных духовного звания в России — учреждение, имеющее целью заботу о бедных вдовах и сиротах духовенства, а также о бедных больных священнослужителях и церковнослужителях (причетниках). Попечительства учреждены в 1823 г., в каждой епархии России; присутствие попечительства образуется из нескольких заслуженных священников, избираемых епархиальной властью. Средства, которыми распоряжается попечительство, образуются из сборов в кружки по церквам, добровольных пожертвований, части церковных доходов (со специальным назначением на лечение духовных лиц в земских больницах), процентов с капиталов и штрафов с духовных лиц епархии.

 [9] НА РТ Ф.4, Оп.153, д.276

[10] Уфимские епархиальные ведомости, 1882 г.,  №  29, с. 267; Скуфья — головное покрытие православного священника, жалуемое ему начальством как награда, почему она носится не только в общежитии, но и во время богослужения (снимается обязательно лишь в более важные моменты священнослужения). (Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона).

[11] Уфимские епархиальные ведомости, 1889 г.,  №  23

[12] Уфимские епархиальные ведомости, 1897 г.,  №  11, с. 435; Камила́вка   — головной убор в Православной церкви фиолетового или чёрного цвета в виде расширяющегося кверху цилиндра, является также наградой для священников.

[13] Уфимские епархиальные ведомости, 1905 г.,  №  11, с. 783

[14] Уфимские епархиальные ведомости, 1883 г.,  №  14, с. 464; 1886 г.,  №  20, с. 634; 1889 г.,  №  11, с. 594; 1895 г.,  №  17, с. 544; 1897 г.,  №  16, с. 588; 1897 г.,  №  19, с. 703; 1900 г.,  №  2, с. 21; 1901 г.,  №  6, с. 326; 1901 г., № 14, с. 836; 1903 г.,  №  4, с. 226

[15] Уфимские епархиальные ведомости, 1909 г.,  №  17, с. 778

[16] Уфимские епархиальные ведомости 1903 г.,  №  13, с. 150; 1905 г.,  №  12, с. 572; 1909 г.,  №  13, с. 592; 1912 г.,  №  13, с. 548; 1914 г.,  №  13, с. 150

[17] Уфимские епархиальные ведомости, 1915  г.,  №  24, с. 1020

[18] Метрическая книга по Вознесенской церкви за 1884 г. ( НА РТ Ф.4 Оп.166 д.63)

[19] Скорее всего Агрипина Исааковна была дочерью протоирея церкви села Акташ Исаака Симеоновича Миролюбова. Братья ее так же были священно служителями, так Василий Исаакович Миролюбов служил в соборе в уездном городе Мензелинске, Исаак Исакович – в церкви пригорода Заинск, Исаак Исаакович Миролюбов был настоятелем церкви села Онбия Мензелинского уезда.

[20] Существует предположение, что Мария Алексеевна была дочерью священника Алексея Степановича Котлова, а следовательно – родной сестрой Федора Алексеевича Котлова, речь о котором пойдет ниже.

[21] Сын Григория Степановича – Василий Григорьевич (двоюродный брат Федора Алексеевича Котлова) служил недалеко от Уфы в селе Богородском и скончался в 1888 году молодым. От его праправнучки, Янины Сигизмундовны Свице, — ныне известного уфимского краеведа и получены дополнительные сведения о семье Котловых.

[22] Алексей Степанович Котлов (  ?   —   17.01.1910 )  по крайней мере в 1874 г. служил священником в Михаило-Архангельской церкви  с.Мажарово Мензелинского уезда.

В 1881г. был депутатом на Епархиальном съезде духовенства Уфимской епархии. [Уфимские епархиальные ведомости, 1881 г., №21, с.698.]

В 1882г. священнику Алексею Котлову епископом  Никанором  выражена благодарность за учреждение приходского училища, удовлетворительное развитие учеников и заведение хорошего и многогласного клиросного пения.

В 1883г. был награжден скуфьею, в 1890г.  камилавкою. В 1887 г. Алексею Котлову объявлена признательность епископа Дионисия за полезную и похвальную деятельность по народному образованию. В обзоре “Законоучители церковно приходских школ и их деятельность”, опубликованном в “Уфимских епархиальных ведомостях” в 1891г., — особенно выдающимися из них- среди прочих указан законоучитель Мажаровской школы священник Алексей Котлов, занимавшийся по всем предметам и с особенным успехом по пению.

В  июле 1890г.  Алексей Котлов, согласно  прошения  переведен на праздное священническое место  к Христорождественской церкви с. Александровская Слобода того же уезда.  Был законоучителем в земской школе. В 1898г.  награжден наперсным крестом. В 1903г. награжден орденом Св. Анны III степени.

17 января 1910 г. священник Алексей Степанович Котлов скончался.[ЦГИА РБ, ЦГИА РБ, Уфимские епархиальные ведомости, 1910г., №4, с.109]

[23] Деревянная церковь во имя Святителей Николая Чудотворца и Арсения в селе Дурасове была построена в 1882 г. иждивением прихожан.

Совершая поездку по обозрению церквей Уфимской епархии в 1889 г., епископ Уфимский и Мензелинский Дионисий писал: “Церковь в селе Дурасове во имя Святителя и Чудотворца Николая деревянная, на каменном фундаменте, построена иждивением прихожан, на доброхотные их даяния, в 1883г.

В приходе состоит мужского пола 658 душ и женского 634; все они православные русские. Несмотря на незначительное число прихожан, приход раскинут на расстоянии 90 верст, а именно: до деревни Новониколаевки 7 верст, до Новой-Баскаковой 8 верст, до Кизяк 8 верст, до Упадышевки 7 верст, до Рязановки 7 верст, до Новотроицкой 15 верст, до Нового-Енгалышевского выселка 12 верст и до Новоцаревщиной 2 версты. По отзыву причта прихожане к церкви Божией усердны…

Церковно-приходская школа грамотности открыта с 1887г., помещается в квартире здешнего крестьянина; учащихв ней в 1888-89г. было мальчиков 15 и девочек 3. Обучением грамоте и пению занимаются священник с псаломщиком Николаем Черновым. Так как дети были распущены по домам, то мы только некоторых испытывали в церкви и ответами их остались довольны.”

В 1899 г. в приходе, состоявшем из села и 3 деревень, было 1492 душ обоего пола.  Причт состоял из священника и псаломщика. Получал за требоисправления до 300 руб.  в год и ругу, помещался в общественных домах. Земли при церкви  не было.

[24] Вся информация о священнике о.Михаиле Алексеевиче Котлове приведена на основании материалов, любезно предоставленных уфимским краеведом Свице Я.С.

Скачать статью в формате doc.

На главную страницу раздела