Ананьинский мир: взгляд на современное состояние проблемы

Кузьминых С.В., Чижевский А.А. Ананьинский мир: взгляд на современное состояние проблемы. //У истоков археологии Волго-Камья (к 150-летию открытия Ананьинского могиль­ника). Серия «Археология евразийских степей». Выпуск 8. Елабуга, 2008 с.29-55

Кузьминых С.В., Чижевский А.А.

Ананьинский мир: взгляд на современное состояние проблемы

1. Предыстория ананьинской проблемы

Год 1858 является, безусловно, знаковым в истории российской археологии. Раскопки Л.В. Алабиным и И.В. Шишкиным Ананьин­ского могильника и последующая оперативная публикация Алабина (1860) оказали заметное влияние на исследовательские поиски второй по­ловины XIX — начала XX в., положив начало изу­чения ананьинской культуры — одной из ярчай­ших культур раннего железного века лесной по­лосы Северной Евразии. Это событие во мно­гом изменило отношение к древностям в регио­нальной просвещенной среде и среди крестьян. Именно с этого времени в Вятской, Казанской и Пермской губерниях активизируется, с одной стороны, бум «бугрования» (стимулированный не только скупщиками древностей, но и полити­кой Императорской Археологической комиссии), а с другой — складывается интерес к научному коллекционированию, прежде всего в губернс­ких центрах — Вятке, Казани и Перми.

Спустя 20 лет после открытия Ананьинского могильника, в Казани прошел IV Всероссийский Археологический съезд, а следом было учреж­дено Общество археологии, истории и этногра­фии при Императорском Казанском универси­тете. И в обсуждении на съезде, и в деятельно­сти ОАИЭ Ананьинский могильник оставался в центре внимания ученых. Тогда же — и прежде всего благодаря раскопкам П.А. Пономарева и А.А. Спицына — внимание столичных археоло­гических учреждений и зародившихся регио­нальных научных обществ было привлечено к вятским и камским городищам, которые по на­ходкам на них многочисленных костей получи­ли название «костеносных». Так было положе­но начало изучению древностей, в дальнейшем объединенных в рамках ананьинской культуры.

Поначалу могильники ананьинского типа (а вслед за Ананьинским в последующие десяти­летия были открыты Котловский, Рёлка, Каракулинский, Зуевский) и синхронные им «косте­носные» городища рассматривались как разно­культурные и даже разновременные явления. Но уже в 1880—90-е годы П.А. Пономарев, Д.Н. Анучин и наиболее убедительно А.А. Спи­цын (1893. С. 36-40) указывали на сходство ма­териальной культуры могильников ананьинско­го типа и «костеносных» городищ. С этого вре­мени гипотеза о культурном единстве данных групп памятников стала обретать все больше и больше сторонников.

Спицынскую мысль о существовании единой культуры, объединяющей могильники ананьин­ского типа и «костеносные» городища, поддер­жал и аргументировал в начале XX в. А.М. Таль­грен (Tallgren, 1919), который предложил назвать культуру «ананьинской» по эпонимному памят­нику. Несколько позднее, но независимо от фин­ского исследователя к тождеству ананьинской и «костеносной» культур пришел молодой рос­сийский исследователь М.Г. Худяков — автор первого в отечественной науке очерка ананьин­ской культуры (1922; 1923). Таким образом, с 1920-х годов термин «ананьинская культура» прочно вошел в лексикон российской и европей­ской археологии.

В 1930-е годы в советской археологии и прежде всего в работах М.Г. Худякова (1933; 1935) и А.В. Шмидта (1934) — как дань псевдо-марксистской фразеологии, утвердившейся тог­да в ГАИМК вместе с «яфетической теорией» академика Н.Я. Марра, чаще будет использо­ваться термин «ананьинская эпоха». Но в те же годы А.В. Збруева, обратившаяся к изучению камско-вятских «костеносных» городищ (1934) Ананьинского (1936) и Луговского могильников (1947), сохранит термин «ананьинская культу­ра» в своих работай. Именно благодаря ее ис­следованиям, в основном довоенным (Збруева, 1952), получила свое завершенное оформление концепция ананьинской культуры как культуры «костеносных» городищ, шнуровой круглодонной керамики с раковинной или растительной при­месью, кельтов с овальной и шестигранной втул­кой, одиночных погребений, ориентированных ногами к реке. Данная обобщенная характерис­тика ананьинской культуры оказалась жизнеспо­собной и используется до настоящего времени.

В то же время дискуссия на IV Уральском археологическом совещании в Перми в 1964 г. выявила различные подходы к происхождению и выделению локальных вариантов ананьинской культуры, но сам стереотип культуры (а соответственно и культурное единство ананьинского мира) не подверглись ревизии. Збруевское по­нимание ананьинской культуры существенно расширил в 1960-80-е годы А.Х. Халиков (1962; 1977), обосновавший ее преемственность с куль­турами эпохи поздней бронзы Волго-Камья.

В те же годы — в связи с появлением новых материалов, характеризующих ананьинскую культуру разных регионов Волго-Камья, фор­мируются новые подходы к пониманию анань­инской проблемы, которые заключались в осоз­нании ананьинской культуры как явления, име­ющего многокомпонентный характер. Для бо­лее точного выражения нового понимания ана­ньинских древностей В.Ф. Генинг предложил ввести термин «ананьинская культурно-истори­ческая общность», которая рассматривалась им как общность родственных в этническом плане культур (Генинг, Совцова, 1967); для предше­ствующих культур эпохи финальной бронзы им было предложено название «предананьинская культурно-историческая общность».

Процесс переосмысления традиционного збруевского и халиковского видения предананьинской и ананьинской проблематики стал наби­рать силу в 1970-80-е гг. Один из авторов на­стоящей статьи (Кузьминых, 1977; 1983) выд­винул гипотезу о сосуществовании в конце II — начале I тыс. до н.э. в Среднем Поволжье двух групп населения: маклашеевской/ананьинской и «текстильной»/акозинской (Кузьминых, 1977; 1983), которая в дальнейшем получила поддер­жку и развитие в работах В.Н. Маркова (см. библиографию в: 2007), Б.С. Соловьева (1995; 2000), А.А. Чижевского (2002; 2008) и в то же время вызвала резкую критику со стороны В.C. Патрушева (1984; см. также статью в на­стоящем сборнике), который объединил их в рамках единой ахмыловской культуры.

Кроме того, в эти же годы В.А. Иванов обо­сновал различные генетические истоки древно­стей курмантау и «шнуровых» в нижнем тече­нии Белой (1976; 1977; 1982). Первые явились, по его мнению, продолжением маклашеевской линии развития на Белой, а вторые появились здесь в уже сложившемся виде, вероятнее все­го, из районов Среднего Прикамья. Л.И. Ашихмина, исследуя генезис ананьинской культуры в Удмуртском Прикамье, напротив, отстаивала местные истоки «шнурового» ананьина. Тогда же Н.Л. Членова (1981) выдвинула идею, а фак­тически вынесла на обсуждение давнюю гипо­тезу П.П. Ефименко (1948) о миграции части предананьинского населения Приуралья из За­падной Сибири, которая противопоставлялась гипотезе А.Х. Халикова (1969; 1977) о местных истоках приказанской культуры и ее продолже­ния — культуры ананьинской.

Свое дальнейшее развитие в 1980-е годы ананьинская проблема нашла в трудах В.А. Ива­нова (1983; 1991) и В.Н. Маркова (1988; 2007). Ими было показано культурно-типологическое и генетическое различие памятников волго-кам- ского (постмаклашеевского) и прикамско-приуральского (шнурового и гребенчато-шнурово­го) ананьина. Оба исследователя высказались в поддержку гипотезы о миграции североприу­ральских групп населения по Вятке, Ветлуге и через верховья Камы в южные районы анань­инского ареала. При этом В.Н. Марков, прове­дя анализ керамики раннего железного века Волго-Камья, поддержал гипотезу В.Ф. Генинга и С.В. Кузьминых о многокомпонентном ха­рактере населения ананьинской общности. В ее ареале Марков выделил четыре группы памят­ников, каждая из которых характеризовалась специфическим керамическим комплексом: «текстильным», постмаклашеевским, сложнош­нуровым и гребенчато-шнуровым. Вторым ша­гом, к сожалению, не получившим тогда продол­жения, стал поставленный Марковым вопрос о невозможности объединения памятников Вол­го-Камья и Северного Приуралья в рамках еди­ной ананьинской культуры или общности.

В 1990-е годы В.Н. Марков в рамках иссле­дования генезиса ананьинских древностей об­ратился к переосмыслению материалов прика­занской культуры. В итоге он пришел к убежде­нию об обособленном характере ее маклашевского этапа, не являющегося прямым продол­жением предшествующих этапов приказанской культуры, и обосновал необходимость выделе­ния самостоятельной маклашеевской культуры (Марков, 1996. С. 10-12). Таким образом, полу­чила поддержку ранее высказанная гипотеза

В.Ф. Генинга и С.В. Кузьминых о выделении предананьинской (маклашеевской) культурно­исторической общности. В настоящее время подобный взгляд на маклашеевские древности находит все большее число сторонников, а тер­мины маклашеевская культура и маклашеевская культурно-историческая общность употребля­ются как синонимы предананьинской культур­но-исторической общности.

На рубеже XX и XXI веков произошло пере­осмысление термина «ананьинская культурно­историческая общность». Один из авторов пред­ложил объединить древности Волго-Камья и северо-востока Европы в рамках ананьинской культурно-исторической области (Кузьминых, 20006. С. 107, 108; 2006. С. 228-230). Понятие «общность» предполагает более тесные этно­культурные связи, нежели «область». Ананьин­ский мир есть все основания рассматривать как общую колыбель предков прибалтийских и по­волжских финнов и пермских народов. Актив­ные миграционные процессы в начале эпохи ран­него железа определили подвижные территори­альные рамки АКИО в пределах лесной зоны Волго-Камья и северо-востока Европы в раз­личные хронологические периоды.

В начале XXI в. другой из авторов настоя­щей статьи, обратившись к изучению погребаль­ного обряда населения ананьинской области и в развитие взглядов В.Н. Маркова, В.А. Иванова и С.В. Кузьминых, выделил четыре археологи­ческие культуры в составе АКИО: акозинскую, или культуру текстильной керамики РЖВ Сред­него Поволжья и Нижней Оки, ананьинскую культуру сложношнуровой керамики, ананьинс­кую культуру гребенчато-шнуровой керамики и постмаклашеевскую (Чижевский, 2002; 2008).

 

2. Предананьинская проблема

Одной из ключевых проблем изучения ананьинского мира является давно обсуждаемая ди­лемма: связан ли генезис АКИО с развитием культур финала бронзового века Волго-Камья или же корни АКИО следует искать на соседних тер­риториях. Решение проблемы происхождения культур ананьинского мира во многом затрудне­но запутанной ситуацией, сложившейся в пробле­матике эпохи поздней бронзы Волго-Камья. До­минировавшее до 1990-х годов представление АХ.Халикова (1969; 1980) о развитии в регионе единой приказанской культуры в последние де­сятилетия неоднократно подвергалась критике | см. труды В.П. Денисова, Л.И. Ашихминой, Н.Л. Членовой, И.Б. Васильева, М.Ф. Обыденнова,

В.А. Иванова, Е.П. Казакова, B.C. Патрушева, В.Н. Маркова. Б.С. Соловьева, Ю.И. Колева, а также авторов настоящей статьи; см. обзор ра­бот: Кузьминых, 1999а; 1999б; 2001; Чижевский, 2007а). В итоге халиковская концепция ананьинского культурогенеза, базировавшаяся только на фундаменте приказанской культуры, настолько обросла противоречиями, что перестала исполь­зоваться в исследовательском процессе.

Безусловно, необходима перестройка данной концепции. Однако начинать ее следует с пере­осмысления базовых памятников приказанской культуры, которые легли в основу ее периодиза­ции, и сопоставления их с опорными памятника­ми луговской, межовской, сусканской и других культур. Пока что наблюдается стремление «от­кусить» от приказанского «пирога» тот или иной лакомый кусочек. И если выделение памятни­ков маклашеевского этапа в самостоятельную культуру или общность сделано вполне обосно­вано, то в отношении переосмысления памят­ников предшествующих этапов приказанской культуры предстоит сначала большая источни­коведческая работа (Кузьминых, 2001. С. 19,20; Чижевский, 20076).

С отказом от концепции приказанской куль­туры перед исследователями встает три блока проблем, каждый из которых может изучаться как самостоятельно, так и в связке друг с дру­гом.

Первый блок связан с займищенским этапом. А.Х. Халиков (1980. С. 52; 1987. С. 144) и А.Д. Пряхин (1980. С. 27), возможно, вполне спра­ведливо, рассматривали памятники этого круга как отражение процесса взаимодействия сред­неволжской группировки абашевской культуры с местной поздневолосовской. Но почему число этих памятников столь мало, почему они сосре­доточены на небольшом отрезке казанского те­чения Волги? Эти вопросы, равно как и хроноло­гия, происхождение и последующие судьбы но­сителей займищенской керамики, безусловно, нуждаются в дальнейшем исследовании. Необ­ходимо уточнить само понятие «займищенский этап или период», уяснить, является ли он само­стоятельной археологической культурой, особым типом памятников или же локальным вариантом одной из уже выделенных культур начала II тыс. до н.э.

Второй блок проблем связан с обсуждением балымско-карташихинских, атабаевских, луговских, черкаскульских и сусканских древностей. В середине II тыс. до н.э. происходит «андронизация» культурных образований (как бы они ни назывались) северной лесостепи и юга лесной зоны Волго-Камья (Кузьминых, 1999а; 2001). Аналогичные процессы охватывают, как извес­тно, обширные пространства к востоку от Ура­ла. Характер и динамика формирования «андроноидных» культур, безусловно, определялись импульсами культур андроновского и срубного мира, но конкретные механизмы и этапы взаи­модействия степных и лесостепных групп на­селения требуют специального изучения.

Третий блок проблем — во многом ключевой при обращении к ананьинскому культурогенезу. В финале бронзового века в Волго-Камье скла­дывается маклашеевская культура (Марков, 1996) или предананьинская (маклашеевская) культурно-историческая общность (Генинг, Совцова, 1967. Рис. 2; Кузьминых, 1977; 1983. С. 6) (Рис. 1). В.Н. Марков, вслед за Н.Л.Членовой, (1981) считал возможным выводить происхож­дение маклашеевской культуры от ирменской (в ее розановском варианте). Нами отстаивается альтернативная точка зрения о формировании маклашеевской культуры на основе взаимодей­ствия пришлой культуры «текстильной» керами­ки и местных памятников атабаевского круга (имея в виду также луговские, сусканские и им подобные).

Не вдаваясь в полемику о характере межовской культуры, отметим, что наиболее ярко «андроноидные» черты в постандроновский пери­од проявляются в атабаевской керамике (Рис.2; 3, 1-6, 8). Она занимает устойчивую среднюю позицию между андроновской (федоровской) и маклашеевской. Сходство ее по элементам ор­намента (ямки, резные линии и гребенчатый штамп) и мотивам декора (группировка ямок по три, горизонтальный двойной зигзаг, ромбы и решетка) с сусканско-луговской керамикой, с одной стороны, и маклашеевской, с другой, оче­видно. В оппозиции луговская /атабаевская и атабаевская /маклашеевская керамика более близок к атабаевской посуде все же маклашеевский керамический комплекс. Отличия про­являются в оформлении днища: плоскодонные и с уплощенным дном в «атабаеве» и круглодон­ные в «маклашеевке», а также в форме венчи­ка — характерный валик со срезом или воротни­чок в «атабаеве» и безворотничковая в своей основе керамика в «маклашеевке». Впрочем, наличие многочисленных переходных форм на памятниках атабаевского круга нивелирует эти отличия. К примеру, сосуды из Балымского мо­гильника (Рис.З, 5,6) и Гулюковского III посе­ления (рис.З, 3) наряду с атабаевской орнамен­тацией имели округлую форму днища, а плоско­донные сосуды Рождественского I (Рис.З, 2, 4) могильника, Ерзовского, Гулюковского III (Рис.З, 7) и других поселений украшены в маклашеев­ской орнаментальной манере. Сближает данные керамические комплексы и наличие многочис­ленных воротничковых сосудов маклашеевского времени.

По всей вероятности, керамика памятников атабаевского круга демонстрирует начальный этап сложения маклашеевской культуры, кото­рый, судя по комплексам Балымского могиль­ника, можно датировать в пределах XIV/XIII вв. до н.э. (Рис.З, 7, 9-12).

Последующий этап развития маклашеевской культуры связан с миграцией носителей культу­ры «текстильной» керамики (с характерной для нее круглодонной керамикой) (рис.4), взаимодей­ствие которых с раннемаклашеевскими — ата- баевскими — группами населения стало своеоб­разным катализатором для формирования изве­стного нам стереотипа маклашеевской керами­ки: круглодонной, с цилиндрической, реже бло­ковидной горловиной, орнаментированной ямка­ми, оттисками гребенчатого штампа и резны­ми линиями (Рис.5; 6, 7, 8, 12).

Необходимо отметить, что процесс взаимо­действия носителей «текстильной» и атабаев­ской керамики шел в Волго-Камском регионе по-разному. Наибольшему воздействию подвер­глось атабаевское население Марийско-Чуваш­ского Поволжья, приустьевых районов Камы и прилегающих участков Волги. Значительно меньшее влияние оно испытало в Нижнем и Среднем Прикамье, а также на Вятке и Белой. Это выразилось в сохранении здесь архаичных атабаевских черт в декоре, следствием чего стало выделение быргындинской (Ашихмина, 1985), малмыжской и отчасти курмантаусской культур^[1]. Наличие подобных отличий в маклашеевском керамическом комплексе позволяет рассматривать данное этнокультурное образо­вание как многокомпонентное, но имеющее, по всей вероятности, единую атабаевско-текстильную» основу.

Хронология основного массива памятников маклашеевской культуры определяется вещевы­ми комплексами могильников (Маклашеевский 3, Полянский 2, Ново-Мордовский 5, Мурзихинский 2 и др.) (Рис.6, 2-7, 9-77, 13, 14), но преж­де всего данными радиуглеродного анализа в пределах XII/XI — 1 пол. IX вв. до н.э. (Чижев­ский, 2001. С. 30-36).

Взаимодействие «текстильного» и местного — уже постмаклашеевского — миров продолжи­лось и в раннем железном веке. На территории Среднего Поволжья этот процесс привел к об­разованию акозинской культуры с преобладани­ем «текстильного» этнокультурного компонен­та. В Нижнемг* Црикамье он выразился в фор­мировании постмаклашеевской культуры, в ко­торой возобладала местная этнокультурная тра­диция.

 

3. Ананьинская культурно-историче­ская область и постмаклашеевская куль­тура — стержневая культура АКИО

Выше уже отмечалось, что понятия «куль­турно-историческая» или «археологическая об­щность которые вполне правомерно использо­вались для культур эпохи финальной бронзы, не могут в полной мере быть применимы для куль­тур эл охи раннего железа, объединенных в рам­ках ананьинского мира. По своему культурному облику, происхождению и, вероятно, этнической принадлежности культуры, входящие в состав ананьинского межплеменного объединения, были различны: постмаклашеевская культура явилась прямым продолжением волго-камской маклашеевской (включая ранние памятники ерзовского и курмантаусского типов); симбиозом «текстильных» и маклашеевских древностей стала акозинская культура, в которой домини­ровал пришлый — западный — этнокультурный компонент; ананьинская культура шнуровой ке­рамики сложилась на основе культур эпохи по­здней бронзы Среднего и Верхнего Прикамья и имеет весьма своеобразный, отличный от по- смаклашеевского культурный комплекс; истоки ананьинской культуры гребенчато-шнуровой керамики восходят к лебяжской культуре в бассейнах рек Печоры и Вычегды (Марков, 2007). Все это заставляет нас рассматривать данные культуры в рамках ананьинской культур­но-исторической области, которая является объединением археологических культур, не свя­занных общностью происхождения (Кузьминых, 2000а. С. 108; 20006. с. 108; Кузьминых, Чижев­ский, 2007. С. 5) (Рис.7).

Ареал АКИО определяется главным обра­зом по распространению постмаклашеевской, шнуровой и гребенчато-шнуровой керамики, особенностям погребального обряда, характер­ным предметам вооружения (прежде всего, кельтов с овальным и шестигранным устьем втулки) и украшений. Ананьинский мир — это не только постмаклашеевская культура, но и куль­туры лесной и отчасти лесостепной зон севера и северо-востока Европы, которые испытали влияние постмаклашеевской культуры, воспри­няли формы «ананьинского» и степного воору­жения, конской упряжи и украшений, перерабо­танных в постмаклашеевской среде. Как мир ранних кочевников объединяет скифская «триа­да» (оружие, упряжь, звериный стиль), так и культуры ананьинского мира объединяют общие стереотипы вооружения — кельты и наконечни­ки копий, а также включение в местные кера­мические комплексы характерной постмаклаше­евской посуды (Рис.8, 9).

Носители акозинской культуры, характерны­ми признаками которой являлись «текстильная» керамика и акозинско-меларские кельты, нахо­дясь на стыке двух миров — «текстильного» и ананьинского, заимствовали «ананьинский» об­ряд погребения умерших в землю, а также не­которые категории предметов вооружения и ук­рашений. На основании этого акозинская куль­тура также рассматривается нами в рамках ананьинского мира (Кузьминых, Чижевский, 2006, С. 5).

Миграционный характер формирования куль­тур ананьинского мира был обусловлен, судя по палинологическим данным (Алешинская, Спи­ридонова, 2000), палеоклиматическими измене­ниями в бореальной зоне Северной Евразии в конце II — начале I тыс. до н.э. Эти процессы определили подвижные территориальные рам­ки АКИО в различные хронологические перио­ды. Повышенная активность постмаклашеевских групп населения в начале I тыс. до н.э. сме­нилась миграцией на юг и запад культур гребен­чато-шнуровой и шнуровой керамики во второй четверти I тыс. до н.э. Миграционные потоки были привязаны к речным системам Ветлуги, Вятки, Камы, Вычегды и Двины.

Наиболее полно в ананьинской археологии изучена постмаклашеевская культура. Работа­ми В.Н. Маркова и авторов этих строк были сформулированы основные критерии выделения данной культуры: 1) в керамическом комплексе это горшки, украшенные ямками и вдавлениями в различных сочетаниях (только на поздних этапах появляются разреженные оттиски шну­ра); орнамент в основном по шейке (Рис.8) (Мар­ков, 2007. С. 29); 2) характерный тип орудий и оружия — бронзовые и медные кельты с оваль­ным устьем втулки (Рис.9, 72, 28) (Кузьминых, 1983; Марков, 2007); 3) в погребальном обряде и инвентаре могильников — это наличие погре­бений с подчиненными костяками, присутствие костяных лощил, кельтов с овальной втулкой, терочников и антропо-зооморфных бронзовых фигурок (Рис.9, 72, 31), наличие на ряде некро­полей стел (Рис.9, 32) (Чижевский, 2002; 2008); антропологический тип погребенных в основном европеоидный (см. статью И.Р. Газимзянова в настоящем сборнике).

Этим критериям отвечают памятники Усть- Камья и р. Белой, здесь они имеют наиболее чистый, не смешанный облик. Памятники Сред­него Прикамья — наряду с включениями постмаклашеевского компонента — оставлены в ос­новном носителями ананьинской культуры шну­ровой керамики. Некоторые поселения и могиль­ники Чувашско-Марийского Поволжья сочета­ют в себе традиции разных культур: постмаклашеевской, акозинской и гребенчато-шнуровой. В Старшем Ахмыловском и Акозинском могиль­никах постмаклашеевские погребения распола­гаются отдельно от акозинских (с меларскими кельтами) и гребенчато-шнуровых (с шести­гранными кельтами).

 

4. Вуаль АКИО — культуры акозинская, шнуровой керамики и гребенчато-шнуро­вой керамики.

 

4.1. Акозинская культура является одной из своеобразных культур АКИО², выделена в 1970-е годы (Кузьминых, 1977; 1983. С. 157). Как уже отмечалось, под влиянием постмаклаше­евской культуры у носителей пограничной с ананьинским миром культуры «текстильной» кера­мики появляется обряд погребения в землю, который, помимо Средневолжского региона, про­ник и на Нижнюю Оку (Младший Волосовский могильник) (Кузьминых, Чижевский, 2006). Бо­лее того, длительное проживание на одной тер­ритории обусловило наибольшую близость акозинского погребального обряда с постмаклаше- евским по сравнению с остальными культура­ми АКИО (Чижевский, 2008. С. 33 — 43).

Акозинская культура обладает рядом харак­терных признаков, выделяющих ее из осталь­ных культур АКИО: 1) керамический комплекс представлен сосудами, большая часть которых орнаментирована характерными «текстильны­ми» отпечатками (Рис. 10); 2) наличие особого, отличного от ананьинских, очага металлообра­ботки; его основным маркером являются кель­ты меларского или акозинско-меларского типа (Рис.11, 7, 10) (Кузьминых, 1983. С. 167-170; 1993); 3) особенностью погребального обряда является расположение погребений группами, а не рядами, как в остальных культурах АКИО; присутствует также характерный набор погре­бального инвентаря, не встречающийся или же известный лишь изредка в некрополях других культур АКИО — это меларские кельты, желез­ные пешни, топоры и секиры, однолезвийные кинжалы, железные и биметаллические булав­ки (Рис. 11) (Чижевский, 2002; 2009).

Сочетание всех трех групп признаков харак­терно для памятников Чувашско-Марийского Поволжья и Нижней Оки — основного ареала культуры. В небольшом количестве керамика с «текстильными» отпечатками, а также кельты меларского типа встречены в Усть-Камье и при­легающих волжских районах. Погребения с ме­ларскими кельтами реконструируются здесь в Ново-Мордовском I, Семеновском VI, Танаевском и других могильниках.

Исследование акозинской культуры осложне­но тем, что памятники ее юго-восточного флан­га располагались чересполосно на одной терри­тории с постмаклашеевскими и ананьинской культуры гребенчато-шнуровой керамики (Мар­ков, 1994. С. 65, 68, 69). В большинстве памят­ников Средневолжского региона мы наблюда­ем активное и причудливое сочетание черт всех этих культур — настолько далеко зашли здесь процессы культурогенеза, начавшиеся еще в позднебронзовую эпоху с миграцией носителей культуры «текстильной» керамики. Не удиви­тельно, что из пяти исследованных могильни­ков лишь в Убеевском (в его раскопанной час­ти) выявлен исключительно акозинский комплекс погребального инвентаря; в Младшем Волосовском, Старшем Ахмыловском, Акозинском и Козьмодемьянском содержались погребения трех культур АКИО: акозинской, гребенчато­шнуровой керамики и постмаклашеевской, но на погребальном поле они группируются отдельно друг от друга.

Акозинская культура является частью огром­ного «текстильного» мира центра и северо-за­пада Европейской России, Восточной Прибал­тики и Финляндии времени РЖВ. При этом зна­чительнейшую часть памятников культуры «тек­стильной» керамики центра Русской равнины и более северных территорий, которые синхрони­зируются по вещевым комплексам и радиоуг­леродным датам со средневолжскими акозин- скими, традиционно относят к бронзовому веку. Критерием перехода к эпохе раннего железа является в них дьяковский «след». Однако при­сутствие здесь таких памятников — пусть и еди­ничных — как Младший Волосовский могильник, который никак нельзя отнести к дьяковской или городецкой культурам, свидетельствует о суще­ствовании в ареале культуры «текстильной» ке­рамики позднего пласта догородищенских па­мятников и ранних городищ на Нижней Оке и в Костромской низине (иногда с находками кель­тов меларского типа и литейных форм для их отливки, а также «текстильной» керамики со шнуровыми оттисками), синхронных со средне­волжскими ако-щнскими и постмаклашеевски­ми. Но от последних их отличает одна важней­шая черта, а именно: для них не характерна по­гребальная обрядность, связанная с помещени­ем трупа в землю.’Именно эта часть «текстиль­ного» мира явится в дальнейшем базой для фор­мирования дьяковской, городецкой, позднекар- гопольской и других культур РЖВ (Кузьминых, 2006; Гусаков, Кузьминых, 2008).

 

4.2. Ананьинская культура шнуровой храмики, ее поселенческие и погребальные пятники дали изначальное представление о классической ананьинской культуре. Именно ее материалы легли в основу современных взглядов о первой фазе раннего железного века Волго-Камья. Отталкиваясь от них, А.М. Тальгрен, Худяков и, наконец, А.В. Збруева и X. Халиков построили концепцию ананьинской  культуры, доминировавшую в отечественной историографии в 20- 80-е годы прошлого столетия. Ананьинская культура шнуровой керамики (АКШК) обладает следующими характерными чертами:

1. Наиболее яркой чертой материальной культуры AKШК является керамика, украшен­ная исключительно оттисками шнура (Рис. 12). Шнуровая орнаментация в виде двух-трехрядного шнура образует узоры из волнообразных, наклонных и перекрещивающихся линий, треугольников, ромбов и лесенок, нанесенных в основном на шейку и плечико. Сосуды имеют формы широких чаш и горшков (Рис. 12, 10-13) Марков, 1988. С. 72).
2. Другой чертой, определяющей культурную особенность АКШК в рамках АКИО, являются кельты с шестигранным сечением устья втулки (Рис.13,31) (Кузьминых, 1983, Рис.46,б, таб.9), которые фиксируются в основном в ареале памятников с керамикой со сложношнуровой орнаментацией (Марков, 1994, с.70). Единичные экзмпляры шестигранных кедьтов встречены в ареале постмаклашевской культуры, отражая проникновение на эту территорию таежных ананьинских групп населения. Более многочисленны они в средневолжских могильниках (Старшем Ахмыловском, Акозинском и Косзьмодемьянском), тяготеющем к устью Ветлуги, но образуют здесь особые, отличные от камских типоы (КАН-90), характерные для ветлужского варианта культуры с гребенчато-шнуровой керамикой.
3. В погребальном обряде АКШК также присутствуют характерные черты, резко отделяющие ее от остальных культур ананьинского мира – это наличие на некрополях каменных ящиков и деревянных гробниц; устройство каменных крепид над погребальными сооружениями; использование кроме ингумации также кремации погребенных; наличие в погребальном инвентаре кельтов с шестигранной втулкой, чеканов, сосудов со сложношнуровой орнаментацией (рис.13) (Чижевский, 2002, 2008). С этой культурной средой связано появление в Прикамье специфического низколицего монголоидного антропологического типа, хорошо известного по материалам Луговского могильника (см. ста­тью И.Р. Газимзянова в настоящем сборнике).

Основной территорией АКШК являются рай­оны Нижней и Средней Камы от Елабуги до Перми, а также Нижней Белой. Здесь эта куль­тура проявляется наиболее полно. Встречены отдельные погребения и керамика АКШК и в приустьевой части Камы.

 

4.3. Ананьинская культура гребенчато­шнуровой керамики. В конце 1970-х годов один из авторов при изучении металлического инвентаря АКИО обратил внимание на значи­тельное своеобразие кельтов с шестигранной втулкой, распространенных в бассейнах Вятки и Ветлуги (Кузьминых, 1977; 1983. С. 77,78,177). В 1980-е годы вопрос о коренном отличии кера­мического комплекса данной группы ананьинс­ких памятников поставил В.Н. Марков (1988). В настоящее время мы рассматриваем группу памятников, сочетающих керамику с гребенча­то-шнуровой орнаментацией и кельтами типа КАН-90, как особую культуру гребенчато-шну­ровой керамики (АКГШК) в составе АКИО (Рис. 14; 15). Таким образом, АКГШК характе­ризуется следующими специфическими черта­ми: 1) керамика поселений и могильников пред­ставлена круглодонными сосудами чашевидной и горшковидной формы, сочетающей гребенча­тую и шнуровую технику орнамента (Рис.14) (Марков, 1988. С. 66-67); 2) наличие в инвента­ре могильников кельтов типа КАН-90 ((Рис. 15, 77, 19) для ветлужского варианта культуры) и охры (Кузьминых, 1983; Чижевский, 2002; 2008); 3) использование — наряду с захоронением в зем­лю — иных форм погребальных обрядов, в част­ности, «домов мертвых» (Старший Ахмыловский могильник).

Местом сложения АКШК была, вероятно, территории Европейского Северо-Востока, от­куда к рубежу VTI-VI вв. носители данной куль­туры распространяются в верховья Камы, на Вятку и Ветлугу с выходом в приустьевых рай­онах этих рек на Волгу и Каму, где они вступили во взаимодействие с другими культурами АКИО.

 

5. Проблемы хронологии и периодиза­ции АКИО (три этапа волго-камского ана­ньина)

В последние десятилетия произошли некото­рые изменения в нашем понимании хронологии и периодизации ананьинского мира. Они обус­ловлены как расширением источниковой базы, так и пересмотром датировок степных культур раннего железного века.

Нижнюю границу первого этапа АКИО оп­ределяют материалы ряда погребений постмак­лашеевской культуры Измерского VII (п. 10) и Мурзихинского II (п. 97) могильников (Казаков, 1994; Чижевский, 2002. С. 33).

Кобанские аналогии периода Кобан III брон­зового псалия из п. 10 Измерского VII могиль­ника дают достаточно широкую дату в преде­лах 2 пол. X — нач. VII вв. до н.э. (Козенкова, 1996. Рис. 36, 36), однако В.Р Эрлих уточнил датировку псалия, сужая время его бытования до конца IX — 2 пол. VIII в. до н.э. (1994. С. 65, 66). Для комплекса вещей из п. 97 Мурзихинс­кого II могильника существует радиоуглеродная дата (2830±40 лет; анализ выполнен лаборато­рией ГИН). Наличие в данных погребениях ти­пичного для ананьинской эпохи инвентаря — кель­та типа КАН-28 и наконечника копья типа КД- 28 дает возможность утверждать, что форми­рование диагностирующего комплекса вещей раннеананьинского времени — бронзовых кель­тов с овальным сечением втулки и треугольной, трапециевидной и арковидной фасками и прорез­ных наконечников копий — происходит уже на первом этапе существования АКИО, в 1 пол. IX — VIII в. до н.э. Наличие в позднемаклашеевском погребении 199 Мурзихинского II могиль­ника железного шила позволяет предположить, что и распространение железных орудий и ору­жия относится к финалу маклашеевской КИО — началу первого этапа АКИО.

Второй этап развития АКИО (кон. VIII — 1 пол. VII в. до н.э.) связан с распространением кавказских импортов в Волго-Камье, когда на Северном Кавказе и в степной зоне Восточной Европы после киммерийских и скифских похо­дов в Переднюю Азию формируются памятни­ки «предскифского» времени, известные по по­гребениям новочеркасской и черногоровской групп. Характерные для них бронзовые, биме­таллические и железные изделия в массе появ­ляются в постмаклашеевских и акозинских мо­гильниках, причем наряду с импортными изде­лиями появляются и их местные подражания. Наиболее яркой особенностью этой эпохи явля­ются постмаклашеевские (ананьинские) стелы Ново-Мордовского I, Мурзихинского II и дру­гих могильников.

Третий этап развития памятников ананьинс­кого времени в Волго-Камье (2 пол. VII — V вв. до н.э.) характеризуется усилением влияния ев­разийских культур «скифо-сибирского» мира и началом функционирования второй фазы анань­инского очага металлургии. На этом этапе «скифский» вектор связей постепенно меняет­ся на савроматский и сакский, а для таежного Прикамья, кроме того, на иткульский.

 

6. Исторические судьбы населения АКИО^[2]

Наличие в Волго-Камье многочисленных изделий кавказского и степного (скифо-сибир­ского) облика позволяют органично рассматри­вать историю населения АКИО на фоне обще­евразийского исторического процесса. Развитая цветная и черная металлургия и металлообра­ботка, своеобразные формы орудий, оружия и украшений, оригинальный звериный стиль, слож­нейший погребальный обряд, обширный ареал культур ананьинского мира, их стержневая роль в этно- и культурогенетических процессах эпо­хи раннего железа на Европейском Севере и Северо-Востоке — все это ставит ананьинскую культурно-историческую область вровень с та­кими колоссами древности, как культуры ски­фо-сибирского мира, кобанская, галынтатская, латенская и др.

Начальные фазы РЖВ в Волго-Камье и на севере и северо-востоке Европы характеризу характеризу­ются распространением весьма контрастных экологических, хозяйственных и социальных доминант. В северной лесостепи и на юге лес­ной зоны у населения акозинской и постмакла­шеевской культур утвердился по-настоящему комплексный характер производящей экономи­ки. Это высокотехнологичные и передовые для своего времени бронзолитейное дело и железо-обработка, животноводство и земледелие (впро­чем, роль последнего в производстве пищи — при ограниченных прямых свидетельствах земледе­лия — явно преувеличивается). Железообработка постмаклашеевской и акозинской культур сло­жилась при явном кавказском импульсе.

В южнотаежном и таежном Прикамье, на Вятке, Ветлуге и Белой главенствующая роль в хозяйственной деятельности по-прежнему при­надлежит придомному животноводству. Здесь нет прямых свидетельств земледелия. Явно заметней становится роль пушной охоты. На фоне доминирующей цветной металлургии и металлообработки наблюдается достаточно вялое развитие железообработки. Количество и ассортимент железных изделий на порядок ус­тупают, к примеру, постмаклашеевскому произ­водству. В цветной металлообработке, несмот­ря на ее видимйй расцвет, происходит замет­ный регресс технологии — возврат к широкому использованию «чистой» меди. Резко уменьша­ется доля изделий, изготовленных из оловянных, оловянно-мышьяковых и других сплавов, харак­терных для постмаклашеевского и акозинского

чагов металлообработки. Сама техника литья в восточных ананьинских очагах, связанных с культурами шнуровой и гребенчато-шнуровой керамики, как и в иткульском на Урале, стано­вится более грубой, как бы «варваризирован- ной». С позднебронзовой эпохи сохраняются типы изделий (втульчатые тесла, наконечники копий и кельты), причем медные и бронзовые кельты отливаются в самусьско-кижировской традиции, которая укоренилась в РЖВ в боль­шинстве таежных культур Северной Евразии.

Гребенчато-шнуровая и шнуровая культуры АКИО (равно как и иткульская культура Урала  с ее опорой на собственные источники меди) демонстрируют нам феномен «запоздалого» бронзового века. В еще большей степени эта характеристика присуща культурам темнохвойной тайги северных широт – от Карелии до полярного Урала, являющихся переферией ананьинского мира. Основу хозяйства здесь составляют охота и рыболовство. Это обусловило мобильность и подвижный характер сравнительно малочисленных коллективов. Этому были подчинены все остальные виды жизнедеятельности. Железные орудия появляются здесь, вероятно, не ранее середины I тыс. до н.э., причем на западе в формах, характерных для культур Восточной Балтикии и Волго-Камья. Обработка меди и бронзы фиксируется, но в весьма ограниченных масштабах. В формах изделий отчетливо улавливаются ананьинские стереотипы. На севере достаточно долго сохраняются и широко используются кремниевые, кварцитовые и сланцевые орудия.

В постананьинскую эпоху (III/II в.в. до н.э. – IV/V вв. н.э.) процессы культурогенеза в Волго-Камье и на севере и северо-востоке Европы развивались в русле дифферециации и перегруппировки  сложившихся в предшествующую эпоху этнокультурных образований (Рис.16). В результате этих процессов  в лесной полосе Восточной Европы произошел разрыв прежнего единого культурного пространства от Камы и Печеры на востоке до Финляндии и Карелии на западе. Многими исследователями (и нами в том числе)  ананьинская культурно-историческая область (в широком понимании этого термина) рассматриваются как колыбель предков прибалтийских и поволжских финнов и пермских народов. В постананьинскую эпоху восточные импульсы теряют былую роль катализатора культурных и этнических процессов в северо-западных областях Европейской России, как то было в рамках АКИО.

Происходит размежевание в развитии культур Волго-Камья) худяковская, чегадинская, осинская, кара-абызская, гафурийско-убаларская, гляденовская) и крайнего Северо-Востока Европы (пиджская, джуджыдъягская), с одной стороны, и Волго-Окского междуречья (дьяков­ская, городецкая), Верхневолжья, Заонежья, Белозерья, Карелии и Финляндии (позднекаргопольская, позднебеломорская, лууконсаари-кудома, с керамикой «арктического» типа или къельмо) — с другой. В пьяноборскую и после­дующие эпохи на севере и северо-западе Вос­точной Европы и в Финляндии все еще сохраня­ется мода на изготовление украшений в стиле, характерном для прикамских культур, но связа­но ли это с этнокультурными отношениями или торговлей, еще предстоит выяснить.

Этнокультурные образования Прикамья (за исключение гафурийско-убаларской культуры) и Европейского Северо-Востока образуют ареал предковых культур пермских народов, объеди­ненных в пьяноборскую культурно-историчес­кую область. Развитие камских культур пошло по пути концентрации племенных групп на круп­нейших водных артериях в местах с наиболее обширными пойменно-луговыми угодьями. Ос­воение малых рек и водораздельных про­странств происходит в Прикамье только в мазунинское время, когда важную роль в системе жизнеобеспечения стало играть подсечно-огне­вое земледелие. В конце эпохи наметился сдвиг камских групп населения на запад. Племена азелинской культуры, которые отождествляют­ся с прапермянами, дисперсными группами ос­ваивают Вятско-Ветлужское междуречье.

Северные группы прапермян связаны с куль­турами гляденовской общности Верхнего При­камья и северо-востока Европы, которые сфор­мировались на базе шнурового и гребенчато­шнурового ананьина и при участии зауральских импульсов. В Северном Приуралье сохраняет­ся дисперсное расселение гляденовских групп, унаследовавших от своих предков охотничье- рыболовческий уклад хозяйства.

Завершая, отметим, что ананьинская пробле­матика является во многом ключевой в архео­логии конца II — начала I тыс. до н.э. Северной Евразии. От успеха в ее разработке зависит дальнейшее изучение сложнейших этно- и куль­турогенетических процессов, протекавших в финале бронзовогсГи раннем железном веках в Волго-Камье и на севере и северо-востоке Ев­ропы.

 

Литература

• Алабин П.В. Ананьинский могильник // Вес­тник географического общества. 1860. № 6.
• Алешинская А.С., Спиридонова Е.А. Пери­одизация эпохи бронзы лесной зоны европейской России (по палинологическим данным) // ГАС. 2000. Вып. 4-1.
• Лшихмина Л. И. Генезис ананьинской куль­туры Среднего Прикамья / Доклад на VI МКФУ // Серия препринтов «Научные доклады» Коми филиала АН СССР, вып. 119. Сыктывкар, 1985.
• Генинг В.Ф., Совцова Н.И. О западносибир­ском компоненте в сложении ананьинской этни­ческой общности // УЗ ПГУ. 1967. № 148.
• Гусаков М.Г, Кузьминых С.В. К вопросу о роли носителей «сетчатой» и «штрихованной» керамики в формировании культур лесной поло­сы Восточной Европы в раннем железном веке // КСИА. 2008. Вып. 222.
• Ефименко П.П. К вопросу об истоках куль­туры поздней бронзы на территории Волго-Ка­мья // Археология. 1948. Т. II (на укр. яз., резю­ме на рус. яз.).
• Збруева А.В. Пижемское городище // ИГАИМК. 1934. Вып. 106.
• Збруева А.В. Ананьинский могильник // СА. 1937. Т. II.
• Збруева А.В. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // МИА. 1952. № 30.
• Збруева А.В. Луговской могильник // ТИЭ. Нов. серия. 1947. Т. И.
• Иванов В.А. Памятники типа курмантау и сложение ананьинской общности на территории Башкирии // Проблемы археологии Поволжья и Приуралья. Куйбышев, 1976.
• Иванов В.А. Некоторые предварительные замечания о хронологии и периодизации культу­ры курмантау // Неолит и бронзовый век По­волжья и Приуралья. Куйбышев, 1977.
• Иванов В.А. Проблема культуры курмантау // Приуралье в эпоху бронзы и раннего железа. Уфа, 1982.
• Иванов В.А. Рец.: А.Х. Халиков. Волго-Ка- мье в начале эпохи раннего железа (VIII—VI вв. до н.э.). М., 1977 // СА. 1983. № 2.
• Иванов В.А. Существовала ли финно-угор­ская общность в Приуралье в эпоху раннего же­леза? // Семинар «Проблемы происхождения народов уральской языковой семьи»: ТД. Ижевск, 1991.
• Кузьминых С.В. Бронзовые орудия и оружие в Среднем Поволжье и Приуралье (I тысячеле­тие до н.э.): АКД. М., 1977.
• Кузьминых С.В. Металлургия Волго-Камья в раннем железном веке (медь и бронза). М., 1983.
• Кузьминых С.В. Меларские кельты Восточ­ной Европы и Фенноскандии (к проблеме одной археологической загадки) // Археологические па­мятники Среднего Поочья. Рязань, 1993. Вып. 3.
• Кузьминых С.В. О некоторых дискуссионных проблемах эпохи бронзы Среднего Поволжья (в связи с работами 70-90-х гг.) // Археология Центрального Черноземья и сопредельных тер­риторий. Липецк, 1999а.
• Кузьминых С.В. А.Х.Халиков как исследо­ватель эпохи раннего металла Волго-Камья // Проблемы древней и средневековой археологии Волго-Камья. Казань, 1999б.
• Кузьминых С.В. К проблеме поисков финно­угорской прародины // Российская археология: достижения XX и перспективы XXI вв.: МНК «75 лет со дня рождения В.Ф.Генинга». Ижевск, 2000а.
• Кузьминых С.В. Археологическое изучение ананьинского мира в XX веке: основные дости­жения и проблемы // Российская археология: достижения XX и перспективы XXI вв.: МНК «75 лет со дня рождения В.Ф.Генинга». Ижевск, 2000б.
• Кузьминых С.В. О некоторых дискуссионных проблемах бронзового века Среднего Поволжья (в связи с работами 70-90-х гг. XX в.) // Вопро­сы древней истории Волго-Камья. Казань, 2001.
• Кузьминых С.В. Финал бронзового и ранний железный век севера Европейской России // II Северный Археологический Конгресс: Доклады. Екатеринбург, 2006.
• Кузьминых С.В., Чижевский А.А. К пробле­ме культурной принадлежности Младшего Во- лосовского могильника // Южный Урал и сопре­дельные территории в скифо-сарматское время: Сборник статей к 70-летию Анатолия Харито­новича Пшеничнюка. Уфа, 2006.
• Кузьминых С.В., Чижевский А.А. О Влади­мире Николаевиче Маркове и его книге //
• В.Н. Марков. Нижнее Прикамье в ананьинскую эплоху: (Об этнокультурных компонентах анань­инской общности). Казань, 2007.
• Марков В.Н. Нижнее Прикамье в ананьинс­кую эпоху (об этнокультурных компонентах ана­ньинской общности): АКД. Л., 1988.
• Марков В.Н. К постановке проблемы про­исхождения памятников маклашеевского типа // Эпоха бронзы Нижнего Прикамья. Тез. Науч­ной конференции. Казань, 1996.
• Марков В.Н. Нижнее Прикамье в ананьин­скую эплоху: (Об этнокультурных компонентах ананьинской общности). Казань, 2007 (Серия «Археология евразийских степей». Вып. 4).
• Обыденное М.Ф. Археологические культу­ры конца бронзового века Прикамья. Уфа, 1998.
• Патрушев В.С.-Марийский край в VIII-VI вв. до н.э.: (Старший Ахмыловский могильник). Йошкар-Ола, 1984,
• Пряхин А.Д. Абашевская культурно-истори­ческая общность эпохи бронзы и лесостепь // Археология восточноевропейской лесостепи. Воронеж, 1980.
• Соловьев Б.С. О появлении «текстильной» керамики в Среднем Поволжье // АЭМК. 1995. Вып. 24.
• Соловьев Б.С. Бронзовый век Марийского Поволжья // ТМАЭ. 2000. Т. VI.
• Спицын А.А. Археологические розыскания о древнейших обитателях Вятского края // МАВГР. 1893. Т. 1.
• Халиков А.Х. Очерки истории населения Марийского края в эпоху железа // ТМАЭ. 1962. Т. II.
• Халиков А.Х. Древняя история Среднего Поволжья. М., 1969.
• Халиков А.Х. Волго-Камье в начале эпохи раннего железа (VIII—VI вв. до н.э.). М., 1977.
• Халиков А.Х. Приказанская культура // САП. 1980. Вып. В 1-24.
• Халиков А.Х. Приказанская культура // Эпо­ха бронзы лесной полосы СССР: Археология СССР. М., 1987.
• Худяков М.Г. Рец.: А.М.Тальгрен. L’epoque dite d’Ananino dans la Russie orientale / SMYA. 1919. T. 31:1 // KMB. 1922. №1.
• Худяков М.Г. Ананьинская культура // Ка- лнский губернский музей за 25 лет. Казань, 1923.
• Худяков М.Г. Зуевский могильник // Древ­ности Камы по раскопкам А.А. Спицына в 1898 г. МГАИМК. 1933. Вып. 2.
• Членова Н.Л. Связи культур Западной Си­бири с культурами Приуралья и Среднего По­волжья в конце эпохи бронзы и в начале желез­ного века // Проблемы западносибирской архе­ологии. Эпоха железа. Новосибирск, 1981.
• Чижевский А.А. Е.А. Халикова и проблема хронологии маклашеевского этапа приказанской культуры // Вопросы древней истории Волго-Камья. Казань, 2001.
• Чижевский А.А. Погребальные памятники населения Волго-Камья в финале бронзового — раннем железном веках (предананьинская и ана­ньинская культурно-исторические области): АКД. М., 2002.
• Чижевский А.А. Эпоха финальной бронзы на территории Нижнего Прикамья, современное состояние проблемы // Человек в мире культу­ры: исследования, прогнозы. М., 2007а.
• Чижевский А.А. Финал бронзового века на территории Нижнего Прикамья: некоторые ас­пекты проблемы // XVII Уральское археологи­ческое совещание. Материалы научной конфе­ренции. Екатеринбург-Сургут, 20076.
• Чижевский А.А. Погребальные памятники населения Волго-Камья в финале бронзового — раннем железном веках (предананьинская и ана­ньинская культурно-исторические области). Казань, 2008 (Серия «Археология евразийских степей». Вып. 5).
• Шмидт А.В. Очерки по истории Северо-Во­стока Европы в эпоху родового общества // ИГАИМК. 1934. Вып. 106.
• Tallgren A.M. L’epoque dite d’Ananino dans la Russie orientale // SMYA. 1919. T. 31:1.

 

^[1] Впрочем, В.А.Иванов доказал, что курмантаусская культура — явление более позднее, связанное уже с ранним железным веком (1976; 1977; 1982).

^[2] См. подробнее: (Кузьминых, 20006; 2006; Чижев­ский, 2008).

Читать в формате PDF