Пугачевское восстание в Заинском регионе

Из книги "Очерки из истории Зай-Шешминского междуречья. От Заинска до Акташа – Кара-Елга и ея соседи."

 

Как нам уже хорошо известно, Закамский регион в целом и местности, на которых располагалось селение Кара-Елга и соседние селения – Акташ, Маврино, Бута, Онбия, Шумыш, Чебуклы, Александровская Слобода, пригород Заинск и прочие, не могли похвастаться спокойной и размеренной жизнью в XVIII веке. Не обошло их стороной и восстание Емельяна Пугачева, случившееся в середине 70-х гг. О пугачевском восстании написано достаточное количество исторической и даже художественной литературы, поэтому я не вижу смысла повторять здесь общие положения о предпосылках, ходе и окончании этого исторического события. Нас интересуют в-первую очередь события, имевшие место быть в районе расположения села Кара–Елги и близлежащих селений, о которых здесь и пойдет речь.

Единственное упоминание о Кара-Елге, в связи с пугачевским восстанием, мне удалось обнаружить в статье «Заинской Энциклопедии», изданной в Казани в 1994 году (автор-составитель В.С.Малахов), в которой написано буквально следующее: «Кара-Елга упоминается в рапорте Казанского губернатора князя Мещерского П.И.Панину от 28 февраля 1775 года, жители которого активно выступили на стороне пугачевцев и выставили свой вооруженный отряд (ЦГАДА, ф.1274, оп.1, д.180)». К сожалению  мне не удалось лично убедиться в справедливости сказанного, поскольку на мои неоднократные обращения в Центральный Государственный Архив Древних Актов с просьбой о получении копии указанного документа, реакции так и не последовало. Однако и сомневаться в сказанном, в контексте тех исторических событий, которые происходили в регионе и о которых нам известно вполне достоверно, не приходится.

Начать рассказ следует с того, что

В декабре 1773 года толпы пугачевских мятежников направлялись со стороны Самары. Пугачевские «генералы» активно набирали пополнение в занятых районах. Одному из них, есаулу Чулочникову указом Пугачева от 21 декабря 1773 г. предписывалось «как по Самарской дистанции, так и в прочих селах и деревнях, набрав сколько отыщется ревнителев к службе его императорского величества и соединяясь с атаманом Араповым и прочими при командах командирами, скурсировать против противнических партий в защищении верноподданных жительств…».

Посланные мятежниками группы разъезжали по селениям и собирали в ополчение по одному человеку с пяти душ. С набранными таким образом шайками эмиссары Арапова и Чулошникова грабили помещичьи имения, убивали владельцев, отбирали хлеб, скот и иные припасы, а у крестьян забирали печеный хлеб, кафтаны и шубы.

Сосредоточившись более или менее значительными толпами и не встречая нигде сопротивления, повстанйы захватили в свои руки значительное пространство а затем вошли в соглашение с отрядами башкир, опустошавших северо-восточную часть тогдашней оренбургской губернии. Толпы пугачевских мятежников бродили у Бугуруслана и в окрестностях Бугульмы, где стоял отряд генерал-майора Федора Юрьевича Фреймана. Отряд стоял совершенно изолированный и, как писал А.С.Пушкин в своем «Пугачевском бунте» — «безо всякого действия». В крепости Бакалах, находившейся всего в 30 верстах от Бугульмы, казаки посадили на цепь своего атамана и намерены были отвезти его к Пугачеву. Тоже самое хотели сделать и жители селения Нагайбак со своим воеводой, капитаном Рушинским. за то, что он хотел оказать помощь Уфе в борьбе с мятежниками.

Узнав об этом, генерал Фрейман отправил в Нагайбак небольшую пехотную команду, для прикрытия которой в пути, назначил секунд-майора Тевкелева с отрядом в 400 башкир. По возвращению из Нагайбака Тевкелеву было предписано расположится в 23 верстах от Бугульмы. Тевкелев, во исполнение приказа 5 декабря остановился в деревне Акбашевой. а в полдень 6-го числа на него напала толпа башкир, человек в 600, склонила на свою сторону весь отряд Тевкелева, состоявший, как мы помним, из тех же «башкирцев», а самого секунд-майора, избитого и израненного, захватила в плен.

Лишенный, таким образом последней кавалерии, генерал Фрейман был поставлен в очень затруднительное положение. В Акташе в это время, и по бугурусланской дороге стояли толпы мятежников, прямые дороги из Кунгура и Заинска в Казань были отрезаны. Заинск занят старшиной Нагайбаком с толпой башкир. «При содействии подпрапорщика Буткевича, старшина Нагайбак склонил жителей Заинска не оказывать сопротивления, и начальник инвалидных солдат, капитан Мертвецов, приказал священнику Андрееву прочесть перед народом указ самозванца. Жители встретили Нагайбака с хлебом и солью, а дьячки звонили в колокола.  Священник Пркофий Андреев отслужил молебен за здравие императора, за что получил 1 рубль и в церковную сумму столько же. После молебна было произведено несколько выстрелов, и Нагайбак отправился в дом капитана Мертвецова, который ввел его в горницу и угощал. Жившие в Заинске майор Лопатин и капитан Савинич пришли к Нагайбаку с хлебом и солью и вместе с присутствующими пили за здоровье самозванца, называя его императором[1].

Утвердившись в Заинске, мятежники расширили и здесь район своих действий и появились в селениях, лежащих в окрестностях Бирска, и даже крестьяне Закамской Челнинской волости, близ Елабуги, отправляли большими обозами хлеб на продовольствие толпы, стоявшей у Мензелинска[2]».

При вышеописанных обстоятельствах ничуть не вызывает удивление факт, что жители Кара-Елги, как думается и большинства ближайших селений, выступили на стороне пугачевцев.

В качестве ответных действий были сформированы два отряда: капитана Кардашевского, из пятидесяти гренадер и роты гусар с одним орудием, и полковника Юрия Бибикова из четырех рот 2-го гренадерского и трех рот (эскадронов) Изюмского гусарского полков при двух орудиях. Полковнику Бибикову была поставлена задача – освободить Мензелинск и Заинск и очистить дорогу из Бугульмы, соединяющую Казань с отрядом генерала Фреймана.

4 января 1774 года Юрий Бибиков выступил из Казани со своим отрядом. Узнав об этом сотник повстанцев Темирбай писал атаману В.И.Торнову:

«Господину армейскому главному отаману сим репортом объявляем, что чрез посланного от нас уведомились: гвардейской[3], кои прислали с прозьбою известие, что де послано от них было со уведомлением и для взятья от новой армеи известия четыре человека, почему б и самим им быть в готовности, о чем слух попал в Заинск. И за тем предписанные посланные для известия гвардейцев четыре человека пойманы и взяты во оной Заинск, кои прислали ведомость, что де посылают их на Кичуй. А поставили мы по дорогам объездные караулы. Да притом, объявляя вам, господину отаману, я, сотник Тимирбай, нижайше прошу о присылке несколько людей, ибо мы находимся по Заю в Нижних Юмашах по большей дороге, и на крайнем месте между неприятелями, а пред нами партей нет, просим в том нас не оставить[4]».

Бибиков же, следуя через села Алексеевское и Старошешминск, 13 января   встретил мятежников в селении Сухареве, в тридцати верстах от Заинска. Подходя к селению, полковник Бибиков послал вперед подполковника Бедрягу с гусарами и ротой гренадер, и приказал занять его. Мятежники разрушили мост через лощину перед Сухаревым, но, не смотря на это и на глубокий снег, подполковник Бедряга почти без сопротивления занял селение. Мятежники расположились вокруг отряда в трех татарских деревнях. крупнейшей из которых была деревня Ерыклы, и хотя находились всего в 2 – 4 верстах, Бибиков вынужден был остановиться в Сухареве, чтобы дать отдохнуть отряду. «Пушки у меня так тяжелы. – писал он – что я от них время весьма много потерял; дороги так снежны, что и одна лошадь насилу может идти».

Приведем здесь оригинальный текст документа, относящегося к описываемым событиям[5]:

 

 

Не ранее 10 января 1774 г. 1(комментарии помещены непосредственно после текста документа) — Рапорт сотников повстанцев Абдуллы Токметева и Смаила Беккулова из села Сухарева старшине Рейкулу Асееву в Нагайбакскую крепость с просьбой прислать подкрепление

 

Старшине Рейкулу Асееву 2 репорт

Сего генваря 10 дня Заинскаго пригорода салдацкой сын Петр Григорьев, едучи ис Казани обратно в дом свой, нами пойман. Письма никакого у него не обыскалось. Оной малой пытан словесно, допрашиван. Допросом он показал, что де в Казань пришли два полка, один Петербурской гранодерской, другой гусарской 3. А в Казанском жительстве де по улицам затворены рогатинами. А ис Казани де отправлены две команды 4 на две дороги, а по которым дорогам,— того де не ведаю. Наших казаков 12 в Казане пойманы, одново казака повесили, а 11 били кнутом. И якобы в селе Сухореве 5 ис Казани быть штату 6 стоять. И мы здесь ожидаем с часу на час, как можно, чтоб ускорить со артирелией.

А здесь, в селе Сухореве, казак малое число. Как можно, чтоб день и ночь, чтоб не захватили солдаты, пожалуй  со артилерией быть неотменно.

А сей репорт писал свещеник Игнатий Симеонов 7, Сухаревский, сотника тамга Абдула Токметева, сотника Смаила Беккулова тамга такова.

Того ж числа села Сухарева крестьянин Никифор Михайлов приехал ис Казани. Он показал, якобы в селе де у нас будет штап ис Казани стоять в помещичьем доме. Священника одного хотели повестить того ради, что зачем де писал казацкие письмы.

ЦГАДА, ф. 6, д. 416, ч. I, л. 417. Подлинник.

 

 

Комментарии

1 Рапорт датирован на основании сведений об аресте 10 января 1774 г. солдатского сына П. Григорьева.

2 Аренкул (Ренкул) Асеев, ясачный татарин деревни Аскариной под Заинском, старшина и атаман повстанцев в этом районе. 16 января 1774 г. его отряд был разбит карательной командой полковника Ю. Б. Бибикова в бою у деревни Аскариной (рапорт Ю. Б. Бибикова генерал—аншефу А. И. Бибикову от 17 января 1774 г.— ЦГВИА, ф. 20, д. 1232, лл. 45—46).

3 Изюмский гусарский полк прибыл в Казань 7 января 1774 г., 8 января — 2-й гренадерский полк (а не Петербургский полк, как ошибочно показал на допросе П. Григорьев).

4 В начале января 1774 г. из Казани выступили две карательные команды. Первая из них (4 роты гренадер, 3 эскадрона гусар, 2 пушки) во главе с полковником Ю. Б. Бибиковым 4 января выступила к Заинску; вторая команда во главе с капитаном Г. Кардашевским (50 гренадер, эскадрон гусар, пушка) 7 января направилась к Арску и далее к реке Вятке.

5 Село Сухарево на левом берегу реки Зай (левый приток Камы) в 30 верстах от Заинска захвачено командой полковника Бибикова 13 января 1774 г. после непродолжительного боя с повстанцами (рапорт Бибикова генерал-аншефу А. И. Бибикову 15 января 1774 г.—ЦГВИА, ф. 20, д. 1232, л. 44 и об.).

6 Имеется в виду штатная гарнизонная команда.

7 Симеонов Игнатий, священник села Сухарева, упоминается в рапорте Ю. Б. Бибикова, как поп, “читавший народу манифест от злодея”.

 

14 января, в 8-м часу утра, Ю.Бибиков, атаковал мятежников, разбил их и все три селения сжег до основания, «авось либо, – писал он – после узнают свое заблуждение и возвратятся на путь истинный» (Из рапорта Ю.Бибикова А.И.Бибикову 15 января 1774 года). Захваченных в плен мужиков полковник Бибиков благополучно пересек розгами, а сухаревского священника, читавшего манифест Пугачева, и двух отставных солдат, из которых один кричал гусарам, чтобы они перешил на сторону самозваного императора, отправил в Казань в секретную комиссию.

По поводу этого события сохранился рапорт походного сотника мятежников Бикбова Муллагулова пугачевскому атаману Василию Ивановичу Торнову, текст которого полностью привожу в оригинальном виде:

«По силе указа репорт.

Нагайбацкой крепости господину отаману Василью Торнову объявляю, что ис пригорода Заинска 1 вышли руских 16 человек для взятья сена с четырьмя ружьями, коих, поймав, послали к вашей милости от живущагося пониже пригорода Заинска, в деревне Федотовой, караула.

В чем походной сотник Бикбов Муллагулов руку приложил.

Писарь Биккеня Ишмаметев писал.

1774 году генваря 13 дня.

Да еще объявляю, что, приехав из деревни Сухаревой, команда сожгла две деревни. А хотя посылали собранную здесь армию, токмо они без оружья ничего не могли, а потом приехав объявили, что де сожгли четыре деревни. А что еще будет, неизвестно[6]».

16 января полковник Ю.Бибиков выступил из Сухарева по направлению к Заинску. Верст за шесть от деревни Аскариной отряд был встречен пугачевским атаманом Аренкулом Асеевым с шестьюстами мятежниками и тремя орудиями. После непродолжительной перестрелки Бибиков дал команду роте гренадер атаковать батарею, что и было сделано. Пугачевский отряд обратился в бегство, однако, по доношению самого же Бибикова, «бег им был весьма неудачен, ибо они, скакав беспорядочною толпой, друг дружке мешали и вязли в снегу». Подполковник Бедряга со своими гусарами, тем временем рубил всех увязших, и мятежники оставили на после сражения до 200 тел.

Из Аскарино отряд Бибикова двинулся к Заинску, перед которым и был встречен мятежниками, расположившимися впереди города в количестве около 1 400 человек. Исходя из предположения, что жители Кара-Елги выступали на стороне мятежников, вероятно и они были в числе отрядов мятежников, защищавших Заинск. Выставив на пригорке три орудия, командиры мятежников приставили к ним канониров, захваченных в Заинске и приказали им открыть огонь. Тем временем, полковник Бибиков разделив свой отряд на три колонны, приказал: майору Неклюдову уничтожить рогатки, поставленные на дороге, капитану Плахуте со второй колонной и поручику конной гвардии Кошелеву с третьей занять предместье, разделенное рвами на две части, и выгнать из него мятежников. Сам же Бибиков. поднявшись на высоту, находившуюся метрах в 400 от города поставил на ней батарею, а подполковнику Бедряге с гусарами приказал обойти город и стать за перелеском.

Наступающие колонны Бибикова поначалу были встречены выстрелами, но выстрелы оказались безвредными. поскольку захваченные мятежниками канониры, сначала стреляли поверх голов, а потом, когда правительственный отряд подошел поближе, скатили пушки под гору и сами бежали к атакующим.

Потеря трех орудий и меткий огонь батареи, выставленной полковником Бибиковым в считанные минуты решили исход атаки и заставили мятежников очистить город. Пугачевцы бежали в рассыпную, и тут «опять предстал случай гусарам продолжать свою работу». Подполковник Бедряга, «как искусный и храбрый кавалерийский офицер», стремительно преследовал бегущих, и на протяжении не более 2-х верст изрубил около 300 человек. В городе было найдено еще около 100 убитых и раненых.

В Заинске полковник Бибиков захватил подпрапорщика Богдана Буткевича, сдавшего город вместе с капитаном Мертвецовым, арестовал священника и дьякона, служивших молебны о здравии Пугачева. Отправив их в Секретную комиссию, в Казань, Бибиков доносил, что пробудет в Заинске дня четыре, «ибо со всех сторон приходят крестьяне, татары с повинною, и сколько таковых будет, донесу. Солдаты. которые положили ружья прогнаны сквозь строй, дьячки за крик многолетия высечены[7]».

Приказав исключить из донесения все, что касалось наказания, понесенного населением занятого города, и представляя его в копии императрице, А.И.Бибиков выражал уверенность, что край «очистится от сей нечистой сволочи», и последствия этих побед будут благотворны. Действительно на другой день после занятия Заинска, т.е. 18 января 1774 года, к полковнику Бибикову явились с повинною представители 22-х деревень, среди которых, надо полагать, были и караелгинцы, и заявили, что прочие их односельцы, взятые мятежниками на службу, возвращаются в дома. Количество покаявшихся было таково, что Ю.Бибиков выдавал им билеты и отпускал по домам, т.к. держать их ему было решительно некогда.

19 февраля 1774 года походный старшина пугачевских отрядов В.Еремкин и сотник П.Алчинов докладывали атаману В.И.Торнову «Репортом»:

«От 18 числа сего генваря, услыхав мы, что деревни Чалны старшина Нагайбак Асянов со всею командою, брося пригород Заинск, выехав, остановился было в деревне Каширах, х коему от нас репортовано было, чтоб он нас с командою дождался в показанной деревне Каширах. И со оным репортом послан был нарочной от нас к нему казак, кой и поныне не возвратился. Вторительно, того ж числа послали другаго казака с репортом же, чтоб о наряжении с окольных деревень для рубления и валежу по разным дорогам в лесу засеки с каждаго двора по человеку, и того казака також и поныне нет».

На этом завершился первый период участия жителей закамских селений Заинского района в пугачевском восстании, продлившийся около 2-х месяцев – с ноября 1773 по январь 1774 г.

В заключение стоит разве что привести выдержки из двух любопытных документов, касающихся отправленных в Секретную комиссию заинских «предателей» — священника Прокофия Андреева и подпрапорщика Богдана Буткевича, сдавших Заинск мятежникам без боя.

В письме Императрице Екатерине, датированном 29 января 1774 года А.И.Бибиков пишет (фрагмент):

«Всемилостивейшая Государыня!

Здесь всеподданнейше подношу экстракт произведенных дел в тайной коммисии, из которых некоторые решены мною обще с коммисиею, а на другие осмеливаюсь испросить высочайшего Вашего указа, как-то о протопопе и попах Самарских и Заинском, и о трех офицерах — Щепачеве, Черемисинове и Воробьевском, равно и о подпрапорщике Буткевиче. Из решенных же приметить изволите, что некоторых определил я с публичными обрядами повесить в самых тех местах, где они преступниками жили и злодействовали, а гарнизонного солдата в Казани на Арском поле, чтоб сделать страх не только другим, но и самым гарнизонным, из коих по разным местам некоторые прегнусными предателями и злодеями себя показали. Строгость сия неминуемою по здешним обстоятельствам показалась. Дабы повсюду раздалась казнь, злодеям и бунтовщикам исполняемая, умеряю я число сих сколько можно меньше, хотя они все по строгости законов сему без изъятия подвергаются. Человеколюбивое Вашего Императорского Величества сердце и образ Ваших мыслей всегда за сих извергов и против строгости законов предстательствуют.

Января 29 дня 1774 года. Казань».

На что, 15 февраля того же года следует Высочайший ответ:

«Нашему генерал-аншефу Бибикову.

Реляцию вашу от 29 числа Января и приложенные при оной экстракты города Самары о протопопе Андрее Иванове, попах Никифоре Иванове, Федоре Никитине, Алексее Михайлове, Василье Михайлове, Даниле Прокофьеве, Максиме Иванове, дьяконах Степане Яковлеве, Петре Иванове, Василье Никифорове, отставном поручике Ефиме Воробьевском, Ставропольского батальона поручике Илье Щепачеве, Тобольского третьего батальона прапорщике Иване Черемисинове, отставном подпрапорщике Богдане Буткевиче, пригорода Заинска попе Прокофье Андрееве, мы разсматривали. О всех вышесказанных преступниках учиненные в секретной ведения вашего коммисии сентенции нашли с государственными законами, по происшедшим от них злодеяниям, согласными, но при всем том однакоже повелеваем с оными преступниками поступить по вашему разсмотрению, и сколько польза и благосостояние Империи по нынешним в тамошнем краю обстоятельствам того требуют. Впрочем с нашею милостию мы вам пребываем

Екатерина».

Как именно по «разсмотрению» поступил А.И.Бибиков выяснить мне не удалось, в связи с чем нам остается предполагать, что, скорее всего, все арестованные были незатейливо умерщвлены через повешение.

К слову, в письмах Екатерины, в связи с успехами при взятии Заинска был упомянут и полковник Бибиков. Так, в собственноручном  письме к А.И.Бибикову от 9 февраля 1774 года (которое правда опубликовано было по черновому варианту и неизвестны – было ли направлено адресату), Императрица пишет:

«Александр Ильич, Реляции ваши от 21 и 29 января я получила и с удовольствием из оных усмотрела, что дел тамошних состояние обращается к лучшему, чему доказательством служит разбитье злодейских шаек у города Заинска и в других местах, где полковник Бибиков добрый успех имеет, чему я с вами весьма радуюсь…»[8].

За сим, я заканчиваю свой рассказ о событиях, происходивших в районе, являющемся предметом исследования нашего повествования, дабы предоставить любопытствующему читателю самому ознакомиться с очерком В.С. Малахова более подробно и художественно живописующем эти события. Очерк этот, включенный более  20-ти лет назад в сборник Малахова В.С. «Очерки по истории Заинска» (Набережные Челны. Издательство «КАМАЗ», 1992  стр.51-69) давно ставший библиографической редкостью, помещен ниже:

 

В.С.Малахов

КАК ЭТО БЫЛО

Исторический очерк к 215-летию со дня начала крестьян­ской  войны  под предводительством  Е.И.ПУГАЧЕВА

 

 

Просматривая второй том следственных материалов по делу сподвижников Емельяна Пугачева в крестьянской войне, я обратил внимание на имя Голева Михаила Титовича. О нем сообщается, что он из дворян-однодворцев, отстав­ной гвардии-фурьер, пугачевский атаман, житель Александровской слободы, что под Заинском, «от роду ему 53 года». До 1764 года служил в Петербурге в гвардии унтер-офицером при дворе императора Петра III, потом при императ­рице Екатерине II.

Про дворян-однодворцев с грустной иронией тогда говорили, что «сам он сеет, сам орет, сам и денежки гребет». Орет — значит, пашет. И задался я целью высветить участие русских, татар, чувашей и других народов, населяю­щих Заинек и окрестные деревни, а заодно и путь Михаила Голева в этой кре­стьянской героической эпопее XVIII века, оставшейся в памяти народной на вечные времена.

Уважаемые читатели, разрешите ввести вас в курс экономического и политического положения крестьянства, проживавшего на территории современного Заинского района в канун восстания.

Все татарские, чувашские и большинство русских деревень нашего края помещиков не знали, так как относились к разряду государственных крестьян. Бы­ли лично свободными. Приблизительно 10 процентов селений находились в крепостной зависимости от помещиков. Это крестьяне Ст. Пальчикова, Поручикова,, Урсаева, Утяшкина, Шунак, Бусеряков, Бухараев.

Часть не названных в очерке русских деревень района была переселена помещиками из других западных губерний уже после крестьянской войны — в конце XVIII и начале XIX веков. Все крестьяне платили подушную подать в пользу государства и были обременены массой других непосильных поборов, и повин­ностей.

«Крестьянский карман и казну, — писал буржуазный историк второй полови­ны XIX века Н.А. Добротворский в статье «Пугачев на Каме», — не доил тогда только отъявленный дурак, да самый бесшабашный лентяй… Воеводы в 2-3 года наживали громадные капиталы. Они открыто продавали суд и правду. Многие грабили явно, как настоящие разбойники» (Исторический вестник, т. 18, стр. 728, 1884). Лучше не скажешь.

Неспокойно было в округе этой осенью 1773 года. Зима легла рано. 25 сентября ударили сильные морозы, а с Покрова дня подули обильные снега. А с ними и то, о чем и подумать страшно: бают, царь Петр Федорович под Оренбургом объявился. Чудеса да и только. Наступило же времечко… Баре да начальные люди злобствуют… Пятый год с турком бьются — летят крестьянские головушки. А тут чума — наказание господне. За грехи наши…

В Александровской слободе, расположенной на большом коммерческом тракте Бетьки — Бугульма, в кабаке у целовальника Терехи собралось много раз­ного люда: свои деревенские, проезжие торговцы, нижние чины службы государыни, запойные ярыжки и так случайные прохожие — поглазеть.

Говорили о том же, нимало не смущаясь чиновных людей. Слух-то давно идет и, вероятно, к ним уже стали привыкать. В дальнем углу собралось человек десять мужиков и отставных. Местные. Среди них выделялся бравым видом своим отставной гвардеец Михайпо Титов сын Голев. Приглушенным голосом он рассказывал приятелям о своей поездке в село Акташ к куму Филату.

  • Ну, братцы, и наслушался же я там всяких речей. Согнали мужиков да работных людей с медного рудника синбирского купца Ларионова к съезжей избе
    и писарь Степанов  зачал  читать  «Увещевательный  манифест».   Быдта  батюшка Петр Федорыч под Оренбурхом и не царь вовсе, а беглый казак Емелька Пуга­чев. Что тут было! Люди зашумели, не поверили писарю.
  • Вона что… вона что, — удивлялись мужики за столом и крутили бородами, —
    надо же.., что деется на белом свете!
  • Ясашный крестьянин Гавриил Приказчиков, — продолжал Михайло, — вско­чил на кошевку и «закричал на Степанова, что де надо перевешать тех, кто при­возит такие приказы и тех, кто их посылает, я де умею и сам много таких при­казов написать». Писарь замахнулся на Гавриила арапником, чтоб замолчал суп­ротивник, грозил нещадно выдрать батогами.  Ан  нет. Приказчиков заявил:  «Я де    тебя не боюсь и кто де вас посылает и те будут все и с вами перевешены». Заарестовать Гавриила-то хотели, да всем миром отстояли его.

Мужики загалдели.

  • Сказывают, батюшка Петр Федорыч манифесту споспал в народ, — загово­рил старый отставной солдат с косичкой на затылке.
  • Волю, землю дарует, а мздоимцев велит казни предать, — шепотом заме­тил другой.
  • Побойся бога… убиение  учинять, — зашипел  изрядно  захмелевший  поно­марь приходской церкви с сизым носом на круглой заросшей волосами физио­номии.
  • Бог не писарь, чтоб его бояться, — огрызнулся сосед справа.
  • Эх-ма.., — взбодрились мужики.

Целовальник Тереха, слыша такие крамольные речи, сердито стукнул кула­ком по столу, указывая глазами на чиновных людей.

Мужики и отставные, подогретые зельем, развязно зашумели: «Бог не вы­даст — свинья не съест. Вот ужо придет батюшка».

  • Да не упийся вином, в нем бо блуд, — ввернул  невпопад  пономарь, бессмысленно вращая глазами.
  • Одиннадцать годков прошло, — снова заговорил Михайло Титов, — как последний раз видал я императора — Петра Федрыча, а как сей час его зрю «и по­ тому больше ево знаю, что когда находился в гвардии, то во время учения би­вал из своих рук — и пришиб к ружью персты, отчего имею знаки».

Все мужики и отставные  с уважением глазели, на бравого гвардейца и шрам на  пальцах правой руки.

—        Стал быть, батюшка то не помер, а утек из Петербурга от своей супруги,
Катерины… Пёс ее знает, что у них там, заключил солдат, с косичкой и утер полой рубахи мокрые губы.

Мужики тупо уставились бородами в стол, не в силах разобраться в делах пречестной матушки — ампйратрицы и ее сановных обожателей.

В другом конце кабака зашумели, запротестовали: целовальник Тереха выпроваживал из заведения упившего Ивашку Тихонова — бродячего сапожника из пригорода Заинска. По всей округе Ивашку уважали за золотые руки и беско­рыстие. По-своему любили его. Да, вот зеленый змий. Отставные отстояли ма­стерового. О своей горькой доле он рассказывал каждому. Жил в Заинске в од­ном дворе с братом и платили подушных податей 6 алтын и 4 деньги. Он после смерти своего брата «послан к сапожному делу на Камышинку в работу, а двор своего он Ивашка продал человеку (из Казани), взял 20 алтын, потому что ему Ивашке Тихонову подняться к сапожному делу не чем: а детей у него Ивашке не осталось, а жена его ныне кормится христовым именем».

Да, невеселые времена настали. Раззор кругом. Затужили мужики и отставные…

Слухи о Петре   III   на территорию  Казанской  губернии долетели буквально
за несколько дней после объявления Пугачевым 17 сентября 1773 года первого
манифеста.  Уже  в октябре  указы  крестьянского царя  на русском  и татарском
языках стали переходить из рук в руки, привлекая на свою сторону всю кресть­янскую   массу.   Стихийно   по  деревням  стали  создаваться   отряды,   вооружаясь чем попало. Запылали помещичьи усадьбы в селе Никольском (Лебяжье тож) — старые названия Ст. Пальчикова, в Поручникове, Шунаках, Бухарае.  ^

Генерал-майор Миллер, начальник поселений отставных солдат в Казанской
губернии, куда входили пригород Заинек, Александровская и Камышинская
слободы, стал принимать меры по повышению боеспособности этих гарнизонов
и восстановлению крепостных сооружений на старой Закамской оборонитель­ной черте.

Казанский обер-комендант А.Лецкий отпустил двести ружей из числа привезенных из Петербурга, «для вооружения отставных поселенных в Заинске и Ерыклинске», ввиду опасности от «бунтующих башкирцов и ставропольских калмык».

Казанский губернатор Брандт поручил секунд-майору Астафьеву срочно сформировать отряд из государственных крестьян для поддержания порядка на южных границах Казанской губернии и особо по Ново-Московской дороге (ны­не дорога Казань — Оренбург). Местом сосредоточения правительственных войск должен быть Кичуевский фельдшанец (ныне Альметьевский район), но большинство мобилизованных убежало и предалось пугачевским отрядам.

Архиепископ Вениамин Казанский, свидетель похорон Петра III в Петербур­ге в 1762 году, в начале ноября 1773 года в своем «Увещании к народу» призы­вал свою паству вооружиться «противу нарушителей веры и преданий церков­ных, противу хулителей чести и похитителей власти царской». Но паства, как ни­когда, осталась равнодушной к увещанию благочестивого пастыря. Восстание разгоралось.

В конце ноября восставшие осадили Уфу (Каскык Самаров и Губанов) и в середине декабря — Мензелинск (Каранай Муратов, С. Янфин). Под Заинском был создан значительный отряд восставших под руководством Аренкула Асеева из деревни Аксарино. Пригород фактически оказался отрезанным от Казани.

Генерал Фрейман из Бугульмы отрядил на помощь Заинску и Мензелинску отряд во главе с капитаном Евсеевым.

24 декабря у Александровской слободы произошло сражение и восставшие были рассеяны. В тот же день отряд вступил в Заинск. 70-летний комендант крепости Мертвецов сообщил Евсееву, что Мензелинск взят восставшими, хотя и сведения не соответствовали действительности. На другой день отряд дви­нулся на выручку города Мензелинска.

Находясь в осаде, военные власти Заинска не знали, что происходит вокруг них. Их гонцы сразу же перехватывались крестьянскими пикетами, выставленны­ми в каждой деревне.

В частности, в архивных документах сохранились имена крестьян из Верхнего Багряжа: Осипа Семенова, Ивана Матвеева, Осипа Степанова, находившихся в пикете возле Заинска, но были схвачены отрядом Евсеева и отправлены а Ка­занскую секретную комиссию.

Вместе с тем необходимо отметить, что стихийное выступление народных масс, осуществляемое без единого руководства, приводило в ряде случаев к нежелательным действиям восставших по отношению к рядовому крестьянству. Так, жители сел и деревень, расположенных вокруг Нагайбацкой крепости на реке Ик (90 км от Заинска), направили к Пугачеву под Оренбург ходоков с жа­лобой на незаконные действия нагайбацких казаков, «што они многих разоря­ют». Справедливости ради нужно отметить, что крестьянский вождь сурово ка­рал всех, кто пытался забижать простой народ.

Для наведения порядка в Нагайбак в середине декабря 1773 года был на­правлен атаман Торнов Василий Иванович (он же Персиянинов).

Ему было поручено, действуя под руководством чесноковского центра (се­ло Чесноковка под Уфой, штаб И.Чики-Зарубина, прим. автора), набрать коман­ду и «не допускать башкирцев до раззорения жительства, а также препятство­вать военным командам в походе в Оренбург» (Крестьянская война в России в 1773-1775 гг., Ленинград, т. 1, стр. 234, 1970).

Интересна, а скорее всего трагична, судьба нового нагайбацкого атамана, а по существу пугачевского правителя Закамья.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ. «От роду ему 37 лет», «природою он пер­сидской нации города Мешхеда», Будучи взят в плен лет 18 тому назад «турхменцами» и продан ими киргиз-кайсакам (казахам, прим.автора), «жительству­ющим за Яиком», он, Василий, бежал от них в Гурьев, оттуда «привезли в Орен­бург», здесь «крещен в веру греческого исповедания и поселен в Ставрополь­ском уезде в селе Лебяжье» (ныне Куйбышевская область, прим. автора), где около 15 лет прожил с семьей. В начале крестьянской войны Торнов вместе с калмыцким отрядом пришел к Пугачеву.

Приехав в Нагайбацкую крепость, Торное «объявил» манифест «находяще­муся народу», «все письменно обязались быть ему, Пугачеву, в верности».

Архивные материалы сообщали, что в отряд к Торнову шли «охотою» «со многих сторон». Под его командование перешли 300 нагайбацких казаков, бо­лее 100 татар и башкир, а также вступили целиком ранее уже сформированные команды татарских и башкирских старшин Караная Муратова, Кидряса Муллакаева и других. Василий Торнов опирался на массовую поддержку местного насе­ления «во всех почти жительствах», где ему «безоговорочно давали на службу людей и всякий провиант».

Помощь к нему шла даже с той стороны Камы. Известно, что с Торновым поддерживал связь отряд удмурта Ильи Богданова из деревни Малая Шудка Арской дороги Казанского уезда. Атаман Торнов был признанным лидером восставших в пространстве между рекой Ик и Ново-Московской дорогой, по ко­торой как раз двигалась основная масса правительственных войск. К нему обра­щались за помощью, советом и с жалобами, о чем свидетельствуют многочис­ленные документы.

Но вернемся в края свои.

Заинск по тем временам представлял собой довольно сильную крепость. Гарнизон был вооружен ружьями нового образца, пушками и защищен восьми­метровыми стенами. Иногда в нашей литературе утверждается, что в крепости стоял тысячный гарнизон. Это не соответствует действительности. На самом же деле по отчетам Переселенческой канцелярии, возглавляемой генерал-майо­ром Миллером, в Заинске насчитывалось всего 512 дворов отставных солдат, в которых проживало 932 души мужского пола от только что родившегося мла­денца и до глубоких стариков. Вот эту-то цифру некоторые авторы и принима­ют за численность гарнизона. Но несмотря на это, имея в руках вилы, топоры да пики, не рассчитывали взять ее силой. Восставшие установили тесные связи с простым людом города: крестьянами и отставными солдатами, уговаривая по­следних  сложить   оружие   и   присягнуть   истинному  царю  Петру  Федоровичу. / Солдаты колебались. Тогда отставной подпрапорщик Богдан Буткевич, действо­вавший от имени восставших, вызвался встретиться с «царевым наместником» — атаманом Торновым, съездить в Нагайбацкую крепость.

Василий Торнов принял подпрапорщика и именем его величества одобрил
идею захвата крепости мирными средствами. Пообещал выделить в помощь значительные силы.

Окрыленный таким приемом и с царским манифестом в кармане, Буткевич вернулся в Заинек и агитация среди солдат по сдаче крепости без кровопроли­тия усилилась.

В декабре 1773 года активизирует свою деятельность правительство Екате­рины II. Главнокомандующим всеми правительственными войсками по «замира­нию бунта» был назначен генерал-аншеф А.И.Бибиков, имевший уже значитель­ный опыт по усмирению народных выступлений. «Ведь не Пугачев важен, — да важно всеобщее неготование», — трезво определил положение Бибиков. С раз­ных городов Российской империи стали стягиваться войска в пределы Оренбур­гской и Казанской губерний.

Святейший Синод предал Пугачева анафеме. Все церкви Руси проклинали «самозванного царя Емельку Пугачева». Но народ не верил попам — «врут де косматые, они тоже за бар, да Князев, одной де кости с ними…».

Усиливая свои действия, восставшие 23 декабря одновременно произвели штурмы городов Мензелинска и Уфы, но вооруженные преимущественно хо­лодным оружием и чем попало, успеха не имели. Крепости с гарнизонами пра­вительственных войск устояли. Осада этих городов продолжалась,

В осаде был и Заинек. В Александровской слободе, Аксарине, В.Налиме восставший народ копил силы.

Престарелый комендант крепости Мертвецов, жившие там отставные се­кунд-майор Лопатин и капитан Савинич не проявляли должной активности и бдительности, не ориентировались в сложившейся обстановке. Связь с Мензелинской, Новошешминской крепостями и Кичуйским фельдшанцем отсутствова­ла, хотя в последнем долгое время находилось командование правительствен­ными войсками. 21 января туда прибыл генерал-аншеф А.И.Бибиков. Осажден­ные начали уже испытывать трудности в кормах для скота. В одном из рапортов восставших крестьян на имя атамана В.Торнова сообщалось: «…что из пригоро­да Заинска вышли русских 16 человек для взятия сена с четырьмя ружьями, ко­их, поймав, поспали к вашей милости» под охраной крестьян деревни Федото­ве «В чем походный сотник Бикбов Муллагулов руку приложил. Писарь Биккеня Ишмаметев писал. 1774 году геиваря13 дня». Поэтому военные власти Заин­ска, отрезанные от внешнего мира, не знали и того, что из Казани 4 и 5 января 1774 года в районы восстания были направлены два отряда.

Первый под командованием капитана Кардашевского по маршруту Арск -Мамадыш — Елабуга — Заинек и второй, более сильный, вo главе с племянником генерал-аншефа полковником Ю.Бибиковым непосредственно на помощь Заинску и Мензелинску. Конечной их целью было оказание помощи Оренбургу, осажденному армией Пугачева. Прибывший под Заинск обещанный В.И.Торновым отряд под командовани­ем старшины из деревни Чаллы (около Нагайбацкой крепости) Нагайбака Асянова в основном состоял из башкир и потомков ногайских татар — нагайбацких казаков. С целью недопущения правительственных войск в районы, объятые восстанием, Нагайбаку Асянову и отряду, который намечалось выслать в по­мощь несколько позднее, предписывалось создание в лесах оборонительных рубежей, завалов из поваленных деревьев на основных дорогах предполагае­мого движения царских отрядов. К этому делу должны быть привлечены жите­ли окрестных деревень.

Отряд Нагайбака Асянова вместе с отрядом, ранее созданным Аренкулом Асеевым из местных крестьян, представлял значительную силу.

Южнее Заинска, ближе к Ново-Московской дороге, в деревнях Савалеево, обоих Акташах, Сть Елань (Кузьмодемьянское тож) и других действовал отряд крестьян под руководством Мусы Мустафина из деревни Лещев-Тамак (Сармановский район). Только в д.Савалеево за оружие взялись более ста крестьян.

По соседству с ним находился отряд башкирского сотника Тимербая, присланного также В.Торговым из Нагайбака. Тимербай в рапорте сообщал Торнову, что им было задержано четыре гвардейца, едущих из Заинска в Кичуевский фельдшакц. «А поставили мы по дорогам обьездные караулы», — писал он и, да­лее излагал просьбу — «…нижайше прошу о присылке нескольких людей, ибо мы находимся по Заю в Нижних Юмашах по большой дороге и на крайнем ме­сте между неприятелями, а перед нами партий (отрядов повстанцев, прим. ав­тора) нет, просим в том нас не оставить.

Во уверение я, сотник Тимербай, руку приложил».

(Документы ставки Е.И.Пугачева, повстанческих властей и учреждений 1773-1774 гг., стр. 154-155, Москва, 1975).

В 30 километрах от Заинска в районе села Сухарево (Нижнекамский район, прим. автора) был создан большой интернациональный отряд из русских, татар и других народов. Объединенные по принципу классовой солидарности, они развернули успешные действия против местных властей и различия религий не были помехой в общем деле. Его возглавили Сухаревский поп Игнатий Семенов, сотники Абдулла Токметев и Смаил Беккулов. Через них заинские повстанцы узнали и о движении в эти края карательного отряда из Казани. В рапорте на имя Аренкула Асеева сухаревцы сообщали: «Сего генваря 10 дня Заинского пригорода салдацкий сын Петр Григорьев, едучи ис Казани обратно в дом свой, нами пойман. Письма никакого у него не обыскалось… Допросом он показал, что де в Казань пришли два полка… В ис Казани де отправлены две команды на две дороги, а по которым, — того де не ведаю… И якобы в селе Сухареве ис Ка­зани быть штату (гарнизону, прим. автора) стоять. И мы здесь ожидаем с часу на час… А здесь, в селе Сухареве, казаков малое число». И просили Аренкула Асеева: «пожалуй с артиллерией быть неотменно».

В том же рапорте была приписка, где показания солдатского сына Петра Григорьева подтвердились прибывшим вечером этого же дня из Казани сухаревским крестьянином Никифорам Михайловым».

Аренкул Асеев, вероятно, пытался оказать помощь сухаревцам. Сотник Бикбов Муллагулов 13 января 1774 года атаману В.Торнову доносил: «А хотя посы­пали собранную здесь армию, токмо они без оружия ничего не могли, а потом вернувшись объявили, что де сожгли (каратели, прим. автора) четыре деревни. А что еще будет неизвестно» (там же, стр. 150).

ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ. «Голев М.Т. жил в Александровской слободе вплоть до приезда к ним из Нагайбацкой крепости «злодейской толпы», «баш­кир и татар сот до девяти человек, под предводительством называющегося их полковником татарина Нагайбака». Встреченный без всякого сопротивления, злодей, взяв с собой его, Голева, да еще человек 20 «таких же отставных посе­ленных», в тот же день оставили Александрову слободу и направились к Заинску».

С высоких стен крепости хорошо просматриваются дали во все стороны: за Заем, Ирней и на юг по Бетькинскому тракту. И каждый раз, когда к Заинску подступали тысячные толпы, сердце каждого отставного солдата болезненно сжималось. Не враги ведь те, кто сегодня по другую сторону рогаток. Такие же трудники: хоша русские али татарские мужики. Все едино горбом хлеб пашут, да потом поливают. А намедни в толпе Нагайбака появились гвардии отставные из слободы Александровой. Среди них вестный Михайло Голев кри­чал им: «Сдавайтесь, братцы солдаты, лучше миром по­решить дело да и царю-батюшке в радость будет».

—        Ври,   ври,   висельник,   ботало   коровье,   —  кричал   со  стены   фельдфебепь-
службист, — Митряй, загонь-ка ядро» в пушку…

Но Митряй как бы и не слышал команды, уши развесил. Солдаты, наблю­давшие за бунтовавшими мужиками, хмуро молчали.

Тут опять Михайпо начал «хульные, безбожные речи» говорить, начальных людей ругать да бар и императрицу Катерину заодно.

—        Пали… — завопил фельдфебель, — за супротивство — смерть. Митряй пристыл К накату. Выстрела не было.

— Эй, ты, щенячья лапа, — продолжал Кричать Голев, — не шибко много шуми.
Лысая гора тути рядом, сей момент сосновые лесины спроворим и будет тебе
перекладина.

Кругом одобрительно загалдели.

В это время у крепости у соляной управы тихо разговаривала группа солдат.

  • Вся матушка Русь поднялась, — говорит Митрофан Старков, одетый в фор­му рядового ландмилицкого   попка,  —  разогнали   начальных   людей   да   бар. А царь… оно, конечно, стой за того царя, который за народ печется.
  • Знамо дело.., — закивали отставные а знак полного согласия.
  • А то, что подлинный али какой — не главное, — заключил Митрофан.
  • Бог с ним, был бы жалостливым к простому человеку, — заторопились сол­даты, Завидя шедшего мимо них капитана Савинича.
  • Разойдись, кончай разговор, служивые, не время лясы точить, — скомандо­вал капитан.

Многочисленные толпы восставших, рассыпанные вокруг Заинска, действова­ли на защитников угнетающе. Боевой дух отставных падал. Каждый день жители обеих Заинских слобод требовали открыть ворота пугачевцам. На помощь пра­вительственных отрядов они не надеялись. Офицеры были в крайней мере рас­терянности. Рано утром 15 января 1774 года в последний раз комендант Мерт­вецов собрал совет офицеров, на который был приглашен и священник местной церкви Прокофий Андреев.

С колокольни сорвался удар колокола, за ним другой и третий, призывая ,свою паству в дом божий. Церковь не умещала всех желающих послушать отца Прокофир. Большинство толпилось в проходах и на улице. Священник в парчевой ризе вышел на амвон и, положив на грудь крест, громко стал читать народу манифест. Все упали на колени. — «Самодержавного императора нашего вели­кого государя Петра Федоровича всероссийского и прочия, и прочия, и прочия…».

Мужики и бабы дружно закрестились.

—        «Жалует всех рякою с вершин до устья и землею и травами, — продолжал
отец Прокофий, — и вечной вольностью, всеми выгодами…»

У многих прихожан навернулись слезы: «Столько привалило!» У самых дверей, закутанная одежиной из разноцветных лохмотьев, с сумой на плечах, стояла жена Ивашки Тихонова — Степанида и навзрыд плакала.

Начался молебен. Два дьячка с превеликим рвением кричали многолетия
самодержцу всероссийскому Петру Федоровичу и наследнику цесаревичу Пав­лу Петровичу.

  • Многие лета-а-а… императору… Петру-у-у… — ревели голоса под сводами
    церкви.
  • Аминь! — изрек отец Прокофий, заканчивая богослужение,  и с недоволь­ным видом двинулся к выходу.

После молебна толпа во главе со священником и всем причтом двинулась на площадь, где безоружно выстроилось заинские воинство — отставные солда­ты. Чуть поодаль, в великом смущении, понуро опустив головы, стояли офице­ры.

Под звон колоколов в пригород вступали войска восставшего народа. Впе­реди на рослых жеребцах ехали Нагайбак Асянов и Аренкул Асеев, окружен­ные есаулами и сотниками. Победителям преподнесли хлеб-соль. Комендант крепости Мертвецов первым отдал шпагу, за ним другие офицеры. Началась церемония присяги. На настланных прямо на снегу холстах стоял стол с Еванге­лием в темном сафьяновом переплете. Рядом возвышался здоровенный дья­кон, страдавший одышкой по причине чрезмерного чревоугодия, и держал обеими руками икону Спаса Преображения господня. Первыми подошли офи­церы, потом солдаты. Они земно кланялись Спасу и подтверждали присягу на верность самодержцу Петру Федоровичу крестным целованием. Отец Прокофий еле заметным движением осенял крестом православное воинство, бормоча при том молитвы, смысл которых вряд пи кто понимал. За отставными присяг­нули все взрослые жители Заинска. За столь великое усердие отец Прокофий из рук Нагайбака Асянова получил один рубль серебром и столько же в церковную кассу.

Бухнули крепостные пушки, извещая вся и всех еще об одной славной побе­де подданных мужицкого царя Емельяна Ивановича Пугачева.

День 16 января был солнечным и морозным, но радость победы омрачалась глубоким беспокойством в связи с приближением карательного отряда. Нагай­бак Асяноз и Аренкул Асеев торопились. Для пополнения рядов повстанцев За­инек выставил 70 человек «конно и оружно», в основном молодежи. В Нагайбацкую крепость атаману В.Торнову отправили под конвоем офицеров Мертвецова, Лопатина и Савинича. Вместе с ними двинулся обоз с конфискованным из цейхгауза крепости имуществом: ружьями, поро­хом, различной амуницией, фуражом и прочим имуществом. Все заинцы были мобилизованы на организацию обороны крепости. Со стороны Сухарева — Аксарино установили рогатки (бревна, укрепленные на козлах, прим. автора).

Правительственный отряд Бибикова состоял из четырех рот гренадеров (от­борная пехота, прим. автора) и трех рот гусар, т.е. приблизительно из 650 хо­рошо вооруженных, по всем правилам обученных солдат при двух средних ору­диях.

По пути в Заинек в деревне Сухареве был разбит большой отряд восстав­ших, возглавляемый сотниками Абдуллой Токметевым и Смаилом Беккуповым, а лотом учинена жестокая расправа над ними.

«В восьмом часу утра 14 января Ю.Бибиков атаковал мятежников, разбил их и все три селения (Ерыклы крещеные, Ерыклы и Туба магометанские) сжег до основания, «авось либо», писал он, «после узнают свое заблуждение и возвра­тятся на путь истинный».

Утром 17 января отряд Бибикова двинулся к Заинску. Пугачевцы встретили противника перед  городом.  В  небольшой стычке  восставшие отступили  за  го­родские укрепления и открыли огонь из всех крепостных пушек. Полковник Би­биков  разделил  свой  отряд   на  три   колонны   и   приказал   «майору  Неклюдову уничтожить рогатки, поставленные на дороге, капитану Плахуте со второй ко­лонной и поручику конкой гвардии Кошелеву с третьей занять предместье, раз­деленное рвами на две части и выгнать из него мятежников. Сам же Бибиков, поднявшись на высоту, находившуюся саженях в 200 от города (где стоят остат­ки красной церкви, а тогда ее не было, прим. автора), поставил на нее батарею, а подполковнику Бедряге с гусарами приказал обойти город и стать за переле­ском» (там же, стр. 255). Осажденные мужественно защищались, используя ме­стный гарнизон с ружьями и три орудий. В результате упорного боя противник сначала занял предместья, а потом и крепость. Сражение продолжалось за го­родом под Бетькинскому тракту в сторону Александровской слободы, где гуса­ры подполковника Бедряги изрубили до 300 человек плохо вооруженных кре­стьян и казаков из отрядов Нагайбака Асянова и Аренкупа Асеева. После сра­жения в самом пригороде было обнаружено еще 100 человек убитыми и ране­ными.

Итак, Заинек удержать не удалось, хотя восставшим он достался в общем-то г легко, без единого выстрела. Отряд Нагайбака Асянова поспешно отступил к Нагайбацкой крепости, не предприняв попытки, как ему было предписано, уст­роить на лесных дорогах оборонительные рубежи (завалы) на путях движения правительственных войск. Атаман Василий Торнов для этих целей, как и обещал, отрядил дополнительный отряд под командой есаула Василия Еремкина и сот­ника Петра Апчикоаа. Вот что отписали они атаману Торнову.

«РЕПОРТ от 18 числа сего генваря, услыхали мы, что деревни Чалпы старшина Нагайбак Асянов со всею командою, оставя Заинек, выехав, остановился бы­ло в деревне Кзширах_(ныне Сармзновский район, прим. автора), коему от нее репортовано было, чтоб он нас с командою дожидался в показанной деревне Каширах. И со оным репортом послан был нарочной от нас. к нему казак.., чтоб о наряжении с окольных деревень для рубления и валежу по разным дорогам в лесу засеки с каждого двора по человеку; и того казака також и поныне нет…»

Далее Еремкин и Алчинов настаивали — «…ежели такие старшины или протчия команды к вам явятся, то, не принимая от них никаких оговорок и обма­нов… со своими командами немедленно сюда явились…» («Пугачевщина», т.1, стр. 132-153, Москва, 1926). Не явились.

А в это время полковник Бибиков творил в Заинске суд и расправу над взбунтовавшимся народом. Был схвачен подпрапорщик Богдан Буткевич, сдав­ший город вместе с комендантом Мертвецовым. Бибиков арестовал священни­ка Прокофия Андреева и дьякона, служивших молебны о здравии Петру Ml и отправил их в Казанскую секретную комиссию. Солдаты, добровольно сложив­шие оружие перед пугачевцами, прогнаны сквозь строй; дьячки за крик много­летия императору Петру Федоровичу принародно и пребольно высечены.

С падением Заинска успокоения в округе не наступило. Отряд Аренкула Асеева, конечно, понес потери, но он еще не был разбит. Крестьяне действова­ли небольшими группами и преимущественно в своих деревнях. В документах следствия упоминается поход отряда Бибикова на подавление крестьян в селе­ниях Никольском (Лебяжье тож, ныне Ст. Пальчиково) и Поручикове. В списке населенных пунктов Казанской провинции, в которых были отряды восставших крестьян, приложенном к рапорту князя Мещерского (Казанский губернатор после Брандта) П.И.Панину (главнокомандующему после смерти А.И.Бибикова) от 28 февраля 1775 года встречаются немало сел и деревень нашего района. Наибольшее количество восставших выставили деревни Урсаево, Св. Озеро, Савалеево, Поручиково, Кабан-Бастрык, Федоровка (Иванаево тож), Шунаки, Кадыково (Елантово тож), Ахметьево, Кадырово, Утяшкино, Аксарино и другие. Хотя крестьяне приносили «повинную», но как только каратели уходили из де­ревни, они отказывались признавать восстановленную власть старост и старшин, изгоняли опять помещиков, не платили подати и не исполняли прочие повинно­сти. Крестьянам трудно было расстаться с иллюзией пугачевских манифестов.

А.С.Пушкин в «Истории пугачевского бунта» нарисовал радужную картину, с какой легкостью Ю.Бибиков одержал победу над заинскими повстанцами и чуть ли не отеческое отношение карателей к побежденным. «Рогатки их были сло­маны, батареи взяты, предместья заняты, все бежали. Двадцать пять бунтовав­ших деревень пришли в повиновение. К Бибикову являлось в день до четырех тысяч раскаявшихся крестьян; им выдавали билеты и всех распускали по до­мам» (Пушкин А.С, История Пугачева, т. VII, стр. 44, Москва, 1981).

Кстати, Наб. Челнинские краеведы Н.Г.Мещанов и В.Ф.Лапочкин приводят убедительные доказательства того, что А.С.Пушкин на обратном пути из Орен­бурга, а точнее из Уральска (бывший Яицкий городок), заезжал в Заинек, глубо­ко заинтересованный судьбой гарнизона крепости. Любопытен этот факт еще и тем, что ни биографы А.С.Пушкина, ни исследователи его трудов абсолютно не знают обратного пути великого поэта. «Мы, к сожалению, не располагаем ника­кими прямыми или косвенными указаниями (ни самого Пушкина, ни его совре­менников, ни секретных, ни официальных документов) на маршрут, каким про­ехал поэт из Уральска в Болдино, возвращаясь из своей «восточной поездки» (Славянский Ю.Л., Поездка А.С, Пушкина в Поволжье и на Урал, стр. 69, Ка­зань, 1980). Хотя путь из Казани до Оренбуржья расписан исследователями не только по дням, но и по часам.

Но вернемся к описываемым нами событиям.

Чтобы навести порядок в округе, полковник Бибиков предполагал пробыть в Заинске «дня четыре». Но обстоятельства принудили его задержаться здесь на все десять, и, вероятно, не от хорошей жизни.

В его срочной помощи нуждались осажденные восставшими Мензепинск и Елабуга, а Бибиков все топтался вокруг Заинска, не в силах побороть «многого­ловую гидру» в образе его величество народа.

Но для правительства Екатерины II эта победа была первой крупной побе­дой над пугачевцами. Правитель канцелярии главнокомандующего А.Бушуев 21
января 1774 года писал: «Хотя везде посланные команды имеют поверхность
над злодеями, но не было еще столь громкого удара каковой распространил
повсюду деташамент (отряд, прим. автора) Юрия Богдановича» (Бибикова Ю.Б.,
прим. автора) (Дубровин Н.Ф., Пугачев и его сообщники, т. 11, стр. 255. С.-Пе­тербург, 1884).

Главнокомандующий генерал-аншеф А.И.Бибиков приказал исключить из донесения своего племянника все, что относилось к расправе над заинскими крестьянами и направил эту победную реляцию, Екатерине II.

26 января 1774 года полковник Бибиков выступил из Заинска на Мензелинск. На следующий день на выручку Елабуги двинулась другая часть его отряда — гу­сары и гренадеры майора Неклюдова.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ. «Взяв с собой отставных офицеров: Лопатина, Савинича и Мертвецова… на лошадях все они приехали в Нагайбацкую кре­пость. «Пробыли дня с три» там, майор и оба капитана «бывшим там персияни­ном Васильем Ивановичем были «отпущены обратно в дамы», а он, Голев, и еще один малолеток (Лаптев) увезены к «самому злодею Пугачеву» в Берду поехавшею туда башкирскою командою, человек в 200…»

В Бердской слободе, расположенной в шести верстах от осажденного по­встанцами Оренбурга, находился «государев двор», приспособив для этого большой дом зажиточного казака Ситникова.

О том, что из Заинска привезли отставного гвардейца, служившего при дво­ре Петра Федоровича и Екатерины II, Пугачеву доложили на другой день. Он был занят какими-то важными делами и приказал привести Голева к нему в «чистый понедельник» на смотрины. Такие смотрины проводились неоднократ­но. Многочисленные правительственные указы и «увещания» духовенства вну­шали простолюдинам некоторое сомнение в подлинности царя Петра 111. И по­тому удачное «узнавание государя» придавало крестьянам, казакам и иным на­родам силы и уверенность в правое дело.

В «чистый понедельник на, «первой неделе ‘великого поста» Михайло Титов
сын Голев был допущен до ясных очей царя-батюшки.

— Встань, гвардеец, приказал Пугачев. Оба некоторое время рассматривали друг друга: Пугачев с настороженным любопытством, Голев с еле заметным смущением.

Михайло надеялся увидать перед собой узкоплечего невзрачного человека с маленьким, почти детским личиком на тонкой шее. Но на него смотрел широ­коплечий детина, остриженный на казацкий манер, волосами с черной про­седью, бородкой на смуглом лице. Крепкие мужицкие руки покоились на под­локотниках трона. Был он в дорогом кафтане с генеральской лентой через пле­чо, при сабле и о двух пистолетах. Выглядел государь довольно грозно. Темные волосы и глаза — это все, что могло несколько роднить этих двух буквально про­тивоположных людей. Нет, это не Петр Федорович, не похож он на того царька — пустоплета.

  • Узнал ли ты меня? — донеслось до сознания отставного гвардейца. И неожиданно для себя Голев убежденно произнес: «Как не узнать, ваше величество!
    Подлинно государь наш Петр Федрыч, во как сей час зрю тебя на плацу».
  • Добро, —  удовлетворенно   произнес Пугачев,  прищурив  по  обыкновению
    правый глаз.
  • А одинажд полтиной серебра меня пожаловал, — смело врал Михаиле, хо­тя знал, что для Петра III солдат — это лишь фигурка оловянного солдатика, ли­шенного каких-либо человеческих потребностей.

Потом, обратившись к толпе, с большим интересом наблюдавшей за разго­ворами, Голев сказал: «Не сумлевайтесь, господа казаки. Он подлинный госу­дарь Петр Федрыч. Я точно его знаю по граду Петербурху».

Пугачев торжествующе осмотрел казаков и иной люд, собравшийся в цар­ской горнице, и по случаю удачных смотрин приказал подать всем по чарке ви­на. Казаки с восторгом встретили предложение батюшки и с большим рвением
опорожнили кружки за здоровье его императорского величества Петра Федрыча.

— Из Заинска, гутаришь? — уточнил Пугачев у Голева.

  • Рядышком, из слободы Александровой, Ваше императорское величество, —
    гаркнул бравый гвардеец, подогретый двумя кружками вина.

Михайло Голев пришелся Пугачеву по душе и свила их веревочка до последних дней своих. Горница заметно оживилась, приглушенно загалдела. А у Емельяна Ивановича при упоминании Заинска мысли переместились в Казань. Вспомнился побег из тюрьмы. В декабре 1772 года его предал крестьянин Се­мен Филиппов. Пугачев был схвачен властями, закован в железа и с Иргиза, че­рез Симбирск, доставлен в Казань. Обвинили его за побег с Дона, за самоволь­ную поездку в Польшу,  а будучи на реке Яик, подбивал яицких казаков уйти на Кубань, в туретчину. Казанский губернатор Брандт личности Пугачева особого значения не придал, но материалы следствия направил Екатерине II. 29 мая 1773 года вместе с проштрафившимся торговцем соли Порфирием Дружининым и солдатом Григорием Мищенковым Пугачев бежал из тюрьмы. А через пять дней пришел указ Екатерины II о наказании беглого казака Емельяна Пугачева: «Оному Пугачеву… учинить наказание плетьми и поспать в город Пелым (Зап. Сибирь, прим. автора), где употребить его в казенную работу — такую, какая случиться может, давая за то ему в пропитание по три копейки на день… за ним смотреть, чтобы он оттуда утечки учинить не мог». Но в это время Пугачев и его спутники были уже на берегах реки Зай у села Сарсасы. Оставив позади пригород Алат (где жила семья Дружинина), беглецы переправились через ре­ку Вятка у Куровского перевоза. Отсюда через д. Керженки достигли села Котловки, что на правом берегу Камы и напротив устья реки Зай.

В Котловке Пугачев встретился с местным жителем Карпом Степановичем Карасевым, по прозвищу Карась, принимавшим активное участие в восстании работных людей на Авзяно-Петровском заводе (Урал), к которому были припи­саны крестьяне этого села. Будущий крестьянский вождь жадно впитывал рас­сказы бывалого человека, уже имевшего некоторый опыт борьбы с царской ад­министрацией. Через год они встретятся вновь, но в другом качестве.

Перебравшись через Каму, остановились за Сарсасами, где жил знакомый Пугачеву крестьянин Алексей Кандалинцев.

Из допроса Пугачева в Тайной экспедиции в Москве 4 ноября 1774 года.

«…И, увидясь с ним, Кандалинцевым, спросил его, нет у него лошади, чтобы его (Пугачева), хотя ис платы, верст 20 подвес, потому что у них стали лошади. И оной Кзндалинцев сказал: «Да куда тебе ехать? Ты побудь у меня». И он, Емелька, сказал: «Вить, видишь, нас — Содом: мы же бежали из тюрьмы, так как тебе нас всех держать? Да и кормить та убытошно».»…Кандалинцев спросил его: «Куда де ты едишь? Он (Пугачев) сказал, што еду на Яик, а оттуда на Иргиз. И Кандапинцев сказал: «Пожалуста, …я с тобой и сам поеду. Готово я один ехать хотел же».

…Нет прекраснее времени, чем начало лета. Розовые закаты солнца, минуя ночь, сменялись теплыми рассветами. Легкие туманы парным молоком одевали луга и перелески. Песней исходили соловьи. Долина Зая, напоенная влагой, Ды­шала буйной зеленью и цветами, аромат которых уносился далеко за пределы этого благодатного края. Покой и безмятежная тишина. Повторится ли такое? Такого душевного покоя для Емельяна Пугачева больше не будет.

«Прожив здесь недель с пять», друзья решили уйти на Яик: места знакомые и воли больше. Туда можно было добраться и через Башкирию, но далеко. Ближе и прямее — по Ново-Московской дороге. В пяти верстах от Сарсас по ле­вому берегу Зая пролегал коммерческий тракт Мамадыш — Бирск. По нему ру­кой подать до села Никольского (Лебяжье тож), а в Токмаке свернуть направо на Бетькинский. Через пригород Заинск и Слободу Александрову можно выйти на Ново-Московскую дорогу. С тех пор прошло чуть больше полгода… За ок­ном хлопнул выстрел. Пугачев вздрогнул.

— Ванюша!.. Почиталин! — очнувшись от думы, живо проговорил он, — дознай, кто там озорствует.

Верный секретарь сорвался за дверь. В горнице стихло. Выяснилось, что илецкий казак Сидор Кобылий, подвыпив, пальнул по стае приблудных собак.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ. «Когда Пугачев отправился с своею воровскою толпою к Яику (Яицкий городок, прим. автора). Голев был «оставшемся после  его  старшинами   назван   атаманом»   и   тут  же   послан   под Уфу к   Чике (И.Н.Чика-Зарубин. прим. автора) в с.Чесноковку. Чика же, у которого он про­был двое суток, направил его, Голева, вместе с двумя малолетками (один из них — Лаптев — родом из Заинска, прим. автора) и солдатом Казанского батальо­на Ефремом Бородиным к полковнику Ив. Белобородову под Асатковский за­вод» (Саткинскнй завод Челябинской области, прим. автора).

Михаило Голев был послан под Уфу, а потом на Урал, выражаясь современ­ным языком, явно в целях пропаганды подлинности личности Петра Федорови­ча.

Пугачевский полковник Иван Наумович Белобородов, бывший крестьянин и солдат, а после отставки — мелкий деревенский торговец дегтем, веревками, медом и прочим ширпотребом, на допросе в Казанской секретной комиссии показывал: «…по уверениям Голева и Тюмина, как они служили при бывшем императоре в гвардии, считал в мыслях (Пугачева) за истинного государя, да и другим в уверение объявил».

В начале 1774 года в районы восстания правительство стянуло до 10 тысяч человек регулярных войск и десятки орудий. Силы повстанцев, плохо воору­женных и совсем не обученных военному делу, стали терпеть в марте одно по­ражение за другим. С приближением правительственных войск В.И.Торнов об­ратился за помощью в Чесноковский штаб к Чика-Зарубину, но он отписался тем, что «ружейных’ команду казаков» он послать не может, ровно как и артил­лерию, т.к. «пушек ныне еще… з завода привезенных нет, а когда будут зделаны и привезены, тогда и к вам присланы быть имеют». Не было оказано помо­щи и со стороны Берды — главной ставки пугачевской армии. Он оказался один перед гренадерами полковника Ю.Бибикова, 6 февраля пала Нагайбацкая кре­пость — центр руководства восстанием в западном Закамье. Преданный башкир­ским старшиной Кидрясом Муллакаевым, в апреле был пленен В.Торнов и от­правлен сначала в Бугульму, потом в Казань.

Это тот самый Кидряс Муллакаев, который был в составе делегации башкирских старшин, ездивших в конце 1741 года в Петербург для поздравления императрицы Елизаветы Петровны с вступлением ее на престол. Все старшины были одарены императрицей деньгами, саблями и сукном. Он же — башкирский старшина Каратабынской волости, который во время пребывания Екатерины I! в Казани получил особое вознаграждение.

12 марта понес большие потери отряд Ивана Белобородова. 22 марта по­
терпел поражение Е.Пугачев под Татищевой крепостью, чуть позже — у Сакмарского городка, а через день (24 марта) были разгромлены отряды Чики-Зарубина под Уфой, а он сам через несколько дней был сдан царским властям ка­заками-предателями в Табынске.

Но, затихнув к апрелю, в мае восстание вновь охватывает обширные районы Южного Урала, Башкирии и Закамья. Восстановил свои силы Иван Белобородое. Повел за собой башкирские сотни Салават Юлаев. Пугачев деятельно готовил новое повстанческое войско, собрав до пяти тысяч бойцов, 6 мая захватил Маг­нитную крепость и потребовал у Белобородова идти к нему на соединение. Да и повод к этому был. Илецкий казак Иван Шибаев, находясь при Белобородове, написал жалобу Пугачеву на «самоуправство» государева полковника, что «оный де хочет отложиться от государя». Упомянул в письме и о Михайле Голеве которого    реченый полковник заковал в железо.

Белобородов был мужиком степенным и сметливым. От природы оказался хорошим администратором. Беспорядков не терпел. На местах устанавливал новую власть с доброго согласия всего населения. При захвате крепостей и заводов приказывал в первую очередь выкатывать из казенных погребов бочки с вином и выливать их содержимое на землю под тоскующие взгляды мужиков. Вот тут-то Голев и оказался не на высоте. Не взирая на то, что Михаило был пу­гачевским атаманом, Белобородое «как потом увидел, что тот, Голев, делал непорядки и пьянствовал, то, сковав его, отослал обратно к Пугачеву».

Когда Белобородов прибыл в Магнитную крепость, разгневанный Пугачев приказал отобрать у него оружие. Но, убедившись в преданности Бепобородова, простил ему его «самоуправство», а с Голева был «чин снят, и велено ему быть в яицком полку» рядовым.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ. «Вместе с Пугачевым, который «набрал опять к себе разного народу в службу тысяч до семи», он, Голев, пробыл пас­хальную неделю на Белорецком заводе, затем ходил с ним по крепостям и по городам «Оренбургской оборонительной линии» (ныне в Челябинской области, прим. автора).

В июне 1774 года повстанцы вновь были обложены правительственными войсками. Но воспользовавшись тем, что главный противник Пугачева подполков­ник Михельсон был основательно потрепан повстанцами и ушел в Уфу на от­дых, восставшие взяли крепость Осу, а 22 июня переправились через Каму. На некоторое время каратели потеряли Пугачева из виду. Крестьянская армия тем временем, обрастая людьми, как снежный ком, двинулась на Казань, где разра­зилась паника. К тому же губернатор Казани Я.Брандт достаточными воинскими силами для защиты города не располагал.

Пугачев, имея до семи тысяч человек при 12 орудиях, широко раскинулся по обоим берегам реки Кама и охватил огромное пространство. Отряды по­встанцев появились одновременно в Сарапуле, Елабуге, Заинске и на всем пра­вом берегу Камы до Ижевского завода.

По пути из Елабуги на Мамадыш Пугачев встретился со знакомым крестьянином из села Котловка Карпом Степановым, отблагодарил его за любезно предоставленный прошлым летом ночлег и произвел его в полковники. Однако эта милость крестьянского царя стоила Карпу Степанову седой головы. В авгу­сте 1774 года он был схвачен местными властями и препровожден в Заинск в распоряжение нового коменданта крепости капитана Крупенникова. Но оставим пока в покое новоиспеченного полковника и вернемся к основному повествова­нию.

Каратели заметались по всему Закамью. Узнав о движении Пугачева, подполковник Михельсон 2 июля переправился на правый берег Камы и форсиро­ванным маршем двинулся по следам крестьянской армии.

Полковник Кожин из Бугульмы направил несколько отрядов на важнейшие направления. Не надеясь на старый гарнизон Заинска, сюда была поставлена дополнительная команда из 40 человек. Столько же разместили в ряде других селений по Ново-Московской дороге. С целью предупреждения вспышек народного гнева, по маршруту Бугульма — Мензелинск — Н.Челны — Бетьки двинулась крупная команда полковника Обернибесова. После разгрома отряда повстанцев на реке Кама (ниже Наб. Челнов) Обернибесов пошел к Заинску, а потом по Заю к Сокольскому перевозу. Там остановились в боевой го­товности.

12 июля крестьянская армия с боями вошла в Казань. Устоял лишь Кремль. Был освобожден из тюрьмы нагайбацкий атаман Василий Торнов, который тут же включился в боевые действия. 15 июля подоспевший корпус Михельсона разгромил основные силы Пугачева. Последний с остатками войск переправился на правый берег Волги у Сундыря. В боях с Михельсоном попал в плен способ­ный пугачевский полковник Иван Белобородов.

Появление повстанцев на правобережье Волги вызвало здесь общее кресть­янское восстание, поддержанное чувашами, татарами, марийцами и другими народами среднего   Поволжья.

Не затухло оно и у нас, в Закамье. 29 августа 1774 года П.Потемкин, началь­ник Казанской и Оренбургской секретных комиссий по расследованию дел о восстании Е.Пугачева, доносил Екатерине II, что «за Камою оказались вдруг две толпы злодеев». Туда был послан карательный отряд, и «главнейшую толпу из оных состоящую до 500 человек поразили». Атаман восставших попал в плен.

Михаило Голев участвовал во всех боях «кончая Царицыным, лишь во взятии Казани он не принимал участие, так как был отправлен наперед со вьюками».

Последнее сражение для Василия Торнова и Михаила Голева было под Чер­ным Яром (южнее г. Волгограда, прим. автора). Из Царицына обоих доставили в Симбирск, где была канцелярия главнокомандующего войсками графа Пани­на. Здесь же с них были сняты первые допросы.

Царизм жестоко мстил всем тем, кто осмелился открыто предъявить свои справедливые требования. В Оренбурге, Казани, Уфе, Заинске, Мензелинске в тюрьмах, сараях, подвалах в ужасных условиях томились тысячи пугачевцев. Шли допросы с применением пыток, производились публичные казни, палачи вырывали ноздри, клеймили, били кнутом.

10 января 1775 года по приговору суда в числе видных деятелей крестьян­ской войны Е.Пугачева, А.Перфильева, М.Шигаева, Т.Падурова был казнен в Москве и Василий Торнов.

Приговор гласил: «Яко сущего злодея и губителя душ человеческих, разорившего Нагайбацкую крепость и некоторая жительства и потом вторично прилипившагося к самозванцу — повесить в Москве. 1775 года января после 10.»

О судьбе Михаила Голева.

Автор «Емельяна Пугачева» Вячеслав Шишков показал М.Голева как погиб­шего в битве под Татищевой крепостью. Но эти утверждения не соответствуют действительности. Документы говорят о другом.

В приговоре («решительной сентенции») по делу Пугачева и его сообщников
от 10 сентября 1775 года мы читаем: «Отставного гвардии фурьера Михаила Го­лева за прилепление к злодею и происходимые соблазны от их разглашения
высечь Голева кнутом в Москве».

Царские суды особо были жестоки к тем, кто заведомо знал о самозванстве Пугачева. В приговоре крестьянину села Котловка Карпу Степанову, по прозви­щу Карась, говорилось: «Оный Карась… ведая, что самозванец есть казачишка и был ему прежде знаком… в страх другим казнен смертью. Повешен».

О судьбе спутника Е.Пугачева Алексея Кандалинцева из села Сарсас, что у реки Зай, мы узнаем из предварительного допроса Е.И.Пугачева 2 октября 1774 года в городе Симбирске. Емельян Пугачев и Алексей Кандалинцев с берегов Камы благополучно добрались до Яика и здесь их дороги разошлись. Читаем: «…Но после уже, когда злодей под званием государя Петра Третьего произво­дил свирепство и бунт, явился к нему сказанный Кандалинцев, но был не долго, ибо, по разбитии бунтовщичьей толпы под Яицким городком, он, Кандалинцев, по приказу генерал-майора Мансурова, повешен».

Нет сведений о Нагайбаке Асянове и Аренкуле Асееве. Возможно, что они остались на свободе, скрывшись из родных мест. Таких фактов было предоста­точно.

Автор этих строк имел возможность ознакомиться в Центральном Государ­ственном военно-историческом архиве СССР в Москве с подлинными докумен­тами дела офицеров Заинской крепости. Оно называлось «Дело аудиторской экспедиции 1775 года по рапорту учрежденного в Москве кризрехта над майо­ром Лопатиным и капитанами Савиничем и Мертвецовым в их преступлениях». В особом мнении, подписанном членами комиссии, названные выше офицеры приговаривались к смертной казни. Екатерина II этот приговор не утвердила. Учитывая, вероятно, их преклонный возраст, виновные в невольном соучастии в восстании майор Лопатин и капитан Мертвецов были лишены чинов и прав со­стояния и сосланы на пожизненные каторжные работы в крепость Азов. Капитан Савинич умер в тюрьме до вынесения окончательного приговора.

Недолго протянул на каторге и бывший комендант крепости Заинск капитан Мертвецов. Секунд-майор Лопатин отбывал наказание до 1783 года. От каторж­ных работ и имея 74 года от роду состояние здоровья его ухудшилось.

«Притом немалые болезненные припадки, обременяющие его старость, как то в голове, руках и ногах повсегдашнее лом от таковых не подавая уже надеж­ды к избавлению врачебством». Это отрывок из рапорта коменданта Азовской крепости Гурьева в Государственную военную коллегию.

Лопатина помиловали и разрешили уехать к сыновьям, служившим офице­рами в Кувацкой слободе Бугульминского ведомства. Чина воинского, дворян­ского звания и пенсии ему не восстановили.

Так закончилась самая крупная крестьянская война в России под руководст­вом Емепьяна Ивановича Пугачева. Но, несмотря на поражение, она нанесла значительный удар по устоям феодализма. Под ее воздействием в России нача­лось формирование антикрепостнической идеологии.

С тех пор прошло более двух веков — для истории срок немалый, но образ борцов-пугачевцев не сотрется из памяти народной.

 

 

 [1] Показания подпрапорщика Буткевича, капитана Мертвецова и священника Прокофия Андреева. Госуд. Архив VI , д.№ 434, Московский Арх. Глав. Штаба, опись 94, св.17. д.№ 15. За эти преступления, по приговору военной коллегии, майор Лопатин и капитан Мертвецов, по лишении чинов и прав состояния, были сосланы в каторжную работу в Азов, а капитан Савинич умер ранее приговора.

 [2] Дубровин Н. Пугачев и его сообщники. Эпизод из истории царствования Императрицы Екатерины II 1773-1774 гг. По неизданным источникам. Т.2. СПб, типография И.Н.Скороходова. 1884, стр.192-193, 254-256

 [3] Речь идет об отставных гвардейских солдатах и унтер-офицерах, поселенных правительством в закамских уездах Казанской и Оренбургской губерний. Отставные гвардейцы частично были мобилизованы их командиром генерал-майором А. И. Миллером в карательные команды, другие — вступили в повстанческие отряды. Под Тиинском действовал крупный повстанческий отряд во главе с отставным гвардии сержантом Преображенского полка Андреем Ивановичем Сомовым.

[4] ЦГАДА, ф. 349, д. 7304, л. 7.— Перевод с татарского.

[5] Цитируется по тексту издания: Документы ставки Е. И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений 1773-1774 гг. М. Наука. 1975

[6] ЦГАДА, ф. 349, д. 7304, л. 2 об.— Перевод с татарского.

[7] Рапорт полковника Ю.Бибикова от 18 января 1774 г.

[8] Собственноручное черновое письмо Екатерины к А.Бибикову с изъявлением удовольствия за действия полковника Бибикова и секунд-майора Попова, с одобрением мер строгости и наставлением не жалеть наград для поощрения подчиненных. Сборник Императорского Русского исторического общества. Т.13. СПб., 1874 стр.386

Скачать статьи в формате doc: здесь и здесь

На главную страницу раздела