Предание об основании села Кара-Елга. – Отставные солдаты, как особая группа населения. – Поводы к отставке и виды отставки. – Отсылка отставных в Казанскую и другие губернии. – Указ от 27 декабря 1735 года. – Неотчуждаемость и единонаследие земель, которыми наделялись отставные солдаты. – Указ от 11 октября 1737 года. – Заселение Заинской земли. – Экономическое состояние солдатских поселений. – Положение отставных солдат на вновь занимаемых землях. – «Вольные гулящие люди» — предки государственных крестьян. – Правовое положение отставных солдат поселенцев и членов их семей. – Узаконения о солдатских женах.
В начале очередной главы мне хотелось бы привести изустное предание, передававшееся из поколение в поколение представителями рода Чугуновых, к коим относится и автор настоящих строк, благодаря чему и дошедшее до наших дней.
«Наш предок был солдатом армии Петра I, был силен физически и отличился в каком-то сражении. За хорошую службу был наделен землей в Закамской стороне, на которой он поселился и стал жить. В жены себе он взял дочь (или жену) какого-то барина, увезя ее с собой чуть ли не тайком по пути к месту жительства. C этого, как раз, и началось зарождение деревни Кара-Елги. Прославился он еще и тем, что, будучи крепок на руку, в кулачном бою с одного удара намертво валил соперника с ног. Из-за этого он получил прозвище «Чугун», которое затем преобразовалось в фамилию «Чугунов».
Первоначально селение располагалось ближе к Заю, где-то между нынешней железнодорожной магистралью и автомобильной дорогой «Альметьевск – Набережные Челны» на берегах речушки Кара-Елги, которая и дала название селу. Вокруг были густые непроходимые леса. Родник, являющийся истоком реки Кара-Елги, первые жители скрывали от посторонних. Недалеко от них, в Сарай-доле, жил разбойник по имени Каран (или Карак). На нынешнем месте село обосновалось давно, скорее всего из-за пожара, когда погорела вся или почти вся деревня, или по другой, уже забытой причине. Кирпичную церковь строили из местного сырья, для чего в Сухом доле было развёрнуто производство кирпичей.
Внук Чугуна по имени Фрол прожил 120 лет, был строг (или суров), всегда носил с собой кнут (возможно, занимался ямским делом), был женат 3 раза, имел 13 взрослых детей, был невысок ростом, черняв». (или смугл).
Признаться, впервые услышав это предание, я довольно скептически отнеся к тому, что одним из первопоселенцев села Кара-Елги был солдат Петровской армии. И лишь изучив множество первоисточников, главнейшими из которых явились государственные Императорские и Сенатские указы, изданные в «Полном Собрании Законов Российской Империи», и на основе которых и написана настоящая глава, убедился, что приведенное предание основано исключительно на реальных событиях.
Итак, исходя из того, что именно отставные солдаты явились той «свежей струей» которая, полагаю, дала вторую жизнь умирающей мордовской деревеньке Кара-Елге и некоторым другим селениям Зай-Шешминского междуречья, думаю, что рассказ наш будет не полон, если мы не расскажем читателю, что же представляли собой солдаты русской армии в XVIII веке как сословие и особая группа населения подданных Российской Империи, каковы были поводы к отставке и ее виды, каким образом осуществлялась отсылка отставных солдат на поселение и не осветим некоторые иные моменты, напрямую касающиеся отставников-поселенцев Закамского края.
Не скрою, что при изложении этих вопросов не стал «изобретать велосипед», поскольку имеется несколько забытая и неизвестная массовому читателю, но при этом не потерявшая своей актуальности и значимости, работа русского, а затем советского экономико-географа и статистика, Владимира Эдуардовича Дена. Его замечательное исследование «Население России по пятой ревизии. Подушная подать в XVIII веке и статистика населения в конце XVIII века» (Т.2, Ч.2. М., Университетская типография, 1902) написанное им в качестве магистерской диссертации[1], обобщает большинство документальных (законодательные акты) и научно-исследовательских (исторические монографии и статьи) источников конца XIX века по вопросу организации поселений отставных солдат в середине XVIII века.
Так кто же они такие – отставные солдаты?
Отставные солдаты, как особая группа населения.
Главнейшим средством укомплектования русской армии в XVIII-м веке были рекрутские наборы[2]. При этом лица, попадавшие по такому набору в войска или флот и становившиеся солдатами или матросами, выходили из рядов своего сословия и теряли с ним всякую связь. Они составляли в населении совершенно обособленную группу людей, обязанных бессрочной службой. Лишь в самом конце столетия было установлено ограничение по сроку службы – 25 лет (что, полагаю, для сегодняшних призывников прозвучало бы равносильно пожизненному сроку). До этого служба продолжалась до тех пор, пока только солдат способен был ее нести. Лишь при абсолютной невозможности продолжения несения службы он получал отставку. При этом отставные солдаты так же составляли в населении особую группу, отличную от всех остальных категорий.
В связи с этим довольно важным является вопрос: каково было сословно-податное положение этих двух категорий людей: солдат и отставных солдат?[3]
Относительно солдат следует отметить, что лица, попадавшие по рекрутскому набору в солдаты, не выключались из подушного оклада. Их однообщественники должны были платить за них подати до следующей ревизии, — иногда в течение более 20 лет. Таким образом сословное и податное положение солдат предоставляется вполне ясным.
Что касается второй категории, т.е. отставных солдат, то они представляли собою класс лиц, не подлежащих подушному обложению. Такое отношение к отставным вполне логично: как можно было облагать еще подушным окладом лиц, всю свою жизнь пробывших на военной службе, потерявших или испортивших на ней свое здоровье и, зачастую, лишившихся, как минимум – частичной работоспособности. С них очевидно взять было нечего. Однако недостаточно было ограничиться этой льготой – освобождением от податей. Необходимо было подумать и о том, чтобы кроме того, как нибудь пристроить их и обеспечить их существование. Эту задачу правительство ставило себе практически на протяжении всего XVIII века.
Какие же были средства для обеспечения решения этой задачи?
Тем из отставных солдат, которые могли бы найти обеспеченное существование в своих прежних селениях, откуда были забраны в рекруты, у своих бывших помещиков или родных, либо которые могли обеспечить себя каким-либо иным способом, такая возможность беспрепятственно предоставлялась и государство более могло о таковых не беспокоиться. Не трудно предположить, что такая возможность была у весьма незначительного числа увечных и престарелых отставников. Большинство отставных солдат не имели никакого пропитания и забота о них непосредственно ложилась на государство «дабы они, служа Ея Императорскому Величеству несколько лет, не остались без всякого призрения и по миру не шатались и гладу не претерпевали[4]».
Но что для них могло сделать государство? Каких либо учреждений для призрения отставных у него в первой половине XVIII века, конечно не было. В финансовом плане обстановка также была постоянно напряжена. Были, правда, у государства обширные пространства свободных земель на окраинах и, конечно, наиболее простым разрешением задачи было бы для него наделение отставных такими землями. Такое разрешение вопроса было бы выгодно правительству и по той причине, что содействовало бы колонизации окраин и утверждению на них русской власти. Оно более всего содействовало бы и преобладавшему в то время натуральному хозяйству. Правительство Российской Империи как следует из исторических источников, и прибегало к подобному разрешению вопроса, когда это только было возможно. Но таковая возможность как раз и была далеко не всегда. Ведь в «призрении», обеспечении старости, больше всего нуждались именно те из отставных, которые, именно для колонизации и являлись совершенно непригодными в виду увечности. старости и иных причин по которому собственно, и получили отставку.
Проблема требовала решения. Чбы суть вопроса была еще более понятной, давайте посмотрим, какие обстоятельства являлись в то время поводом к отставке, и какие существовали виды отставки солдат от службы.
Поводы к отставке и виды отставки.
Как было указано выше, для военной службы в течение всего почти XVIII века не было установлено никакого срока: всякий солдат должен был продолжать ее до тех пор, пока это было в его силах. Пока он не становился не способным к ней – «за ранами, за болезнями, за увечьями, за старостью и за дряхлостью»[5]. Это правило весьма часто встречается в законодательстве XVIII века, где оно повторялось на все лады.[6] Между тем, более точных указаний на то, что следует считать старостью, дряхлостью, какие болезни делают солдата неспособным продолжать службу и т.д. – нигде не находилось. Законодательство в этом отношении страдало большой неопределенностью и не шло дальше общих указаний. Подобное отсутствие подробной регламентации не могло не давать поводов к различного рода злоупотреблениям, в виду чего и приобретает большое значение вопрос о тех органах, которые давали отставку, на котором мы остановимся чуть ниже.
Фактически подобная неопределенность существовала на протяжении всего XVIII века, а значит безусловно относилась к периоду, когда отставку получали солдаты, позднее селившиеся в Закамксих районах Казанской губернии. Эта неопределенность имела тем большее значение, что судьба, которая ждала солдата после увольнения в отставку, зависела главным образом именно от состояния его здоровья и работоспособности.
Какова же была эта судьба, или иначе говоря, какие были варианты?
Прежде всего следует сказать, что уже при Петре I наше войско делилось на две категории полков: полевые и гарнизонные, и это разделение сохранилось в течение всего XVIII века, и перешло в XIX-й. Служба в гарнизонных полках была легче и спокойнее, чем в полевых. Поэтому солдат, неспособный к полевой, вполне мог еще сгодиться для гарнизонной. Соответственно, в этом случае он увольнялся от полевой службы с тем, чтобы быть определенным в гарнизонный полк и здесь продолжать службу.
Если позже солдат оказывался не способным ни к полевой, ни к гарнизонной службе, тогда только он мог получить полную отставку от военной службы. Но и это еще не значило, что государство не имело бы больше к нему никаких притязаний.
Если он был пригоден, государство пыталось использовать его для других целей: оно определяло его на гражданскую службу (в рассыльщики, счетчики, сторожа и т.п.) либо отправляло его на поселение на оду из окраин (сначала в Казанскую, а затем и в другие губернии).
И только лишь в том случае, если солдат оказывался неспособным ни к тому, ни к другому, оно окончательно увольняло его от всякой службы – как военной, так и гражданской – и от поселения. И, наконец, давало ему уже полную отставку. Но и здесь могло быть два случая: если солдат мог просуществовать на свои средства (или на средства родственников, бывшего помещика и т.д.) то его оставляли «на собственное пропитание». Если же он не мог пропитаться, то его определяли до 1764 года – в монастыри и богадельни, а после 1764 года – на инвалидное содержание.
Как видим – у первых отставников — поселенцев Закамья были весьма безрадостные перспективы по поводу окончания воинской службы, из которых поселение, можно предположить, — было далеко не самым худшим вариантом. Из сказанного можно в целом сформулировать пять видов отставки, которые применялись в XVIII веке в отношении солдат, непригодных уже (точнее, — признанных непригодными по каким то весьма субъективным и расплывчатым основаниям) к полевой службе, а именно:
— Увольнение из полевой службы в гарнизонную.
— Определение на службу при присутственных местах гражданского ведомства.
— Отсылка на поселение.
— Увольнение на собственное пропитание.
— Определение в монастыри или богадельни и на инвалидное содержание.
Следует отметить, что как не было определенности и регламентированности оснований по которым вообще предоставлялась отставка (т.е., иначе говоря – какой уровень дряхлости или увечности солдата позволял претендовать на отставку), так нет и никаких сведений относительно тех признаков по которым разграничивались отдельные категории. То есть вышеперечисленные альтернативные варианты вовсе не предполагали, скажем так, поэтапное перемещение – из полевой службы в гарнизонную, из гарнизонной в гражданскую, а уже из гражданской – на поселение, на собственное пропитание или в богадельню. Вовсе нет. Например, достаточно очевидно, что основание нового хозяйства на малозаселенных окраинах Империи представляется боле трудным занятием, чем служба в присутственных местах. Наряду с этим некоторые указы первенство отдавали, например, именно гражданской службе или службе в гарнизонных полках и лишь негодные к ней отсылались на поселение. Соответственно, остается не вполне понятным, почему поселение представлялось более легким, чем служба в гарнизонных полках.
Можно, на мой взгляд, предположить, что категории отставников получали виды отставки в соответствии с приоритетами, расставляемыми правительством при реализации каких-то проектов, или изъясняясь современным официальным языком «правительственных программ». Так, в 1739 году была сделана обязательной отправка в Казанскую губернию на поселение всех пригодных к тому отставных, кроме имеющих собственные земли. Для этого предписывалось повсюду произвести разбор отставным, уже ранее уволенным от службы на свое пропитание. Между тем, как на свое пропитание увольнялись лишь те солдаты, которые уже были непригодны ни к какой службе, — ни к гарнизонной, ни к гражданской (а следовательно, — более того не пригодны были к отправке на поселение). Можно было бы предположить переполнение присутственных мест бывшими солдатами. однако свидетельства того времени говорят о ином — такового переполнения не было!
Итак, следует признать, что последовательность отдельных видов отставки и те признаки, которыми руководствовались при распределении отставных между ними, во многом были весьма неясными.
Важным моментом, особенно значимым для вопроса возможности идентификации конкретных отставников – поселенцев при проведении генеалогических и иных разысканий является то, что все увольнявшиеся в отставку нижние чины, которой бы из рассмотренных пяти видов отставки не подлежали, получали «паспорты». Еще воинский устав от 30.03.1716 года № 3006 (гл.IX, артикул 70) предписывал при отставке давать «пасы» или «абшиды».
Выше мы кратко рассмотрели сословное положение, основания и виды отставки солдат русской армии XVIII века от службы. Разумеется, в рамках настоящего повествования наиболее важным основанием для нас является отставка на поселение. Причем интересует нас поселение в пределах вполне конкретного географического региона – восточных закамских окраин тогдашней Казанской губернии. Именно этот вопрос мы затронем в дальнейшем нашем рассказе. Читателей же, стремящихся ознакомиться подробнее с иными перечисленными нами основаниями отставки, я могу отослать к указанному выше сочинению В.Э.Дена[7], которое с успехом компенсирует недосказанность нашего повествования в этих вопросах.
Отсылка отставных на поселение в Казанскую и другие губернии
Как отмечают многие исследователи истории освоения восточных окраин Российской Империи в XVIII веке, одной из любопытнейших страниц в истории отставных солдат в течение XVIII века представляется та роль, которую они сыграли в деле колонизации окраин тогдашней России, главным образом, восточных. В предшествующих главах нашего повествования мы уже говорили о том, что важнейшим событием в истории колонизации востока явилось покорение Казанского царства. Для укрепления русской власти правительство основывало во вновь покоренном царстве города, которое оно заселяло военными людьми. Между тем, на юг от Казанского царства были расположенные обширные пространства пустых, «порозжих» земель, издавна служивших поприщем для кочевых народов.
Московскому правительству пришлось подумать о принятии мер для обороны от кочевников. Как мы помним, для ограждения части восточной границы Росии еще в середине XVII века была проведена закамская линия, состоявшая из ряда «пригородков», расположенных от Волги по Черемшану и далее до Мензелинск. Через несколько десятилетий правительство, желая захватить большую территорию, решило передвинуть западную часть Закамской линии далее на юг. В 1731 году для этой цели был послан тайный советник Наумов, на которого была возложена как постройка новых крепостей, так и набор ландмилицейских полков для их заселения. Новая линия просуществовала весьма недолго, с 1734 года началось создание Оренбургской линии, которая лишила Закамскую линию ее значения и которая, в свою очередь, нуждалась в людях для защиты и заселения прорезаемых ею мест. В виду этого в 1739 году переведенных на новую закамскую линию жителей старых пригородков было повелено переселить на Оренбургскую линию. Как мы увидим чуть ниже, в большей части это коснулось пригородков, расположенных в западной части Сарой Закамской оборонительной черты, и в меньшей части – поселенцев Зай-Шешминского междуречья.
Из сказанного следует, что в первой половине 1730-х годов пригородки, расположенные в западной части старой закамской линии, в основном опустели. Между тем, если правительство и подвинуло линию дальше на юг, то, конечно, вовсе не в его интересах было оставлять лежащие за нею места пустыми, тем более, что и эти места еще не были безопасны со стороны степных соседей. Таким образом и возникла мысль заселить эти места отставными солдатами[8].
По меткому выражению Витевского Н.В. «Наиболее пригодным материалом для заселения Оренбургского края оказались отставные солдаты, как справедливо думал о том еще Кирилов, ходатайствовавший о поселении их в этом краю». Указом 11 февраля 1736 г. было разрешено селить в Оренбургском крае отставных драгун и солдат, с наделом их землей от 20 до 30 четвертей на семью и с выдачею ссуды на проезд и первоначальное обзаведение деньгами и хлебом «по усмотрению пути и времени, покамест от собственной пашни пропитание получат».[9] Мотивы, которыми руководствовалось при этом правительство, были ясно выражены им в указе 1 мая 1741 года: «От этих поселений (сказано там) имеет быть следующая польза, что поселившиеся домами от времени до времени могут множиться, и дети их в возрасте употребляемы будут в службу, отчего крестьянству в рекрутах будет помощь, а служащие в полках увидав то, что по отставке даны им будут земли и, яко помещики, владеть и пользоваться ими будут, от побегов удержаться и бродячих отставных солдат уже не будет. Но имея собственные домы и пашню, не токмо сами довольствоваться будут, но еще в пользу и других пашни и хлеба умножать, и когда они селиться будут на границах, как и ландмилицкие, то во время неприятельского нападения не токмо сами себя, но и других охранять и оборонять могут[10]».
Однако в конце того же 1736 года правительство изменило свой план и, вместо того, чтобы направлять отставных на Оренбургскую линию, решило воспользоваться ими для заселения опустевших пригородков старой закамской линии. Напомним, что в отношении Заинска и его окресностей, хотя и решение о переселении на новые укрепления были приняты, старые «служилые люди» продолжали проживать в своих жилищах.
Основополагающим документом, регламентирующим поселение отставных солдат на новых землях, в том числе, соответственно, и в Закамье, явился Именной указ Императрицы Анны Иоанновны. Все последующие указы как именные императорские, так и правительствующего Сената, по сути повторяли, конкретизировали или дополняли его, поэтому считаю полезным и необходимым привести данный документ здесь в полном виде, дословно с сохранением пунктуации и правописания.
— Указ № 7136 (ПСЗРИ, Т.IX с. 1013-1014) от 27 декабря 1736 г.:
Именный. — О поселении отставных от службы унтер-офицеров и рядовых, неимеющих своих деревень и пропитания, близ границ на пустых землях; о присвоении им права владеть данною им землею вечно, не отчуждая в посторонние руки; об установлении порядка наследия между сими поселенцами; о построении церквей и об учреждении школ в их селениях.
Понеже из давных прошлых лет Предках Наших Императорскаго Величества, Прадеде и Деде, блаженныя и вечнодостойныя памяти, при Великих Государях, Царе Михайле Феодоровиче, и Царе Алексее Михайловиче, учреждены были в Новгородском, Белогородском, Севском, Казанском, Симбирском и в других разрядах служилые люди прежних служеб, и даны им поместныя земли по их окладам, с которой они по нарядам конную и пешую службу служили, и пограничныя места охраняли без жалованья. Служащие ж в армии и в гарнизонах унтер-офицеры и рядовые, не имея надежды, что они по отставке от службы собственное свое пропитание иметь будут, и смотря на других свою братью отставных, без определения шатающихся, не так ревностно службу отправляют, а многие и бегают, и будучи в бегах, на разбоях и воровствах являются. Того ради, Всемилостивейше указали Мы: отставных от службы за ранами и за болезнями и за старостию, унтер-офицеров, рядовых и нестроевых, которые своих собственных деревень и пропитания не имеют, по прежним примерам, селить близ границ на пустых землях, а именно: по реке Волге и по впадающим во оную рекам, на оставших от поселения Волжских казаков, и в других между Царицыным и Астраханью местах. В Казанской Губернии в пригородках, старом Шешминске, новом Шешминске, Заинске, Тинске, Ермклинске, Билярске, из которых служилые люди, определены в Ландмилицию, и переводятся на Закамскую линию, в той же Губернии по реке Кондурче, начав от Закамской линии, до городка Краснаго Яра, и в других тамо около Башкирцев местах. И оным отставным под селение и под пашню отводить земли, по примерам, как давано прежним служилым людям и Ландмилиции дается, на каждую семью, от 20 до 30 четвертей. И для того поселения определить надежную персону, и давать тем отставным награждение, как они в те места для поселения прибудут, ссуды каждой семье от 5 до 10 рублей. А теми данными землями владеть им и по них женам их и детям вечно, а в приданыя за дочерьми не отдавать, и продавать и закладывать не токмо посторонним, но и между собою запрещается, но всегда тем землям быть по наследству за детьми их мужеска пола. А после кого останется сына два или три и больше, из оных отеческую землю наследовать одному, ему ж кормить братьев малолетних, а которые из них возмужают, и поспеют в службу, тем отводить особые участки. А у кого детей мужеска пола не будет, а останутся дочери, одна или больше: оныя суть наследницы; только с тем недвижимым приданым, должны в супружество вступать за солдатских же детей, а не за других чинов людей, дабы между ими ничьего постороннего владения не было. Но чтоб сие толь наискорее в действо произведено быть могло во всем Государстве: и в армии, и полках публиковать, дабы все отставные, кто в вышеписанных местах селиться пожелают, являлись в городах Губернаторам и Воеводам, и данные им об отставке паспорты объявляли, которые им Губернаторам и Воеводам освидетельствовав, отпущать их для того поселения в вышеписанныя места, и давать сверх того от себя пропускныя письма. А которые такие ж беспоместные в армии и в гарнизонах служат: те б о такой Нашей превысочайшей к ним милости, были известны, и службу всяк по должности своей ревностно отправляли, и от побегов впредь воздержались. И когда оныя поселения отчасти умножатся: то при оных церкви Божии построить, и к ним священников и церковных причетников искусных и ученых определить, и при тех церквах, для обучения солдатских детей грамоте и писать, школы учредить; и обучать оных тем священникам и церковникам, за которое обучение определить им указную заплату. А кто из таких учащихся детей пожелают обучаться вышших наук: таких, по их желаниям, кои еще в службу не поспели, принимая, обучать в гарнизонных школах таким наукам, у кого к которой приклонность будет, где жалованье и провиант давать им по указу».
Из вышеприведенного Высочайшего указа видно, что земли, отведенные отставным солдатам, делались наследственной собственностью их детей мужского пола, поэтому отдавать их в приданное за дочерьми, продавать и даже закладывать их категорически запрещалось.
6 июля 1737 года состоялось следующее дополнительное постановление на этот счет: «а после кого останется сына два или три и больше, из оных отеческую землю наследовать одному, ему же кормить братьев малолетних, а которые из них возмужают и поспеют в службу, тем отводить особые участки» (ПСЗ, № 7136). Дочери могли быть наследницами земельных участков их отцов в том только случае, когда последние не имели сыновей, а первые братьев, но с ограничением: «с тем недвижимым приданным в супружество вступать за солдатских же детей, а не за других чинов людей, дабы между ними ничего постороннего владения не было». Правительство также приняло на себя постройку для колонистов церквей, учреждение и открытие школ, в которых могли бы обучаться их дети чтению и письму, под руководством «искусных и ученых священников и церковников». Впрочем все эти обязательства правительства выполнены были далеко не везде и не сразу.
В случае желания родителей, их дети могли поступать и в гарнизонные школы для обучения «вышним наукам, у кого к которой приклонность будет, — с дачею провианта во все время учения» (ПСЗ 7136). Кроме рядовых, приглашались к переселению в Оренбургский край и отставные офицеры, не имевшие своих деревень. Они получали земельные наделы, соответственно их рангам, и жалование наравне с гарнизонными офицерами, а так же назначались в начальники над поселенцами из отставных солдат.
В первых узаконениях по вопросу поселения отставных предписывалось, что Поселение должно было производиться – для безопасности, большими слободами в 100 и больше дворов. К поселению никто не должен был быть принуждаем, к нему приглашались только желающие из отставных. То есть выезд на поселение являлся исключительно добровольным. Они должны были являться к местным губернаторам, которые, по освидетельствованию их паспортов, должны были снабжать их пропускными письмами для следования на места поселения. Здесь, как мы уже сказали, они должны были получить по 20-30 четвертей земли на семью (по примеру прежних служб служилых людей и ландмилиции), а так же ссуду от казны в размере 5-10 рублей на семью.[11]
Затем закон подробно перечисляет те категории детей отставных солдат, которых последние могли и не могли брать с собой на поселение. Ко второй категории принадлежали дети, которые родились до поступления отцов на службу, а из остальных – те, которые были записаны или подлежали в записке в какой нибудь оклад и, согласно указу 1732 года не подлежали в военную службу.
Весьма любопытны те положения рассматриваемых узаконений, упомянутые чуть выше, которые касались характера землевладения в новых поселениях. Дело в том, что ими устанавливались два начала, из которых второе лишь очень редко встречается в истории русского законодательства, а именно НЕОТЧУЖДАЕМОСТЬ и ЕДИНОНАСЛЕДИЕ. Земли, отведенные отставным, могли переходить только по наследству и не могли быть ни продаваемы, ни закладываемы, ни отдаваемые в приданное и т.д. При этом они должны были переходить по наследству к ОДНОМУ из сыновей, которые обязан был кормить малолетних братьев. Затем, по мере того как последние поспевали к службе, они должны были получать особые участки. При отсутствии сыновей должны были наследовать дочери. Однако, опять же с уже упоминаемым нами условием, с тем условием, чтобы они вышли замуж «за солдатских же детей».
Издав вышерассмотренные указы правительство ждало результатов. Между тем наступил октябрь 1737 года, а никаких известий о желающих отправиться на поселение не поступало. По этому, был издан новый указ от 11.10.1737 г. № 7400, подтверждающий прежние и вновь приглашавший отставных явиться для отправки на поселение.
— Указ № 7400 (ПСЗРИ, Т. X, , с. 314-316) от 11 октября 1737 г. (ФРАГМЕНТ)
«Сенатский. – О детях нижних воинских чинов, которых принимать к поселению на пустых землях не следует.
Понеже в прошлом 736 году Декабря 31 дня, по Именному Ея Императорскаго Величества указу, велено отставных от службы за ранами и за болезнями и за старостию унтер-офицеров, рядовых и нестроевых, которые своих собственных деревень и пропитания не имеют, по прежним примерам селить близ границ на пустых землях, а именно: по реке Волге и по впадающим в оную рекам, на оставших от поселения Волжских казаков и в других между Царицына и Астраханью местах, в Казанской Губернии, в пригородках Старом и Новом Шешминске, Заинске, Тинске, Ерыклинске, Билярске, из которых служилые люди определены в Ландмилицию и переводятся на Закамскую линию в той же Губернии по реке Кондурче, начав от Закамской линии, до городка Краснаго-Яру и в других около Башкирцов местах, и отводить им под селение и под пашню земли, которыми владеть им вечно… И по тому Ея Императорскаго Величества Всемилостивейшему указу, такие отставные являются ль, неизвестно и из Губерний и Провинций рапортов не имеется. А ныне по тому Ея Императорскаго Величества указу, для онаго поселения определены и из Правительствующаго Сената отправлены Бригадир Антон Дубасов, Статский Советник Тимофей Чириков, да Подполковник Михайло Стрелков, и с ними для вспоможения из Майоров три человека, с которыми и денежная сумма на поселение тех отставных отправлена. А в пополнение вышеобъявленнаго Ея Императорскаго Величества указа, в Кабинет Ея Императорскаго Величества, по общему с Правительствующим Сенатом разсуждению, определено: тем отставным, которые в вышеписанных местах селиться пожелают, нижепоказанных детей своих на поселение с собою не переводить…».
Здесь практически дословно повторяется смысл указа № 7315, и, между прочим, отмечается, что «такие отставные являются ль, неизвестно и из Губерний и Провинций рапортов не имеется».
Однако наступил и апрель 1738 года, а сведений все еще не было никаких. Правительство потеряло терпение и разослало указ, чтобы в течение недели по получении его из губерний и провинций были посланы в Сенат ведомости о числе отставных, как пожелавших на поселение, так и отправленных уже в назначенные для него места. Кроме того предписывалось военной коллегии, чтобы впредь, указ от 27.12.1736 года был объявляем всем уходящим в отставку. Однако, по-видимому, уже при издании рассматриваемого указа правительство замышляло дальнейшие меры.
В 1738 г. была открыта Переселенческая канцелярия, которая должна была заведовать всеми делами, касавшимися поселений отставных солдат. В состав ее вошли, по назначению Сената (см. выше, указ № 7400) бригадир Антон Дубасов, Статский советник Тимофей Чириков, подполковник Михайло Стрелков, в помощь которым велено «придать из майоров людей достойных трех человек, дать им секретаря и потребное количество приказных служителей, а для отвода земель под пашню и поселение четырех геодезистов». (ПСЗ №7315). Это новое учреждение обязано было селить отставных солдат большими слободами, дворов во сто и более, с целью безопасности от неприятеля и внутренних злодеев. Всем отставным солдатам, коих насчитано было в разных губерниях до 4142 человек, разослали особые печатные листы, извещавшие их о желании правительства, но в течение трех лет, со времени первого указа о солдатских поселениях, выискалось только шесть человек, которые изъявили желание поселиться в Оренбургском крае. Причину такого явления историк XIX века, профессор Казанского Университета Н.А.Фирсов в работе «Инородческое население прежнего Казанскаго царства в новой России до 1762 года и колонизация закамских земель в это время» (Казань, 1869) видел в тех дополнительных правилах 1737 года, в силу которых отправляющимся на поселение запрещалось «брать с собой, под угрозой жестокого наказания детей, определенных до 1732 года к штатским делам, прижитых за помещиками и на посадах до взятия их в службу, родившихся хотя во время службы их, но воспитанных в деревнях у прежних помещиков или других владельцев, или в слободах на посадах и там записанных в подушный оклад, так же и тех, которые были записаны в купечестве, в цехах, или отданы на фабрики» (ПСЗ № 7315).
Не желая разлучаться со своими детьми, солдаты предпочли остаться при них на прежних местах жительства.
Тогда правительство решилось принять более строгие меры и постановило, как общее правило, чтобы впредь были посылаемы на поселение все солдаты, которые будут отставлены от полевой и гарнизонной службы, за исключением совершенно дряхлых, не подававших надежды, что они «могут жениться и домы содержать» (ПСЗ № 7727). Мало того, предписывалось впредь поступать так и со всеми получающими отставку, солдатами, для чего и в выдаваемым им паспортах писать, что они должны явиться к Дубасову. Вместе с тем, на губернаторов и воевод возлагалась обязанность разобрать всех отставников, находящихся в их ведомстве и отправить из них в Казанскую губернию всех тех, которые удовлетворяли приведенным выше требованиям, «кроме имеющих собственные свои деревни и земли». Далее, им предписывалось отставным «в проходе их.. чинить возможное вспоможение». Наряду с тем, что поселение на новых землях из добровольного стало принудительным, правительство задалось вопросом о причинах отсутствия охотников к поселению. Усмотрев, и не без основания, эти причины в бедности отставных, делающей для них непосильными – без посторонней помощи – отдаленный путь до места поселения и существование до того времени, пока они не обзаведутся пашней и т.д. тем более что и работу найти в местах поселений было невозможно, правительство сочло необходимым сделать поселение более доступным для отставных. Было предписано, чтобы все отставные отправляемые в Казанскую губернию, сверх прежней ссуды получали: на проход денежного жалования и провианта на два месяца. Далее, уже на месте поселения, на время, пока они не обзаведутся (но в течение не более 2-х лет) – один солдатский провиант и, наконец, на обсеменение – по 1 четверти ржи и 2 четвертям овса. Впрочем, все эти льготы устанавливались лишь для первых поселенцев, «кои ныне отправлены будут». Следующие за ними должны были получать по-прежнему лишь денежную ссуду[12]. Затем и в 1743 году было предписано выдавать поселяемым отставным «надлежащий провиант на пропитание и на семена». Но лишь заимообразно, с условием возвратить полученное после первого урожая.
Это распоряжение, хотя и неприятное для многих, вкупе с вышеозначенными льготами, оказалось более действенным – к концу 1740 года отставных из разных мест было переселено в Оренбургский край 967 человек, по информации, которую предоставил Правительствующему Сенату статский советник Оболдуев. О том, в каком виде отставные являлись на поселение, свидетельствуют следующие слова Оболдуева: «и оные отставные многие без одежды, босы и наги и весьма претерпевают нужду». Эти слова показывают, что приведенные выше предположения правительства относительно причин малого числа охотников до поселения среди отставных не был далек от истинны.
Однако нельзя не отметить и некоторые элементы успешности мероприятий правительства, выразившиеся в том, что на поселение отставных стали появляться и добровольцы. Году в 1743 тот же Оболдуев доносил, что такие добровольцы являются в большем числе, да кт тому же «в давних годах»: они просят принять их на поселение, объявляя, что они «никакого пропитания не имеют и шатаются праздно». Сенат, в ответ на вопрос Оболдуева, велел принимать всех годных для поселения среди этих добровольцев.
Оболдуев, заведовавший в то время солдатскими переселениями, выхлопотал из казны десять тысяч рублей на первоначальное обзаведение и устройство поселенцев на новых местах. На счет этой же суммы было отнесено и содержание Переселенческой канцелярии.
При определении всех солдат на поселение, как водиться, не обошлось и без перегибов. Оказалось, что в числе присланных солдат были и такие, которые по дряхлости и старости, не были способны ни к какой работе, поэтому указом 10 июня 1742 года было определено: «впредь унтер-офицеров и рядовых, кои не из дворян, в полевой, гарнизонной службе и у дел быть не могут и на поселения явятся конечно не годны, а пропитания своего не имеют: таковых всех для определения к пропитанию к монастырям и богадельням отсылать прямо в Коллегию Экономии, а оной их принимать и определять в монастыри и богадельни».
Не смотря на это, и после являлись из разных мест на поселение в Оренбургский край не только старики свыше 60 лет, а даже увечные, у которых не было рук или ног. Сенату вновь указом от 13 октября 1746 г. пришлось запретил принимать на поселение увечных и дряхлых «дабы на них напрасного казенного расхода употреблено не было». Скоро явились и другие препятствия к свободному поселению отставных солдат.
В Закамье, и в частности в Зай-Шешминского медуречья продолжали жить «служилые люди», предки которых оберегали еще старую Закамскую оборонительную черту. Позднее из них были сформированы ландмилицкие полки, часть которых переселялась позднее на Черемшанскую или Ново-Закмскую линии, а позднее и на Оренбургскую. Однако переселение ландмилиции не могло совершиться вдруг: многие семьи ландмилицких солдат и офицеров жили еще на прежних своих местах, когда пришли туда для поселения отставные солдаты.
Первоначально правительство планировало прежних «служилых людей» перевести в во вновь построенные укрепления по Черемшанской или Новой Закамской оборонительной черте, однако 16 мая 1740 года вышел Сенатский указ (ПСЗ РИ № 8170), который был реакцией Правительства на жалобы заинских рядовых и гвардии отставных, требовавших не переселять их в другие места. Сенат удовлетворил жалобу заинских «служивых», постановив «Живущим а пригороде Заинске польской нации и, русских бывших служилых людей… на новые места не переводить, а жить им на прежних местах».
— Указ № 8107 (ПСЗ РИ, Т. XI, с. 114-116) от 16 мая 1740 г. (ФРАГМЕНТ)
«Сенатский. – О поселении Статскому Советнику Оболдуеву отставных унтер-офицеров и рядовых и о непереводе поселенных прежде в Заинске отставных и других людей на новее места.
Правительствующий Сенат, по экстракту, учиненному в Сенате по доношениям Статского Советника Оболдуева, определенного к поселению отставных солдат приказал:
- Прибывших к нему Оболдуеву для поселения отставных от службы унтер-офицеров и рядовых, селить ему Оболдуеву в тех местах, и по стольку дворов и в прочем всем, что до того поселения касается, поступать по прежним указам и по данной инструкции непременно.
- До поселившихся прежде в тамошних городках, Гвардии и других полков отставных, которые в тех городках жительство имеют своими домами, ничем ему Статскому Советнику Оболдуеву не касаться.
- Живущих в пригороде Заинске Польской нации и русских бывших служилых людей, положенных в подушный оклад в том пригородке на поселение на новые места не переводить, а жить им на прежних местах.
- Полоненнику Василию Михееву с детьми, которой жительство имеет в том же пригородке Заинске, быть на прежнем жилище, как от Казанской Губернской Канцелярии определено….
- отставным, которые к поселению прибыли, для осторожности при поселении от степных народов, ружье и аммуницию дать из имеющихся в Казанском цейхгаузе и магазейнах старого отобранного от полков годнаго, а порох отпустить на каждого человека по фунту из Артиллерии на счет Военной Коллегии, понеже на поселение тех отставных по Именному Ея Императорскаго Величества указу велено держать деньги из воинской суммы остаточной от неполнаго комплекта, а к тому, пока они поселением исправятся, для караулов и разсылок, что силе прежняго Правительствующего Сената прошлаго 1737-го года Октября 11 дня определения и посланных указов…. чтобы тем отставным при поселении от степных народов какого вреда приключиться не могло.
Эту же тему продолжает следующий, весьма примечательный по содержанию Сенатский указ.
— Указ № 8623 (ПСЗ РИ, Т. XI, с. 664-666) от 27 сентября 1742 г.
«Сенатский. — О поселении в Закамских пригородках отставных офицеров и солдат; об отводе им земель и угодий по чинам; о мерах, взятых для удержания их от побега, и об определении канцеляриста и копиистов для исправления при том поселении приказных дел; о невступании Воеводам в дела, касающияся до поселения отставных, и об отсылке счетов о суммах вступающих на то поселение в Ревизион-Коллегию на указные сроки.
Правительствующий Сенат приказал: о поселении в Закамских пригородках отставных офицеров и солдат и по приложенному экстракту и объявленному в оном доношении мнению учинить нижеследующее: отставных унтер-офицеров, рядовых и нестроевых по силе Именнаго блаженныя и вечнодостойныя памяти Государыни Императрицы Анны Иоанновны 736 года Декабря 27 дня указа, селить в Казанской Губернии в пригородках Старошешминску, Новошешминску, Ериклинску, Занеку [так в тексте – имеется ввиду Заинск. – А.Ч.], Тииску [так в тексте – имеется ввиду Тиинск. – А.Ч.], Билярску, на пустых землях, и кои остались от переведенных и поселенных на Закамской линии служилых людей, и чтоб у старых жителей с новопоселенными отставными солдатами, в землях и угодьях ссор и драки происходить не могло, о том учинить порядочное определение Казанской Губернской Канцелярии, обще с определенным к тому Статским Советником Оболдуевым; что же при котором пригородке за переведением на линию служилых людей осталось пустых земель и угодий, и что кому по определению их отведено будет, о том о всем, учиня, обстоятельную ведомость и чертеж прислать в Военную Коллегию и в Правительствующий Сенат. 2) Когда все Ландмилиции в новых местах поселятся, тогда к ним и оставших на прежних жилищах отцов и братий их, которые с ними в одних домах жили, перевесть; а которые из них от службы отставлены будут, тех в старые пригородки, на прежния жилища не отпускать, а жить им в новых крепостях, где кто поселен будет, а пока все Ландмилиции на новых местах действительно не поселятся, потамест прежних служеб отставных с детьми их на линию сильно не высылать, и земель у них не отнимать; а которые в Ландмилицию действительно от службы отставлены, и велено им жить на Закамской линии, и на поселение даны им земли, а они те земли оставя собою без паспортов и с паспортами перешли в старые пригородки, тех всех из оных пригородков выслать на линию по прежнему, дабы они двойных дач не имели. 3. Поселяющимся в помянутых пригородках отставным драгунам и солдатам отводить земли и угодей от 20 до 30 четвертей, и на каждую семью; а священникам и церковным служителям против того с некоторою прибавкою, особливо ж отставным Офицерам, кои при оном солдатстве селиться пожелают, отводить из таких же пустых земель и угодей. А именно: Капитанам по 100, Поручикам по 80, Подпоручикам по 70, Прапорщикам по 50 четвертей; а церкви Божия. Еои при оных пригородках обветшали, починивать, и новыя, где необходимо надобно строить, по определению Казанскаго Архиерея, тамошними обывателями; а на церковную утварь, книги и святыя иконы определеть на каждую новую церковь по 50 рублей из неокладных той Губернии доходов. 4. Для скорейшаго поселения и присмотра отставных солдат на место помянутаго Статскаго Советника Оболдуева, по прежнему Правительствующаго Сената определению представить от Герольдмейстерских дел кандидатов в крайней скорости; а пока на место его Оболдуева другой определен будет, у того дела быть ему ж Оболдуеву, и для того ехать ему в помянутую Губернию немедленно; а как другой прибудет, то ему Оболдуеву все имеющиеся у него о том поселении дела и наличную денежную казну отдать тому вновь определенному по описи с роспискою, а в помощь к тому вновь определенному Командиру определить из представленных от вышеписаннаго Оболдуева отставных Капитанов дву, Прапорщиков двух, в каждой пригородок по одному человеку, а над ними команду и смотрение иметь Главному Командиру, токмо им в правление Воеводское отнюдь не вступать, также и Воеводам в поселение отставных не мешаться. 5. Которые отставные взяв жалованье бежали, и впредь бегать станут, с таковыми поступать по указам и Воинским регулам; а для лучшаго их от побега удержания во всех пригородках перепоручить их круговою порукою, и велеть над ними смотреть и всячески от побега удерживать определенным при них отставным Офицерам. 6. В вышеписанных пригородках пересмотреть ему Оболдуеву: не имеется ль между вновь поселившимися под именем служилых людей чьих беглых крестьян и других пришлых и беглых (людей и крестьян) и ежели чьи беглые явятся, тех по указам с женами и детьми их высылать в Казанскую Губернскую Канцелярию, и впредь отнюдь не принимать, под жестоким штрафом; а когда сколько чьих беглых людей и крестьян выслано будет, в Военную Коллегию рапортовать. 7. В тех же пригородках старое ружье и всякую аммуницию, також и артиллерийские припасы Казанской Губернской Канцелярии разобрав описать, и что чего годнаго и негоднаго явится, в Военную Коллегию рапортовать. 8. Для скорейшаго тем отставным отвода и размеривания земель дать другаго Геодезиста из обретающихся в Казанской Губернии Геодезистов. 9. В данных Оболдуеву из Казанской Губернской и Сибирской Провинциальной Канцелярий в прошлых 738, 740 и 741 годах на дачу отставным в награждение денежной казны в 13.500 рублях, також и впредь в отпускаемых на то поселение деньгах, приходныя и расходныя книги и счеты сочиня, с освидетельствованием по указам отсылать в Ревизион-Коллегию на указные сроки. 10. Для исправления при том поселении приказных дел быть канцеляристу одному, копиистам двум человекам; а ежели оных тамо не имеется, то дать из Казанской Губернской Канцелярии, а Секретаря не определять, понеже ему быть не у чего, а исправляться теми приказными служителями, и для исполнения оное доношение с приобщением с сего журнала копии возвратить в ту Коллегию.».
Из указа видно, что некоторые из числа отставных были в бегах, а также, что среди поселян могли затесаться беглые и пришлые, которых надо было выискивать и возвращать.
В связи со сказанным не могу не упомянуть любопытный факт, непосредственно связанный с историей региона нашего повествования. В государственном Архиве Древних Актов храниться любопытный документ, именуемый дословно: «В пригороде Заинске содержащие ландмипицкие прежних служб служилых людей с коих по указу правительствующего Сената 1747 года подушного сбору не собирается». Стараниями патриарха заинского краеведения Владимира Сергеевича Малахова ксерокопия этого документа была получена в конце 1980-х годов и в настоящее время занимает свое место в экспозиции Заинского краеведческого музея. Вот, что сам Владимир Сергеевич пишет про этот документ:
«В списке 748 человек «мужеска полу» — от только что родившихся мальчиков до глубоких стариков. Здесь мы видим имя Матвея Миронова одного дня от роду и тут же Лазаря Колотинского 97-и и Петра Асламкина 99 лет. Отдельно в списке значатся унтер—офицерские чины: прапорщик Манула Лебедев, сержант Денис Чернов и Матфей Старков, капралы Харитон Воронин и Василий Коробейников. Тут же драгуны: Никита Карпов, Бикмет Бикбулатов, Афанасий Корнилов и многие другие. А в конце списка — лейб—гвардии Семеновского попка капрал Василий Степанов сын Колотинский, лейб—гвардии Преображенского полка капралы Федор Иньков и Илья Головач, вахмистры Степан Дыньков и Дмитрий Зубов[13]».
Как помним, в ряде мест, в частности в районе пригорода Заинск еще во второй половине 17 века были так же поселены полоцкие и смоленские шляхтичи, потомки которых решились в середине XVIII века протестовать против распоряжений правительства, при осуществлении которых они со временем должны были уступить свои земли отставным солдатам. Кроме шляхтичей, нашлись здесь и другие поселенцы из татар, которым так же было неприятно поселение здесь отставных солдат. Чтобы устранить взаимные недоразумения и ссоры между ними, Сенат 2 ноября 1750 года постановил: «у потомков смоленских переведенцев, служивших в ландмилиции, не смотря на то, что они переведены на Оренбургскую дорогу, жалованных им по указам и грамоте земель, на которые они и поселение и людей своих имеют, не отбирать; земель, состоящих под татарскими и чувашскими деревнями, не захватывать под солдатские поселения, а селить отставных на порожних землях» (ПСЗ № 9817).
По имеющимся в литературе данным, между поселенцами из отставных солдат, которых в 1750 г. считалось 2140 человек (ПСЗ №10153, указ 21 ноября 1753 г.) мужского пола, имелось девять человек отставных офицеров. Об экономическом состоянии солдатских поселений можно судить по тем данным, которые были изложены в докладе Сенату полковника Мельгунова, заведовавшего некоторое время поселениями отставных солдат. Мельгунов свидетельствует, что поселенные в казанских пригородках «вели жительство добропорядочное, обзавелись домами и в распашке земли имели ревность, но что многое из того, что предписано было наблюдать и исполнять, относительно таких поселений по первым указам об них, не исполнено и пренебреженно». Действительно, как оказалось многие поселения не имели еще церквей, потому что, не смотря на неоднократные требования, из Казани не высылали денег, определенных Сентатом на церковную утварь в солдатских селениях. Школы, которые велено было открыть для детей солдат, поселенных в казанских пригородках, так же не были заведены «за невыдачею из казны и неуказанием для заведения и содержания их денежных средств». Сенат желая устранить эти и другие упущения, приказал деньги, потребные для построения церквей выдать откуда следовало по прежним указам. Относительно же школ состоялась такая резолюция: «для обучения тех отставных солдатских детей русской грамоте и писать, для излишнего казенного убытка, особливых школ не строить, а обучать их тех церквей, где кто в приходе живет, священникам и церковникам в своих домах, и за то обучение давать им по 50 коп., кои к тому поселению отпустить из казанской губернской канцелярии из неположенных в штат доходов».
Практика заселения Закамья отставными солдатами продолжалась, правда, как свидетельствуют постоянные «напомнающие» указы – без особой инициативы со стороны самих отставников. Заботясь об увеличении поселенцев из отставных солдат и узнав в 1753 году, что «присылка на то поселение оных отставных весьма умалилась», Сенат строжайше подтвердил губернаторам и воеводам, чтобы они «без упущения высылали отставных, необзаведшихся в городах хозяйством, в назначенные для их водворения места». Меры эти имели успех: к концу управления Оренбургским краем Неплюева (1758 год), Ново-Закамская или Черемшанская линия были заселены отставными солдатами в такой степени, что при Черемшанской крепости и фельдшанцах Шешминском и Кичуйском свободных земель к поселению белее не было (ПСЗ № 11556).
В.Э.Дэн в своем исследовании предполагал, что с 1744 года отставных селили по крепостям Черемшанску, Шешминску и Кичуевску и близлежащим селениям, а в пригородках Новошешминске, Заинске и Тиинске – в значительно меньшей степени и их дальнейшее заселение началось лишь с 1762 года. Это, однако, несколько противоречит нижеследующим данным, которыми, возможно, не располагал В.Э.Ден.
В.С.Малахов, ссылаясь на имевшийся в его распоряжении «Всеподданнейший рапорт генерал-майора Миллера 24 мая 1767 года» на имя Екатерины II, с 1764 года назначенного преемником полковника Мельгунова (Напомним – руководителя Переселенческой канцелярии), приводил содержащиеся в рапорте сведения о поселившихся в Закамских пригородах, крепостях и слободах — «разных полков отставных и жонках их, детях и внучатах«, начиная с 1736 года. Период охватывал приблизительно 30 лет. За это время было заселено в Заинске 275 человек, а всего с учетом жен, детей и внуков — 1136 человек, В Александровской слободе — соответственно 61 и 214. В примечании отмечалось, что в этой слободе селили лишь лейб-гвардии отставных. В слободке Камышинке, а тогда она называлась Новокамышовка, 6 и 55.
В год начала крестьянской войны под руководством Е.Пугачева (1773 год) в Заинске значилось уже 512 дворов, заселенных отставными солдатами, унтер-офицерами из лейб-гвардии, а всего 932 души мужского пола.
Исследователи конца XIX века, задаваясь вопросами, каково было положение отставных солдат на вновь занимаемых землях, с сожалением отмечали, что относительного этого вопроса сведения весьма скудны. Мы так же вынуждены в этом вопросе ограничиться лишь данными, сообщаемыми В.Э. Деном (остальные источники по этой теме этот вопрос вовсе умалчивают, по всей видимости, в виду скудности информации).
Отставные приходили на поселение либо по одиночке, либо доставлялись туда целыми партиями[14]. Выше уже говорилось о том. в каком виде приходили зачастую отставные на поселение и очевидно, что это были лишь выжившие – доходили конечно не все. Если определенный к поселению отставной умирал, то оставшаяся после него вдова с семьей все же поселялась, и на нее переходили все права умершего. Закон мотивировал это тем, что «оные вдовы, имеющие сыновей, останутся действительно при своих участках, с которых сыновья служить могут. А не имеющие сыновей могут принять к себе или к дочерям в дом из тех же отставных детей, и потому такой же двор будет, как и прочие» (Указ от 16.05.1740 г. 1807 п.16). По прибытии на место назначения отставной должен был получить провиант и денежное награждение. Мы не знаем, насколько своевременно отставные получали провиант, но о денежном вознаграждении мы знаем, что – по крайней мере во второй половине 1740-х годов отставные не получали его в течение года и более, почему и должны были все это время «жить праздно». Поэтому, в 1750 году была подтверждена более быстрая его уплата. Если у отставного на прежнем жилище оставалась семья, то закон разрешал начальству поселения отпускать его туда для ее «забрания». Что касается затем самой внутренней жизни на поселении, то она для нас остается совершенно закрытой. Мы не знаем даже, бедствовали ли новые поселенцы, или напротив того быстро достигали благосостояния, хотя бы на основании обилия и притом, еще плодородной земли, при разнообразном «вспомоществовании» (по крайней мере в первое время) от правительства и при свободе от податей, можно предположить, что они достаточно быстро достигали процветания. Но это, повторюсь, лишь предположения. Из дошедших до нас фактов мы можем указать на то, что бывали случаи бегства с поселения. Но, не имея данных ни о размерах этого явления, ни о поводах, приводивших к нему, сложно сделать какие то выводы (вышеприведенный Указ от 27.09.1742 г. № 8623 п.5 говорит об отставных, взявших жалование и затем выехавших, и предписывает для лучшего удержания отставных от побега «перепоручить их круговой порукой»).
Столь же мало мы осведомлены относительно тех фактических порядков, которые устанавливались в поселениях отставных в области землевладения. Лишь относительно размера последнего указ 1742 года подтвердил норму, установленную ранее в указе от 27.12.1736 года (20-30 четвертей на семью). Но, к сожалению, мы ничего не знаем, как осуществлялись на практике принципы неотчуждаемости и единонаследия. Мы знаем только, что вдовы и дочери отставных не особенно охотно подчинялись тому ограничению в выборе супругов, которое на них было наложено. Относящееся сюда постановление указа 1737 года толковалось в том смысле, что это ограничение распространялось на всех вдов и дочерей поселенных отставных. Между тем указ от 02.11.1750 г. № 9817 жалуется, что вдовы и дочери отставных бегут с поселения и выходят замуж за однодворцев, и за ясачных и монастырских крестьян и что, таким образом, выданная на их доля указанного награждения и двухлетний провиант пропадают даром. В виду этого п.8 этого указа подтвердил запрещение отдавать вдов или дочерей отставных солдат за кого либо, кроме имеющихся на поселении отставных солдат или солдатских детей, и для обеспечения исполнения по этому запрещению принимал весьма строгие меры: за вышедших уже за посторонних лиц вдов и дочерей предписывалось взыскать выводных денег по 10 рублей. А при повторении таких случаев в будущем – по 50 рублей за каждую. Остающиеся же после них земли предписывалось отдавать имеющимся на поселении наследникам их, а при их отсутствии – другим присланным на поселение отставным.
Таким образом, из вышесказанного видно, что правительство столь же свободно по своему усмотрению распоряжалось землей отставных, как и их личностью и личностью их жен и дочерей.
Давайте посмотрим, что нам известно о «соседях» поселяемых в Закамском крае отставников, из которых можно выделить две категории — некоторые категории служилых людей, охранявших Старую Закамскую оборонительную черту и их потомки, а также крестьяне сами собою поселившиеся в этой местности.
Инструкция Оболдуеву от 16.05.1740 г. 8107 п.6 упоминает о живущих в пригороде Заинск «собою без указу» новокрещеных Казанской и Нижегородской губерний, из которых одни были положены в подушный оклад, а другие нет. О них предписывается произвести расследование — откуда они пришли и где они положены в оклад. А затем принять соответствующее решение. На новое же поселение их предписывалось не высылать.
Приведем также данные, которые имеются в цитированном уже «описании» Миллера относительно соседей отставных солдат и их землевладения. Общее пространство территории 6 пригородков и 3 крепостей составляло около 282 000 десятин. Из них отставным было намежовано около 187 000 десятин, церквам (17 церквей) около 1000 десятин. Смоленской шляхте около 6 000 дес. 26 соседним деревням около 42 000 дес. Что касается соседних деревень, то здесь упоминаются поселения новокрещеных из мордвы, далее крещеных и некрещеных ясачных татар, чуваш и мордвы, служилых и ясачных чуваш, поселившихся «собою» из экономических крестьян. Таковы данные о состоянии поселения отставных за 1773 год.
Прибавим сюда те сведения по этому вопросу, которые встречаются в дневнике путешествия Рычкова (сына), относящиеся приблизительно к тому же времени. Рычков посетил пригородки Билярск, Новошешминск и Заинск с расположенной в 10 верстах от него слободой Александровской (подробнее на посещении Рычкова описываемого региона мы еще остановимся немного позже). Главная канцелярия, управляющая всеми поселениями отставных солдат находилась в Билярске. Число обывательских дворов составляло в Билярске 400, в Новошешминске 200 и в Александровской слободе более 100 (о Заинске сведений нет). Занятие всех отставных составляло земледелие и скотоводство. В Заинске сюда присоединялось еще пчеловодство почему «селение сие превосходит Билярск и жители его гораздо зажиточнее первых». Впрочем и жителям Билярска Рычков остался по видимому очень доволен, как видно из следующего отзыва его о них: «каждый поселянин, получа увольнение от службы и пришед на место к селению его назначенное, получает из казны довольное число денег, дабы помощью оных мог он завести все экономические потребности и мог бы остатки своей жизни прожить в совершенном покое и удовольствии. Сим способом исправляются они всем нужным для земледелия и с прилежанием обрабатывают данные им во владения земли[15]».
Таковы не особо богатые сведения, которые имеются у нас о поселении отставных на начало 1770-х годов.
Что же касается второй категории «соседей», о них мы в общем то уже говорили в предшествующих главах и лишь для обозначения некоторых нижеследующих выводов попробуем резюмировать сказанное.
С момента строительства Закамской оборонительной черты сюда начали переселяться государственные крестьяне, которые в документах того времени назывались «вольными гулящими людьми«. Из населенных пунктов в окрестностях пригорода Заинска первые упоминания, относящиеся уже к 1677 году, известны о селении, именуемом ныне Старый Токмак, расположенном в 9 километрах северо-западнее Заинска. Вероятно и он был основан «гулящими людьми». Однако отсутствие упоминаний о иных селениях вовсе не означает, что их не было. При Петре I в разряд государственных крестьян отнесли и все нерусское население края. Бежали в Закамский край не только инородцы.
Василий Сергеевич Малахов пишет:
Вопреки запретам, крестьяне уходили самовольно. Бежали в эти края самые предприимчивые, самая энергичная часть населения. Кроме крестьян бежали солдаты, церковники, раскольники — словом, те, которым становилось невтерпеж жить под боком крупных административных центров с их алчными чиновниками. Надо отдать должное первым правителям Закамья и Оренбуржья. Они охотно принимали беглых крестьян-сходцев, как их тогда называли. Например, для Татищева было достаточно устного заявления беглецов,- что они не крепостные, а «вольные гулящие». Селили их в первую очередь по главным дорогам, соединяющим Оренбург с Казанью или Уфой. Первая в то время называлась Ново-Московской дорогой (ныне Казань — Оренбург). Тракт был достаточно благоустроен: с хорошими мостами, с обсаженными тополями и березами по бокам (Тракт проходил несколько южнее Кара-Елги, через сегодняшний город Бугульму – В.Б.). Были исключения. Не разрешалось принимать крестьян дворцовых, архиерейских и монастырских. Они подлежали возвращению старым хозяевам. Но и эти запреты, как водится во все времена, умело обходили.
С момента строительства старой Закамской оборонительной черты и до заселения в эти места отставных солдат прошло почти сто лет. За это время под защитой крепостей было основано, значительное число сел и деревень, с переселившимися крестьянами из центральных губерний России, из-под Казани, с правобережья Камы и Волги и других мест. И, вероятно, этот процесс протекал не всегда гладко. Чтобы не допустить возможных конфликтов между разными народностями, 2 ноября 1750 года правительствующий Сенат постановил: «земель, состоящих под татарскими и чувашскими деревнями, не захватывать под солдатские поселения, а селить отставных на порожних землях» (Витевский В.Н., Н.И.Неппюев и Оренбургский край, стр. 485, Казань, 1889). Кстати, свободных земель, как свидетельствует капитан Николай Петрович Рычков процитируем которого мы несколько позже, было еще более чем достаточно.
В 60-х годах XVIII века по указанию Сената генерал-майором Миллером было произведено размежевание земель в Закамье. В результате чего узаконили «стихийно заселенные земли пришлыми русскими, татарскими, чувашскими и другими крестьянами». Отчего споры между отставными (в т.ч. смоленскими иноземцами), и только что указанными выше категориями крестьян были прекращены.
С учетом всего вышесказанного в этой и предшествующих главах (а кое что более подробно будет рассказано в последующих), прежде чем продолжить рассказ, следует, полагаю, подвести некоторые итоги, сформулировав определенные выводы в отношении селения, которое мы определили в качестве центрального в настоящем повествовании, а так же его ближайших соседей, на которые мы будем опираться при дальнейшем изложении.
Мы с достаточной степенью вероятности, основываясь как на обоснованных косвенных предположениях, так и на объективных и документальных данных знаем следующее:
— что в середине 30-х годов XVIII большинство селений описываемого региона, как то – Бута, Маврино, Акташ, Каран-Гильдина (Кара-Елга), Чебуклы и некоторые другие, не говоря уже о Заинске, безусловно существовали;
— Кара-Елга (будем называть ее привычным названием, невзирая на различные транскрипции написания в источниках XVIII века) была мордовским селением, разоренным в 1735 году восставшими «башкирцами» и примкнувшими к ним татарами соседних селений;
— в 1736 году вышел именной указ Анны Иоановны об организации поселений отставных солдат в рядке «пригородков» в Казанской губернии, в которую тогда входила и Уфимская провинция, в том числе в пригородке Заинске и его окрестностях;
— активная фаза поселения пришлась на 1740-1744 годы, затем интенсивность присылки на поселение снизилась, вновь активизировалась в конце 50-х – начале 60-х годов;
— в известных источниках (генерал Миллер – 1767 год, капитан Н.Рычков – 1769) упоминаются лишь три селения в описываемом регионе, заселенные отставными солдатами – сам пригород Заинск, Александровская Слобода (в 10 верстах от Заинска на правобережье р. Зай) и слобода Камышинка (верстах в 5 от Заинска и верстах в 8 от Кара-Елги, на левобережье р.Зай);
— практически все исследователи утверждают, что поселения отставных не представляли какого то ограниченного участка. а напротив – зачастую были разбросаны достаточно далеко друг от друга;
— на начало 1770-х годов церкви в Кара-Елге скорее всего еще не было, т.к. на все поселения отставных по данным генерала Миллера приходилось лишь 17 церквей.
— в сельских преданиях, передаваемых старожилами села Кара-Елги, одним из основателей села назывался отставной солдат петровской армии Чугун (или Чугунный), причем множество мелких бытовых деталей присутствующих в предании (Кличка «Чугун» которая могла быть зафиксирована в качестве фамилии при выдаче паспорта при отставке, имя и внешность внука и т..п.) не позволяют усомниться в историчности сведений;
— и, наконец, в период пугачевского восстания Кара-Елга была уже достаточно населенным селением, позволившим выставить отряд бойцов, выступавших на стороне пугачевцев.
Исходя из сказанного, в отношении Кара-Елги можно сделать следующие выводы:
— Отставные солдаты безусловно селились на месте, где расположено село Кара-Елга. Происходило это в тот же период, когда осуществлялось заселение Заинска, т.е. ориентировочно с 1740 по 1760-е годы. Поселение возникло, возможно, не будучи организованным Переселенческой канцелярией а стихийно, на месте разоренной мордовской деревушки, в которой несомненно проживало еще некоторое количество жителей. Количество перво-поселенцев – солдат отставников, было, полагаю, небольшим – изначально порядка 2-3 дворов, что и отличало его от слобод и селений организованных специально для поселения отставников и стремившихся укрупнению. Напомним, что в 1767 году в отчете Миллера была упомянута слобода Камышинка с 6-ю отставниками (а с учетом членов семей – с 55-ю жителями), о Кара-Елге же не было сказано ни слова. Возможно в последующем – в 60-х – 70-х годах население села увеличивалось так же за счет пребывающих отставников, однако еще достаточно долго – как минимум до середины XIX века население села еще признавалось смешенным пока предки мордовских поселенцев окончательно не ассимилировались с русским населением. Можно также предположить, что одним из первых поселенцев – солдат отставников был действительно бывший солдат по имени Чугун поселившийся, скорее всего, не позднее начала 40-х годов. При этом, возможно, что одной из причин поселения отставных солдат именно в данном месте и не на совсем «порозжем», а уже (или, правильнее – еще) населенном крещеной мордвой, было присутствие в округе разбойника Карана со своими единомышленниками, создававшими угрозу освоению края («….служилые люди прежних служеб, и даны им поместныя земли по их окладам, с которой они по нарядам конную и пешую службу служили, и пограничныя места охраняли без жалованья….»).
От сказанного мы и будет отталкиваться при нашем последующем рассказе.
Правовое положение отставных солдат — поселенцев и членов их семей
Как мы упоминали выше, доподлинно не известно как складывалась жизнь поселенцев в первое время на вновь заселенных местах. Мемуаров вчерашние солдаты не писали, да и жизнь, далекая от условий, которые можно было бы назвать спокойными, нужно полагать не очень располагала к упражнениям в словесности. Однако данные о том, какие узаконения предпринимались правительством по формализации правового положения отставников и их детей у нас имеются.
Оседавшие в Казанских поселениях (а до нового разделения губерний в 1781 г. район пригорода Заинска продолжал относится к Казанской губернии) отставные были свободны от подушного оклада, также как и находившиеся при них дети. Кстати второе указанное положение противоречило общим принципам правительства, согласно которым дети отставных либо подлежали в службу, либо должны были подвергнуться подушному обложению. То есть не привлекая детей поселенных отставных солдат ни к тому. ни к другому, Сенат как бы в самом факте пребывания их на поселении и участия в нем видел определенную службу. Однако позднее правительство признало этот порядок ненормальным и решило его отменить. Уже в 1772 году, по поводу детей отставных, поселенных на Сибирской линии возник вопрос – не следует ли положить их в подушный оклад, либо привлечь к военной службе. Решение этого вопроса было отложено, возможно и в связи с известными событиями, связанными с крестьянским восстанием под предводительством Е.Пугачева, прокатившемся в значительной степени и по землям на которых имелись поселения отставных солдат (О чем пойдет речь в отдельной главе нашей книги). Однако в последующем, дело не осталось без движения и в 1777 году Сенат по этому вопросу поднес всеподданнейший доклад, содержание которого сводилось к следующему:
- Отставные, поселенные и впредь поселяемые в Казанской, Оренбургской и Симбирской губерниях свободны от всяких служб, поборов и раскладок;
- до истечения 15 лет со времени поселения отцов, дети их мужского пола не должны быть полагаемы в оклад, по истечении же этого срока они должны быть переписываемы, при чем те из них, которые имеют «жительство и хлебопашество» при отцах (или, по их смерти, после них), должны быть полагаемы в подушный оклад наравне с государственными черносошными крестьянами с обязанностью отбывать и рекрутскую повинность;
- впредь означенных детей, как подлежащих в подушный оклад, не брать в состоящие на казенном содержании школы. Предоставляя их отцам у себя учить их грамоте и писать.
Эти предложения правительства на тот момент остались без законодательного закрепления и на протяжении еще семи лет положение не менялось.
Через 7 лет со стороны Сената было издано постановление, согласно которому предписывалось тех из поселенных солдатских детей, которые навсегда должны оставаться на поселении, полагать в подушный оклад наравне с прочими государственными поселянами. Это постановление изначально касалось только Сибирской линии но вскоре оно распространилось и на другие губернии, а именно на Оренбургскую (согласно Указа от 21.08.1784 г. № 16046), к которой был отнесен к тому времени и Заинск с 3-мя крепостями, а соответственно и Кара-Елга со всеми близлежащими селениями и Казанскую. Как позднее разъяснил закон 1787 года, на означенных солдатских детей легла так же обязанность нести рекрутскую повинность на общих основаниях.
Между тем созданное этими законами положение продолжалось недолго, и уже в конце 1780-х годов правительство решило заменить подушный оклад службою. А именно, в 1789 году было повелено всех детей отставных поселенных солдат (во всех губерниях) исключить «навсегда» из подушного оклада со сложением накопившейся недоимки, с тем, чтобы таковые впредь в оклад не полагались. Вместо того предписывалось оставлять у каждого отца для хлебопашества лишь по одному сыну (по его выбору), с тем, чтобы остальные по достижении 20 лет брались для укомплектования войск (особенно гвардии, лейб-гренадерского и лейб-кирасирского полков), в которых они должны были прослужить 15 лет. По возвращении со службы они должны были получать от казны землю, — если не имели ее раньше. Наделение служивших селян землей помощи правительства и ограничивалась, другие же средства им должна была дать семья, так как они за нее служили.
Примечательно, что в указе 1789 года о котором мы говорим (от 23.01.1789 ПСЗ № 16741) впервые в отношении отставных солдат применяет термин «пахотные солдаты». Впоследствии это название встречается неоднократно.
Установив эти начала, Закон 1789 года вместе с тем ввел и регистрацию солдатских детей: он возложил на старшин обязанность предоставлять через земские начальства в Сенат и военную коллегию подписанные и приходским священником полугодовые и годовые списки родившихся и умерших мужского и женского пола. Установленное законом 1789 года сословное положение детей отставных поселенных солдат в дальнейшем уже не подвергалось изменениям.
Не многим больше мы можем сказать и о управлении поселениями отставных солдат. Известно, что до некоторого времени поселения отставных в Казанской губернии пользовались самостоятельным управлением. После 1789 года этого управления уже не было и поселение находилось в ведении местных властей соответствующей губернии, но возможно эта перемена произошла и до 1789 года. Что касается Кара-Елги и схожих с ней селений со смешанным на конец XVIII века населением, логично предположить, что скорее всего она изначально и в процессе последующего заселения особой самостоятельностью не пользовалась а была ведении местных властей. Систему же управления в мордовских селениях описываемого нами края мы рассмотрим в отдельной главе, посвященной этому вопросу.
В заключение рассмотрения вопроса о формировании национального состава закамских селений Зай-Шешминского междуречья о которых мы ведем наше повествование следует затронуть еще один момент, оставшийся пока вне рамок наших рассуждений. Если мы, с достаточной степенью уверенности, предполагаем, что отставные солдаты русской армии (а значит, весьма вероятно – и русской национальности) оставались на поселении в населенном пункте, в котором проживали крещенные «инородцы» — мордва, а быть может и незначительное количество татар, с кем они создавали семьи? Могли ли отставники прибывать на поселение с женами?
Ответ на этот вопрос не может быть однозначным опять же в виду практически полного отсутствия фактических сведений, мы можем лишь строить некоторые предположения. основываясь на узаконениях в отношении семейного положения солдат и их жен, существовавших в XVIII веке. Что мы об этом знаем?
Основополагающее значение для положения солдатских жен в первой половине XVIII века имел изданный в 1700 году указ «о вольнице», согласно косвенному указанию которого жены лиц взятых в солдаты, могли следовать за своими мужьями. Он предписывал «новоприобретенных солдат по женам их в близкие и дальние города отпускать с поруками на срок» (ПСЗ № 1820, от 23.12.1700 г.).
Как это узаконение использовалось на практике в точности не известно. лишь в 1744 году. при производстве второй ревизии Сенатом был издан указ, более четко устанавливающий правила. Согласно им, жены людей, отданных в рекруты, могли либо следовать за своими мужьями, либо, по желанию, оставаться «на прежних жилищах», причем помещики не имели права удерживать их у себя насильно. право свободного выбора прекращалось для жен отданных в солдаты мужей лишь со смертью последних на службе. В этом случае оставшиеся в своих прежних жилищах вдовы уже не могли более покинуть эти жилища и должны были оставаться в крестьянстве.
Исходя из положений указанных законов, возможность того, что отставные солдаты прибывали на поселение с женами, последовавшими за ними в службу, и находившимися при них все время службы (которое, как мы помним ничем, кроме физического здоровья солдата не ограничивалось, а значит могло достигать и 20 и 25 и 30-ти лет) теоретически существовала. Как обстояло дело на практике мы, к сожалению, не знаем. Лишь исходя из дошедших до нас отрывочных сведений о крайне тяжелом положении солдатских жен, последовавших за своими мужьями, которым зачастую приходилось жить, «шатаясь меж двор по своей воле и не найдя иногда пристойного себе места и пропитания, привыкнуть в противность указов ходить по миру или впадать в разные продерзости», можем предположить, что процент смертности среди них был нисколько не ниже смертности самих солдат, а значит практическая вероятность того, что отставной солдат придет на поселение со своей женой, практически, на наш взгляд, отсутствовала. Не следует забывать и про ограниченный детородный возраст, который у мужчин сохранялся гораздо более продолжительное время.
Следовательно, существует гораздо большая вероятность того, что семьи отставные солдаты создавали уже на месте поселения с представительницами местного населения.
Собственно говоря, мы изложили известные факты и косвенные свидетельства и сделали на основании них определенные выводы. На этом, пожалуй, и стоит окончить наш рассказ об организации поселений отставных солдат в Закамском каре, и в частности в районе Зай-Шешминского междуречья и перейти к более конкретным событиям, происходившим в описываемом регионе.
[1] после защиты которой в 1902-же году был избран профессором экономического отделения Московского Политехнического института, где в том же году основал первую в стране кафедру Экономической географии.
[2] СПРАВКА. Рекрутская повинность введена в России Петром I в 1699 г. Люди, поставляемые в войска, продолжали еще некоторое время именоваться по-прежнему даточными людьми.
Название «рекрут» появилось в 1705 г. Рекрутом назывался в течение одного года всякий, поступивший на службу и находящийся под особым надзором старого солдата (дядьки). После прохождения рекрутской подготовки он поступал в разряд молодых солдат. С 1874 г. наименование рекрут было заменено на новобранец.
Принципы рекрутской повинности первоначально заключались в следующем:
— Рекрутской повинности подлежат все сословия и все классы населения.
— Для дворян – это личная и поголовная повинность, для податных сословий – общинная, т.е. правительство указывает только число подлежащих сдаче рекрут в возрасте от 20 до 35 лет, предоставляя право самим обществам определять, кто и на каких основаниях должен быть сдан.
— Срок службы – пожизненный.
— Размер повинности, время набора и порядок раскладки определяются особо перед каждым набором.
(Источники: Военный энциклопедический лексикон. Ч.11. СПб., — 1847.
Энциклопедический словарь (Брокгауз и Ефрон). Т.XXVIа. СПб., — 1899).
[3] Здесь хотелось бы уточнить, что в течение всего последующего изложения, там где не делается специальной оговорки, имеются в ввиду только солдаты и отставные солдаты не из дворян. Под солдатами подразумеваются все нижние чины, не имевшие обер-офицерского ранга, — сержанты, унтер-офицеры, капралы и рядовые.
[4] Эта мотивировка встречается часто. Здесь и далее приводятся ссылки на указы по Изданию «Полное Собрание Законов Российской Империи. Собрание первое» в формате «Дата, Номер указа». В данном случае: См. указы от 02.07.1744, № 8986; от 16.05.1746, № 9287; от 09.02.1755, № 10 355; от 18.01.1757, № 10684.
[5] См. например указ от 20.01.1716 г. № 2983.
[6] Вот как, например, говорит Регламент о управлении Адмиралтейства от 5.04.1722 г № 3937 (Гл.1 п.58) о поводах к отставке, в существовании которых адмиралтейская коллегия должна была каждый раз удостовериться: «первое, что он болен или увечен, и отчего он службу воинскую более продолжать не может. Второе, о его старости, дряхлости. А кроме сих причин или особливого указа из службы не отпускать».
[7] Ден В.Э. Население России по пятой ревизии. Подушная подать в XVIII веке и статистика населения в конце XVIII века. Том второй, часть вторая. Москва, Университетская типография, страстной бульвар, 1902, стр. 8-33
[8] В 1732 году существовало предположение перевести на эти опустевшие места ясачных чуваш и черемис из Свияжской провинции, где их близость была опасна корабельным лесам (см. указ от 27.04.1732 № 6032). Между тем этот проект не был осуществлен, и названные инородцы были вероятно переведены на другие прозжие земли за Камой, о коих в приведенном указе так же идет речь.
[9] См. указ от 11.02.1736 г. № 6887, п. 4 и дословное повторение этого пункта в указе Кирилову от 11.-2.1736 г., № 6889, п.14. Это предписание было опубликовано печатными указами от 10.04.1736 г.
[10] ПСЗ №№ 6887 и 6889
[11] Относительно этой ссуды было установлено, что первые 50 дворов каждого нового поселения (и то в течение лишь первых пяти лет его существования) должны были получать по 10 рублей на семью. Следующие 50 дворов – по 5 рублей, когда же число дворов достигало 100, выдача ссуды от казны должна была прекратиться. А вместо того вновь поселяющиеся должны были получать таковую от прежних поселенцев, «понеже они между тем могут обзаводиться». Всего для выдачи ссуд было ассигновано 6000 рублей.
[12] Указ от 15.02.1739 г. № 7757. Цель, которую преследовало поселение отставных, хорошо характеризуется в следующих словах, в которых правительство сравнивает поселение в Оренбургской и Казанской губерниях: «и хотя…. Определенные к поселению в Казанской губернии и не в такой службе, как вышеописанные (т.е. поселяющиеся в оренбургской) употребляться имеют, однакож в близости к степным народам жить будут и, когда поселяться, то во время неприятельского нападения не токмо сами себя, но и других оборонять должны». В виду приведенных обстоятельств указ от 16.05.1740 г. № 8107. П.7 повелел «для осторожности…. От степных народов» снабдить поселяющихся отставных «ружьем», амуницией и порохом, на первое же время он предписывал даже командировать для этой цели «из казанского гарнизона солдат из служилых казаков откуда надлежит, сколько потребно будет по рассмотрению Казанского губернатора».
[13] Малахов В.С. Очерки по истории Заинска. Набережные Челны. Из-во КАМАЗ, 1992 стр.43
[14] См. например указ от 16.05.1740 г. № 8107 п.14, где предписывается отправлять такую партию из Казани «на обывательских подводах или по способности до тех мест водой».
[15] Николай Рычков, Журнал или дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства 1769 и 1770 году. СПб. При Академии Наук 1770 г.